|
Деньги на любовь
Название придумала Галчонок ей и посвящаю!
Ремарка, за скобки вынесенная [ ]
Если бы я хотел привлечь к этой книге внимание людей с высокими духовными запросами (разумеется, крепко-накрепко скреплёнными скрепами), то обязательно написал в аннотации следующее: книга в четырех словах - о добре и смерти, о любви и зле; если бы я хотел, чтобы её купили натуры меркантильные, то упомянул бы невзначай, что в ней описан действительно реальный способ выигрыша на рулетке; если бы мне нужна была милость целевой аудитории гоняющихся за модой ветрогонов, я обязательно написал что-нибудь по латыни mobi lidius yobi, они бы ничего не поняли, но стали бы повторять и украсили бессмыслицей свои майки и, быть может, даже тела; если бы мне нужны были головы фанатиков, то я мелким шрифтом резанул им по глазам следующей фразой: только для избранных (или для сумасшедших); концептуалистов можно было заарканить редким шрифтом и зелёным его цветом (лучше цветом влюбленной жабы) по черному фону; постмодернистов – прилагающимся к книге компакт-диском с порно (или комиксами, или анимэ-порно); если бы возжелал укрепить данную книгу на полках людей респектабельных, то обязательно заказал бы обложку из кожи крокодила альбиноса; если бы претендовал на близость к народу, сделал бы её мягкой, дешевой и не больше размеров кармана джинс (телогрейки); если бы хотел понравиться большинству, то вынес бы голую барышню на кровать, обсыпал её купюрами и золотыми монетами, дал в руки пистолет, сфотографировал и тиснул на обложу получившуюся штамповку в стиле ню, еще изменил бы название, а в предисловии пожаловался на тяжелую творческую долю современного писателя и обязательно упомянул, что сам я не местный, отстал от поезда и мне крайне нужны деньги на алименты, что развода бы не дал, так как люблю детей, а мне не дают с ними видится, потому что я сижу за решеткой за критику нашего последнего государственного строя и формулировку русской идеи в нецензурном варианте; если бы старался пролезть своей книжонкой в спальню прыщавых подростков (особенно женского пола) обязательно упомянул, что в книге есть одна любовь, один труп и один миллион денежек; жадюг прельстил бы распродажами по себестоимости; доверчивых – розыгрышами поездок на море; эстетов сразил бы преуменьшением первых трех букв в моем имени, и преувеличенными последними тремя буквами; для сюрреалистов поменял бы имя на Сюргей, если бы…
А для вас, самые терпеливые, скажу без частицы "бы": предисловия не будет, потому что пора уже написать про деньги на любовь.
Первые штрихи
Любовь - это радуга. Её невозможно купить. Но можно создать. Правда тогда – о парадокс! - потребуются деньги, ведь мы говорим о большой радуге, хотя и простой шланг для полива тут может сгодиться. Когда смотришь на радугу или даже её создаешь, можно не думать о деньгах, просто смотреть или создавать. А можно ломать голову до сумасшествия (обычно это происходит на безрадужье, или когда нет денег) на тему: как самостоятельно создать радугу или чем её подпитывать. От этого можно даже сойти с ума. Но и тогда радуга не исчезнет. Если она есть.
Сейчас я много думаю о радуге. Что это, гармония цветов или просто их смесь? Ведь белый свет разлагает простая призма и мы видим: красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый. Так и краски можно расположить на палитре - по порядку. А можно разбросать как угодно душе. А можно ограничиться двумя - белым листом бумаги и серым карандашом (грифель никогда не бывает черным). Или взять тушь - тогда держись. Провел линию – уже не исправишь. Как в жизни. Да, можно вернуться и что-то попробовать заново, и на рисунке можно ошибочную линию зачернить другой, изменив русло получившейся реки туши, но та, первая, изначальная линия не исчезнет от этого. Никогда.
Сколько родилось у меня рисунков? Мало. А хороших и того меньше. Попробую вывести штрих за штрихом еще один. Тот, который мы часто величаем жизнью. Возможно, это действительно наша жизнь, а может, лишь рисунок. Мы - как грифель или тушь (или есть разные люди, есть грифеля, а есть чернила) выводим свои судьбы на чьем-то листе. Выводим собой. Или нами выводят. Впрочем, не дело грифеля осмысливать свое бытие, точнее сейчас для этого не время. Вот нарисую, а потом подумаю. Кстати, за рисунок кто-то будет платить, или он бесплатен? Опять самокопание, раз начал шелушиться графитом о тёрку, так уж и не отвлекался бы ~
До смерти четыре штриха
Небо было цвета бедра испуганной нимфы. Ничто не предвещало беды.
Сейчас я живу на острове. Он такой маленький, что при желании его можно обойти за день, это если не торопиться, а если на моторке кругаля дать, то и того быстрее выйдет. Ясное дело, что вокруг этой обители, приютившей меня в трудную минуту биографии, расположилось вовсе не суша, а совсем даже море. Настоящее. Можно даже сказать: океан. С рыбой. Рыбы в здешних соленых угодьях настолько много, что местным аборигенам её не съесть и за тысячу лет. Впрочем, столь долго здесь никто не живет. Я же, когда выхожу в море на лодке и закидываю снасть… вылавливаю добычи в количестве «курам на смех». Половина рыб из той горстки, что достается мне от морских смотрителей, красива, но несъедобна, другая половина настолько мала, что я из гуманности выбрасываю этих подростков за борт, вместе с вышеупомянутой первой половиной. Рыбалка, одним словом. Местные зовут меня Бакася, что в переводе с птичьего языка значит Раззява. Это прозвище как нельзя лучше подходит для описания того, кем я был и кем я стал. Раззява.
А когда-то я жил далеко-далеко на востоке, или на западе, смотря в какую сторону башку направить. Но точно на севере. Да, ведь не на юге же отсюда. Верняк. Хотя и через юг можно туда посмотреть, но выйдет дальше. Жил в чуть более чем миллионом и чуть менее чем тысячелетнем городе Казани (что в переводе с птичьего не то котел, не то дрова, не то черти-полосатые, не то казнь твоя, раз родился там, но сие есть маловажное обстоятельства для рассказа).
Достаю из портативного холодильника банку с «почти что совсем натуральным» прохладительным напитком - соком – уж слишком лениво лезть на пальму, собирать плоды и выдавливать действительно натуральный, да и организм и так слишком пропитался свежевыжитыми витаминами, открываю, передаю Маше. Так я зову креолку красоты потрясающей, танцовщицу доупадническую и настолько сексуально изворотливую в своей любвеобильности, что для описания данного явления бытия еще и словца не придумали нематерного, да и одним матерным не обойтись, пожалуй. Вторую банку – уже себе. Чпок – открылось дитя буржуйских технологий. Первый глоток люминиевое вместилище ополовинил и в почки направился холодок с углекислыми пузырями. Хорошо! эгегейкаю от переизбытка чувств. Маша лишь лениво щурится на меня и по её глазам сиренево-туманным я понимаю, что скоро она попросит мал-мала денежек. Их у меня много, но так было не всегда…
Хорошо, что Маша практически ни бельмеса не понимает по-русски. Потому, даже когда она лопочет – для меня это шум. Когда вслух говорю я – это шум для нее. Когда мы любимся, тогда языки наши общаются без дремучих слов-посредников. Ну а на едином для нас вербальном поле – английском языке – мы в основном молчим. И слава Богу!
По крайней мере, в молчании, что совсем не то же самое, что тишина можно предаться воспоминаниям. Вот за что я уважаю Шопенгауэра так это за его смелость (а вы грешным делам подумали, что я только и умею, что алюминиевые банки открывать, да балакать на жаргончике молодежном – в точку, в точку). Не побоялся Артур (такое татарстанско родное для меня имя) изгнать из бошек людских иллюзию свободы воли. Если пробежаться по тем "ключевым" вешкам моей судьбы, что вывели меня из города далекого к острову близкому, как волка красные тряпки отправляют на встречу с пулей свинцовой, то ни убавить, ни прибавить – все одно выходит: дай мне еще тысячу шансов, и я бы поступил в точно этих же обстоятельствах точно так и никак-с иначэс. Да-с.
А волны качают нашу лодку ритмично, а в месте с лодкой ритмом морским-степенным убаюкиваемся и мы с Машей. Урагана не предвидится сегодня, и даже маньяна (завтра) его не ожидается – точные прогнозы получаю из интернета, а местные – от колдуна. Я их сравниваю и вывожу статистику, но пока не разобрался: кто точнее видит сферы (атмо-, гидро-, не говоря уж о био-). Можно расслабиться и предаться… после всего, что между нами с Машей уже сегодня было, лучше не совместному потоизвержению, а воспоминаниям… тем более мир постепенно гаснет и превращается из бирюзового в антрацитовый, а там и до берлинской лазури недалеко…
Когда-то я жил в Казани, работал сторожем в магазине «Балаклары» («Подарки») – очень простое двухэтажное здание «стекляшка», советской постройки, серее серого, фасад выходит на пешеходную улицу Баумана или местный Арбат, пил в основном "Казанскую люкс" (это водка такая) с "Фантой" (химический напиток такой) или без оной. И думал, что это временно. Так оно и вышло.
Если попытаться описать свою любовь, то выйдет приблизительно такая корявая словесная конструкция (тяжело художнику, не рисовать, а писать): миниатюрная жгучая брюнетка (натуральная, сейчас же девчонки красятся так, что Боже мой!), темные глаза, широкие скулы, явно, что кровушки в ней перемешано и русской и татарской и еще много какой другой. Коктейль получился гремучим – завораживает. Но слаб я еще определять красоту любви словами. Уж лучше свой портрет дам от заворота таланта в кукиш: высокий, русый, нос – еврейский, прическа – аля скинхед, глаза – серо-зелёные с вкраплением коричневых пятнышек (или муара), пальцы – мечта пианиста, сложение – строителя своего тела, но на перекуре (мускулы довольно скупо по костям разбросаны, скорее по принципу телевычитания, чем телосложения), ноги – чуть косолапят, наверное, в собственных волосах заплетаются, этой черной поросли не только на нижних конечностях, но и на груди полно – юг о себе напоминает, подбородок – однозначно от варягов. Если учесть, что с моим рождением не все так гладко обстоит, как мне в детстве родители рассказывали, то на лицо полная генная политкорректность (что у меня, что у нее). Гибриды мы, короче. Нас бы взяли и в места обетованные избранного народа, и в резервации для людей высшей расы – все возможности были пред нами открыты. А мы жили-были в Казани начала XXI века. И не рвались пойти по этим двум путям. Можно даже вывести: шли путем третьим.
Опять же легко быть богоизбранным или принадлежать к высшей расе, вы попробуйте прожить свою жизнь человеком и по-человечески.
Я смеюсь над твоими веснушками,
Что над шрамом кривым разлеглись.
Почему-то так бывает, что-то решаешь априори (до опыта): вот этой девчонки обязательно нужно дарить цветы, а потом уж с ней спать (в смысле трахаться), вот этой – дарить не обязательно, а вот с этой ты если и будешь спать рядом, то только в прямом смысле этого слово. А вот на эту надо тратить деньги, какими бы светлыми у тебя к ней чувства ни были. Глупость несусветная, но кто сказал, что мужики – умные. Бывает, бывает, но только не по весне, точно не летом, уж конечно не осенью и никак не зимой. Возможно, между пятницей и субботой есть пара секунд, когда разум просыпается в нас и… но мечтать не вредно, тем более занятие это бесплатное, а значит не напрягающее мошну. Да, уж если на бабках (злате) заклинило – так не расклинит даже клизма скипидарная.
А тут еще и первое наше прощание. Как знак, или звон между ушей – бом! – и эврика лампочкой Ильича (она же Ладыгина, она же Эдиссона) в мозгах разгорелась. Когда мы первый раз выпили эту гнусную химию, под названием джин-тоник (там не было ни джина, ни тоника, спирт даже не "Люкс", а "Экстра" разбодяжили чем-то химическим, - тьфу! даже говорить о такой субстанции дерьмоподобной не охота, ибо создатель напитка энтого будет корчиться в преисподней веки вечные, да и вариться он будет не просто в крутом кипятке, а в этой им придуманной костеразъедающей субстанции), но раз твоя любовь любит джин-тоник, то ты без вопросов бежишь за ним в "Сияние". Знатный, кстати, магазинчик, он сохранил какое-то очарование от Совдепии и в то же время приобрел легкий налет "под евро". Так вот, когда мы первый раз сознательно вышли из "Подарков" вместе. Хотя более точно будет сказать так: рядом. То по только что выпавшему снегу тотчас скрипнули шины "гранд-чероки", причем «гранда» заряженного, с движком максимально возможного объема, стеклами максимально тонированными и кузовом максимально блестючим (воском натерто, да еще всякими хитрыми добавками).
- Пока, Валенсио, - сказала мне моя любовь и впорхнула в уютное гнездышко, стоимостью никак не меньше пятидесяти тысяч ненаших денежек.
Так впервые между нами встали деньги. Точнее, между мной и ей. Ведь это только на меня тьмушка напала. Эксклюзивно!
Тьмушка – это противоположность просветления. На востоке подобное переживание называют сатори, хотя что слово "переживание", что слово "сатори" – один хрен ничего не объясняет, ты либо его испытал, либо глупо глазками по буквам щелкаешь. О сатори пока помолчу, а первый раз сознательно я поймал тьмушку лет в пять или десять отроду (слиплось прошлое) в Москве - столице нашей тогда общей родины СССР, когда прочесывал "Детский мир" на предмет интересных игрушек. Но сначала о светлом поведаю. О бетономешалке. Получается, это все-таки было мне ближе к пяти годикам, чем десяти. Среди прилавков с дорогущими игрушками на дистанционном управлении. Среди серебристых луноходов. Среди разнообразных машин, и хитрозадуманных конструкторов. Я наткнулся на очаровательное. На дешевую, простую, пластмассовую бетономешалку без мотора. Просто колеса, кабина и бетономешалка в форме груши. Больше ничего. Да и стоила она то ли рубль с копейками, то ли просто копейки. Дешевка, одним словом. Но я все тянул моя маму к прилавку именно с этим чудом и настоятельно призывал купить мне бе-то-но-ме-шал-ку! У-у-у- какая она была. Больше, чем весь остальной "Детский мир", да что там детский – больше, чем целый мир со всеми взрослыми! Мая мама тогда даже пробовала меня уговорить приобрести что-нибудь подороже. Ведь рядом кружились железные дороги (мечта!), маршировали серебристые роботы, мяли прилавок колеса лунохода. Но я уперся – бетономешалку и всё! Наконец мои цепкие лапки заполучили предмет вожделений. Не помню, долго ли я ей играл. Не помню, что с ней стало дальше. Но как из всего "Детского мира" – а это был действительно мир, для меня провинциального дитяти – я выбрал именно красно-желтую бетономешалку, я запомнил на всю жизнь. И это было полное и всеобъемлющее счастье. Наверняка, это не было сатори, но до него оставался лишь шаг. Я бы мог в космос улететь на этой бетономешалке – такая легкость в теле образовалась.
А тьмушку я поймал так: уже модельки собирал (а значит, все же мне было не пять лет, а побольше, но было ли десять – вопрос). И снова столица. И снова "Детский мир". И вот там я увидел троих молодых людей, стоявших около лестницы, на перекрестке или в нише – не помню где, помню, что они как бы были вне потока, снующих туда-сюда людей и детей (а дети - они люди или ещё нет, или нечто большее?) И один из "троицы" них вертел в руках модельку новой «Волги» (тогда они только появились, я имею ввиду сами автомобили). В Казани такой модельки было не найти днём с огнем. А тут вот она, значит, её где-то можно купить! У меня глаза загорелись. Я обратил внимание мамы на сие чудо из чудес. Она мне и сказала: "Подойди, спроси, где можно купить". Я переборол свою врожденную стеснительность (все же подходить надо было к высоким дядькам, это для меня они сейчас были бы скорее всего молодняком-неразумным, а тогда – высоченные дядьки, взрослые уже люди), и подошел. И спросил.
- Где вы купили эту "Волгу"?
Молодой человек посмотрел на меня сверху вниз и бросил так небрежно:
- В Гонконге.
Вот тогда я и словил первую свою тьмушку. Возможно, она была не первой. Но она первая, которую я помню. Свет и радость, которые я предвкушал… разом пропали. Меня стал потихоньку окружать мрак. Я понял: я никогда не буду в Гонконге и никогда у меня не будет этой модельки. И наступила тьма. Это сейчас, пересматривая заснятый памятью фрагмент своего прошлого, я понимаю: парни были, скорее всего, фарцовщиками. Стояли в магазине и ждали либо иностранцев, либо наших, с которыми у них были дела (слова бизнес тогда еще не знали). А тут какой-то малец чего-то лупоглазится и губами шевелит. Почему бы над ним не пошутить. Пошутили. Может быть, они даже посмеялись (при мне из них никто не улыбнулся – все косили под немногословных мачо, - но как знать, что было потом, может, посмеялись как ловко проткнули окурком пузыря и тот весь воздух из себя выпустил. Не знаю, как дальше сложилась их жизнь, может, кто-то из них сейчас в правительстве, или в тюрьме или уже умер). Сейчас я улыбаюсь. Прямо в мои солнцезащитные очки пялится большое экваториальное солнышко. Я так и не побывал в Гонконге (и нет к тому никаких предпосылок). И у меня никогда не было модельки "новой Волги" (новой – по тем временам, после, разумеется, ГАЗ выпускал и другие модификации).
Раз об игрушках зашла речь, то без бульдозера не обойтись. К бульдозеру, дамы и мужланы! У меня в детстве был бульдозер, именно бульдозер, а не трактор, у него, во всяком случае, был нож или отвал (я не знаю, как правильно называется эта мощная железяка, наличие которой превращает обычный трактор в его "благородного" коллегу - бульдозер, но это не суть важно). Он был стальной, светло серый, с резиновыми гусеницами и без электродвигателя, это была простая дешевая игрушка, которая, однако, мне очень нравилась. Так вот, периодически я терял этот бульдозер, подробностей я уже не помню, но дети имеют такую способность - терять нечто даже немаленькое и неплоское в пустой комнате (взрослые тоже теряют, но они за свою жизнь научились списывать свои промахи на судьбу). Когда до меня доходило, что моего любимого бульдозера со мной рядом нет, я предпринимал усиленные поиски землеройной машины (так расшифровывает слово "бульдозер" толковый словарь). Бывало, сначала я начинал искать его во сне, а уж только потом переносил поиски в эту реальность. Находя бульдозер, я минут десять катал его по полу туда-сюда, успокаивался его наличием и в скорости снова терял. Так продолжалось несколько раз. Я точно не помню, когда я его потерял в последний раз, но сейчас его нет в моей коллекции моделек (автомобили, масштаб: 1/43) и любимых игрушек (а я старался сохранить дорогие мне игрушки даже когда они теряли некоторые из свои запчастей).
Когда мальчишки становятся больше, их игрушки становятся дороже, а самые дорогие игрушки мальчишек совсем даже не железные дороги или яхты (мы сейчас говорим о настоящих железных дорогах и настоящих яхтах), а женщины, девушки… для особо старых и развращенных девочки. Впрочем, игроки и игрушки часто меняются местами…
Стучу по клаве ноутбука
И понимаю: в чем-то я не прав
Но ни в чём, ни где, ни как – сказать не могу. Знал бы – сделал бы всё не так, а по-другому. Огромнейшая и одна из сильнейших иллюзий человека – можно сделать по-другому. Ага, блин. Было бы можно – сделали. А так нечего сопли оранжевые по небу лазоревому размазывать! Вечно нас не устраивает Вселенная. Всё подмывает её поворотить к себе-Любимому передом, а ко всем остальным задом и… аж трясет от вожделения. Только вот даже те, кто вроде бы имеет административный, военный или денежный ресурс, при наличии точки опоры не могут сдвинуть даже одну отдельно взятую галактику хотя бы на толщину волоска. И поэтому не рыпаемся и терпеливо перемалываем своими жвалами слюну времени. Сегодня строптивая девка Вселенная к нам не повернулась, а вот завтра уж точно. Так до могилы и ждем-с…
А вот аккумуляторы у моего компа знатные. Не какие-нибудь компьютерские-шмапьютерские, которых на три часа хватает или на пять, а реальные (спасибо Казани-матушки прозомбировала мою подкорку своим ни на что не похожим арго) – от хорошего мотика. Адаптер сам паял, более того, сам же и схему его придумал (без схемы каждый дурак спаять может). И в итоге имеем: ноутбук, через провода белого и черного цвета - сам выбирал, чтобы кошерное Дао выходило, а не какой-нибудь педерастический (или гейский и это еще мягко сказано) сюрр - питается от тяжелого ящичка, где и аккумулятор и схемка самопальная. И работать без перерыва может моя "тачка" сутки. Ну пусть не сутки, но шестнадцать часов подряд я на ней корпел, когда особо настырные и ненасытные музы спустились ко мне с Парнаса, и никакие лампочки, предупреждающие о севших батареях, даже не думали моргать! Но аккумулятор – не более чем питание для ноутбука, но даже и эта шибко сноровистая электронная машина - не более чем инструмент, помогающий фиксировать прошлое.
Познакомился я с Кешей в авто, мы подружились и уж так получилось, что расстались мы с ним тоже в авто. Но обо всем по порядку, то есть так, как на самом деле не бывает. Голосовал я. Тормознула потертая жизнью бежевая "копейка", а в ней такой низенький, но широкий парниша, типичный гопник, но с доброй улыбкой на добром же лице, а это согласитесь в наше время редкость. За полтинник договорился доехать от центра города до своего ныне родного проспекта Победы (а он длинный, в каком-то неизвестном мне месте переходит в Южную трассу, на нем и девчонки стоят – короче не улица, а целая жизнь, а мне было надо далеко – чуть ли не до остановки Сахарова допилить). Для ночи – тариф нормальный. Вдвоем бы вышло дешевле, если конечно не с барышней едешь. Я ехал без барышни, да к тому же без той единственной и неповторимой, без которой в этой "копейке" ехать было наиболее тяжело. Ус спидометра дергался около цифры 100, счетчик наматывал километры, а мы с водилой разговорились. Ему не хотелось рано забуриваться домой к жене, а мне не хотелось домой без жены. Сошлись на том, что не грех выпить водки и побалакать за жизнь. Я честно предупредил, что полтинник у меня последний. То есть крайний, как говорят пилоты.
- Не беда, будем живы, будут деньги! – сказал Кеша (мы уже и познакомиться успели).
По пути заехали в магазин шаговой доступности, бдящий все 24 часа, и отоварились. И, как я уже сказал, подружились. Он – бомбила, другими словами таксист без шашечек (вам нужны шашечки или поехать?), я - художник, рисующий крайне редко, потому что раздолбай, или по-птичьи Бакася.
Почему мне не хотелось домой? Живу я с родителями. Родители у меня чудные. Но как бы не мои, не для меня. Как тут объяснишь... это надо пережить. Мама у меня учитель, а папа – адвокат. Посему выходит, что с детства я окружен Знанием и Законом. Воспитывали они меня не по какой-нибудь модной книжке, вроде "как воспитать ребенка гением и не пожалеть об этом", а душевно. Любили, находили время поиграть, хотя работали всегда много. Мама пыталась привить любовь к русской литературе школьникам средних и старших классов (дело это крайне неблагодарное), а папа – он у меня фанат свой профессии, защищал по большей части тех клиентов, которые не могли заплатить. Над ним в юристских кругах (Так не говорят, да? А мне всё равно!) подшучивали: у нас в республики есть один честный адвокат Дёркин. Шутки, юмор - тут понимать надо, как например: десять тысяч мертвых юристов на дне моря – неплохое начало для анекдота. Так вот, время для меня они находили. Помню, как мама откладывала тетрадки с сочинениями и читала мне, а папа, копаясь в толстых книгах, успевал качать меня на коленях (я воображал себя лётчиком). Смешно, пилотом я не стал – высоты побаиваюсь, а с парашютом не прыгал ни разу. Не так боюсь, чтобы панически, но на балконах четырнадцатого этажа чувствую себя не уютно. По мне второй этаж – и больше не надо! Ну на кой ляд нужен третий этаж, а? На момент начала нашей, вашей или моей истории мы жили на четвертом – оттуда вид на асфальт меня не напрягает и прыгнуть вниз не хочется, к тому же подняться по лестнице на одном дыхании можно, так что лифтом я не пользуюсь. Странно только то, что ни русскую литературу, ни закон я не люблю. Более того, испытываю к ним надо сказать некоторое отвращение. С литературой это еще как-то проходит. Например, Федор Михайлович Достоевский – один из двух моих любимых писателей (второй, или точнее первый – Франц Кафка), но до сих пор меня воротит от многих произведений наших классиков. Быть может, это потому, что я их читал много и рано. А к закону отвращение стойкое. Вот справедливость я люблю, чту и уважаю, а закон – нет. У нас же как: был бы человек, а статья найдется. Так и живем до сих пор. Какой уж тут закон. Кто сильнее, кто по лестнице власти забрался выше, кто к кормушке прилип поближе и нахапал – тот и прав. Волчьи обычаи. Цивилизация нам еще и не снилась. Только романтики, вроде моего отца, во что-то верят и что-то пытаются изменить. Мать-перемать!
Вот смешно, ни до работы в "Подарках", ни после я так не выражался часто. А в магазине – это как бы мое устойчивое словесное кредо. Нет, продавцы, точнее, продавщицы от мата не морщатся. Но все же не будешь же перед девчонками материться так же часто, как в компании мужской. Вот у меня это мать-перемать и вырвалось. И обрело свою жизнь независимую, и прилипло, как ярлык, к языку. Как ни выплевывай – не выплюнуть. Можно даже сказать так: кто в магазине чаще всех мать-перематькается, тот и есть я. Бакася. Все мы играем роли. Некоторые роли мы выбираем, некоторые выбирают нас. Но раз выбрали – так играем и стараемся это делать хорошо. Вот и я, раз уж повелось, в нужной ситуации говорю ни что-нибудь, а именно: мать-перемать!
А с Кешей. А что с Кешей? Напились мы тогда. Ему мозги начала компостировать ещё ночью по сотику жена. Мне – утром без подручных технических средств похмелье. Одно огорчало: надо было идти на работу в "Подарки". Одно радовало и поднимало на ноги и влекло в переполненную маршрутку: надо было идти на работу в "Подарки".
Картинки из "Балаклары".
На первом этаже дежурил Эдик. Он, несомненно, был бы богатырем или батыром, если бы родился не в наше мелкое, а в богатырское время. А так человеку не повезло. Его интересовало две темы, тесно перевязанные с двумя личностями: восточные боевые искусства (Брюс Ли) и культуризм (Арнольд Шварценеггер). У Эдика дома не было книг, кроме тех, что жизнеописали биографии этих двух очень разных людей. Или серьёзные труды с картинками как накачать именно эту мышцу, а не какую другую, опять же как правильно бить ногой в челюсть врага своего с уважением (ведь главное дух, а не удар ногой), ну и так далее. И конечно у него имелись все кассеты, со всеми фильмами Брюса и Арнольда. А как иначе? Но нельзя добиться многого в разном. Поэтому Эдик не стал ни известным строителем своего тела (хотя объемы у него были по сравнению с обычными человеческими – весьма достойные и внушительные), ни ушуистом-кунгфуистом на уровне мастера, хотя черный пояс у Эдика дома где-то лежал. В магазин он попал не случайно. Натура его требовала приключений. Посему он работал вышибалой в разных клубах Казани, от настоящих гадюшников, до заведений, пытающихся быть респектабельными. Но уж слишком он любил помахать кулаками-ногами, его и отчисляли за излишнее усердие. А однажды Эдик женился. Он, наверное, и сам толком не смог бы объяснить: как это все вышло. Но вдруг – и он женат, снова вдруг – и у него дочка. А жена Марина очень четко понимала, что можно в муже изменить, а что – нельзя. Посему кассеты и книги с изображениями Ли и Шварцнеггера сохранились, а вот работа поменялась кардинально – Эдик стал охранником в магазине. Вроде бы всё едино – охрана. Ан нет, тут ни девок обдолбанных и (или) ищущих съёма, ни драк каждую ночь, ни поножовщины. Здесь днем работают и работы для охраны весьма мало, если не сказать больше: её почти нет. Ну разве это труд - не пустить в магазин детей подземелий или малолетних беженцев, да изредка шугануть наркоманов, пришедших стыбрить чо-нибудь на очередную дозу? Плёвое дело. Зато с рацией муженек ходит, зато в костюме – солидно. Дома бывает с точностью хронометра вечером, причем трезвый, без следов помады на лице и синяков под глазами. Ни тебе сбитых костяшек, ни порванных маек. Эдик лишь изредка вздыхал, вспоминая былое… Но потом мотал головой и терпеливо тянул свою лямку. Или ляльку. Хотя Марина, если называть её лялькой (а за такое можно и схлопотать, сначала от неё самой, а уж потом от Эдика, а после так может случиться, что уже второго удара не понадобиться - будет поздно), была лялькой весьма красивой, очень стервозной, но при всем при этом домовитой и верной, она в свое время прошла те же ночные клубы-гадюшники, секс-наркотики без рок-н-ролла, пьянки за городом и в городе и много чего еще. Но потом что-то в ней стукнуло и она вышла замуж. Очень грамотно вышла.
Сумасшедшие
У каждого большого магазина есть свой сумасшедший, а то и два. Не знаю как в магазинах мелких – не работал там, обстановку оценить не могу. В "Балакларах" контингент закреплённых – а так можно было назвать личности, которые окучивали магазин, - составляли: копеечка и директор. Копеечка – это женщина, окончательно сбрендившая, возможно, я не точен в диагнозе, но стоит заглянуть в её очень-ярко-синие глаза, глаза такие глубоко-синии, что вы имеете право поставить слово «очень» перед «ярко-синими» - с ними не шли ни в какое сравнение любые фотографии мордашек в модных журналах, это я вам авторитетно заявляю, я вообще не видел людей с более синими глазами, хотя как художник замечаю такие детали (обычно люди не акцентируют внимание на цвете глаз собеседника или прохожего, плавно проплывающего мимо, а я фиксирую), и становится ясно: разум этого существа если и отпускался творцом, то не дошёл до места назначения. У неё каждый день был праздник с официальным поводом: то дочка родится, то кто-то там женится, то опять дети, то день рожденье детей и так далее. И протянутая рука. Кто-то туда мелочь положит, кто-то конфет или печенья. Копеечка всему рада, за все благодарит: «Бог вам поможет!» - и улыбается и заглядывает в ваши обычные глаза своими небесно-голубыми, и из каких чертогов лился этот неземной голубой цвет? Так и хочется подумать: тебе бы помог (но, может, помог?) Соберет урожай – и на выход. А на выходе Копеечку ждет её мать, то ли алкоголик, то ли тоже слегка с прибабахом, то ли все вместе. Но разума отобрать всё собранное Копеечкой в магазине, у той хватает. Потом они пьют на эти деньги и, видимо, на еду не тратятся совсем. Одета Копеечка как капуста: всего много накручено, вокруг её худого тела, сразу и не разобрать что поверх чего. Но карманов много. Почти всегда она в платке.
Директор - дело другое. Его разум покинул после смерти жены. Любил он её. А она умерла. Этого не изменить. Причем, чем больше времени проходит, тем глубже сумасшествие директора. Видимо, обратки нет, раз разум ушёл, то всё только хуже и хуже. Это не сам я вычислил, продавцы, кто подольше моего в магазине срок отбывал, рассказали, что раньше у него лучше было с головой, да и выглядел он более презентабельно. Директор, как и Копеечка регулярно совершает обходы. Он думает, что он всамделишный директор магазина «Подарки». Серьезно. Контролирует "свою" территорию, свое хозяйство, свою вотчину. Ага. Маршрут выверен, все отделы обойдет, ни один не забудет. Он не просит милостыни, но от подношений не отказывается. Ему дают только намеренно. Если Копеечка просит и может разжалобить своим видом, то Директору ты или даешь или нет. Он следит за порядком. Может отчитать продавщиц за то, что отдел поменял свое место. В магазине же такое часто – отдел, был, потом съехал, или переехал на другое место, или его сдвинули лишь чуток… Кто не знает историю директора, тот может подумать, что их всерьез отчитывают и ответить. Заведется дискуссия. На полном серьезе. Тогда уже не знаешь, кто и с ума сошел. Но пройдет время и определишь: Директор. А мы, вроде как, нормальные. Потому что в большинстве. Пока. Драное пальто, такая же шапка, потоянное безшарфие. Мутные, серопрозрачные глаза. Сквозь них почти не видно того, что делает человека человеком. Но если так далеко не заглядывать, то Директор на человека похож. Создает ещё видимость. Что с такими делать, никто у нас не знает. Вероятно, койки в психушках все заняты, вот и гуляют на свободе психи.
А бывают и пришлые с-ума-со-шедшие. По весне или в полнолуние – обострения. Вот случай был. Стою я на посту, то есть, у входа на второй этаж. За спиной – барная стойка, за ней – Татьяна, вся такая ладная и светящаяся – продавец-позитив. На самом деле она работает в отделе мужской одежды и ничего, разумеется, на прилавок не разливает, но уж больно её стол похож на стойку бара. Тут дверь второго этажа открывается и с ходу ко мне обращается паренёк с бегающими глазами:
- Мне тут зуб фарфоровый, - показывает мне свой зуб, - надо залечить, а денег нет.
Я охранник ко всему привычный, но тут оторопел. Спасло лишь то, что по природе тактичен, да и по инструкции у нас всё чётко: «покупатель всегда прав» (пока не станет не прав), ну и вроде как с ними надо повежливее, насколько у тебя терпения хватит. Посему ответил на автопилоте, нейтрально:
- Вы по какому вопросу?
И тут сзади донеслось:
- По процедурному? – это Татьяна вынырнула из-за барной стойки и вклинилась в наш разговор, съюморила на ходу, она такая, она может.
Паренек обогнул меня и кинулся к Танюше. Я за ним, отстаю на шаг. Как телохранитель. Он роется за пазухой. Я настороже – могу в любой момент пресечь, если, конечно, будет что пресекать. А парень достает обыкновенный автобусный билет и со смаком кладет его пред Танюшей на её стойку барную, всегда чисто протёртую.
- Мне к гинекологу! – объявляет во всеуслышанье он, поворачивается ко мне: - Я вижу у вас и стоматолог есть. К нему я зайду попозже.
Тут я выпадаю в осадок и это не метафора. Но не до конца. До конца я в осадок выпал после слов Танюши:
- Вы знаете, молодой человек, гинеколог сегодня не принимает. Что касается стоматолога, то видели на первом этаже ящики? (там въезжал новый отдел и был легкий беспорядок) Это к стоматологу пришло новое оборудование. Он сегодня не работает!
И все это на полном серьезе. Я уже не знал куда падать и где мне смеяться, или не смеяться где. Но держусь на ногах - чисто на воле или на представлении о ней. А парниша достает из-за той же безразмерной за пазухи пистолет (игрушечный – у меня всё под контролем), кладет его рядом с билетом и отправляется в путешествие по второму этажу. Стоматолог (то есть я) – за ним. В отделе "Ева", он стал приглядываться к женским джинсам (а какие еще могут быть брюки в отделе женской одежды?), посокрушался что узор не тот, какой бы он хотел там видеть, заметил на топчанчике для примерки обуви красный язычок, поставил его дугой, положил на него желтый футляр от чупа-чупса и сказал удовлетворенно:
- Вот так хорошо! - и знаете, как художник художника я его понял, пластмаска желтая легла на пластмаску красную, что называется «в масть» - прямо Чип и Дейл.
Далее он удалился из отдела "Ева". Я за ним, раз пошла такая веселуха, то не пропущу ни грамма! А паренек снова к Танюше и снова от достает из-за пазухи… фотографию то ли индийской святой, то ли киноактрисы, ну, короче, женщина какая-то индийская, в ихнем традиционном одеянии и с точкой красной на лбу.. Фото неровно обклеено скотчем, который уже начал отклеиваться, видимо, не выдержал испытания временем или частых манипуляций по засовыванию-доставанию из кармана. Парень этот скотч стал отрывать и жаловаться:
- Надо бы закрепить… - и так глазками во все стороны стреляет, вертит, так я и не засек, какого они цвета.
- И так сойдет! – серьезно, я бы даже сказал, повелительно отвечает ему Танюша.
- Закрепить надо! – канючит парень.
Тогда Таня берет степлер и пару раз ловко пробивает фото в разных местах.
- Будет держаться! – объявляет ему.
Парень доволен. Светится. Какие-то духовные скрепы что-то связали в мире хаоса и стало Хо-ро-шо! Прячет за пазуху фото и пистолет, достает стержень.
- Зачем тебе стержень? – спрашивает Таня.
- Это мой бронежилет.
Тут я погружаюсь в сюрреализм, потому что не понимаю уже ни юмора, ни шуток, ни серьезности, ни реальности, ни бытия, ни жизни. Меня несёт. Я даже не сообщил по рации о забавнейшем человечище первому этажу. А тот нас покинул и куда направился - мне не ведомо, на этом развлечение незапланированное иссякло (а жаль). Потом дня три об этом визите перетирали подробности. Все, кто пропустил явления мужичонки по процедурному вопросу, – слушали и внимали нашим с Танюшей рассказам, которые день ото дня расцветали подробностями. Смеялись. А о чем еще продавцам калякать-то? Понятно, что о мужьях, тряпках (мужьях-тряпках), любовниках, тряпках… ну и о погоде с зарплатой. И вечная тема: долгий рабочий день. Нет, чтобы до семи работать, так до восьми работаем! и так далее… это как мантра: нет чтобы до семи работать, до восьми работаем… а раньше была другая: нет чтобы до шести работать, так до семи работаем. Да, раньше работали до семи и я даже застал это "золотое" времечко. А до восьми на час дольше выходит и на два часа – по ощущениям – скучнее. Приходится пить водку, что, конечно, негативно сказывается на производительности труда, но, а что делать? Нет, вот так: а шо ещё делать, прикажите? Ведь кроме работоспособности нужно ещё и психическое здоровье сохранять. Как жить, если скучно и муторно на душе, особенно тогда, когда домой хочется (Танюша, кстати, как придет на работу – так уже домой хочет, и ведь так у многих), когда до зарплаты еще далеко, а денег уже мало, когда просто день паршивый. Вот тогда и пьёшь. А потом еще вопросы всякие говорливые и не шибко умные люди задают, типа: кто виноват? Да мы и виноваты. Но это же признать практически невозможно, а главное не охота признавать. Гораздо легче топиться в спирте, особенно, когда он перемешан с «Фантой» (но это личные пристрастия, для кого-то лучше пивасика ничего нет, или портвейн – предел алкогольных желаний, а кому-то коньяк или бурбон подавай).
Как я попал в "Подарки" и почему именно туда
Было два варианта: охранником в банк идти и охранником идти в магазин. В банке – зарплата больше, но меньше свободы, в магазине – наоборот. Как два стога сена разноцветного для осла (ослы различают цвет?) Одно – оранжевое, другое – изумрудное. Ясно, что и то и другое сено – химия, вот поди тут и выбери. Засомневался я и решил прибегнуть к единственному виду гадания, которому верю. Я закрылся в свой комнате, посидел спокойно несколько минут. Сформулировал конкретно вопрос, подпитал его энергией, чтобы всем (неизвестно кому) было ясно – что я хочу на него ответ получить. Открыл третий том полного собрания сочинений Кафки (там "Замок", завещание и письма Милене) и ткнул туда, куда сердце подсказало пальцем. Вышло вот что: конторка такого-то сякого-то чиновника была самой шумной из всех (или что-то в этом роде). А в "Подарках" же был музыкальный отдел! А в нем продавались колонки, причем колонки не домашние, а для концертов. Так что аппаратик там был собран вот такой: сидюшник, микшерный пульт, кроссовер (разделяет сигнал по частотам), далее через усилители на сабвуфер (300 ватт низких частот - чтобы бухало) и "просто" колонку мощностью 200 ватт. И "Рамштайн" альбом "Муттер"… тут не надо было думать до перегорания предохранителей чего выбрать магазин или банк, банк или магазин. Я стал работать в "Подарках". И не пожалел… Да, кстати, из банка так просто на водкой не выйдешь и с водкой так просто не зайдешь, пропускная система, мать-перемать!
Потому что именно там нашел Любовь. И даже примета сработала. Я в отчаянии от отсутствия любви обратился к Кафке (это было еще до того, как гадал на тему: где мне работать?). И вот на вопрос: "Где моя любовь?" книга выдала: там, где тебе захочется остаться. И вот когда я притерся к коллективу "подарочному", когда вжился в него, когда "Подарки" можно сказать, стали для меня вторым домом – и по времени, что я там проводил, и по эмоциям, которым там переживал – когда я думал, что буду там пахать очень долго (то есть я решил там остаться). Вот тогда…
Захожу в музыкальный отдел, а там Танюша (не та, что мужскую одежду продает, а из свадебного, не с каштановыми волосами, а блондинка) с Семёркиным чего-то из чашек прихлебывают, и еще бутербродики на столе, где касса стоит. Музыкальный отдел вообще по посещаемости один из самых лузерских, этому есть объяснения: во-первых, он расположен как бы в аппендиксе (в дали от основного потока покупателей), во-вторых, ассортимент не самый ходовой - не носки чай продают. Посему все организованные или не очень организованные – стихийные, а они самые веселые - безобразия в магазине «Подарки» проходили именно там.
- Режим нарушаете! – сказал я так, словно не журил, а хвалил за инициативу и напрашивался присоединиться к неуставным отношениям.
- Нет, «Фанту» пьем!
- «Фантой» может около входа и не пахнет, а вот здесь сразу ясно, что без "Казанской Люкс" не обошлось.
- А ты что, наша совесть коллективная? – Таня и Семёркин отбивали мою атаку решительно.
- Да вроде как нет.
- Ну так, присоединяйся!
Вот этой фразы я и ждал и как-то сразу стало не так одиноко во Вселенной.
- На работе я… ну разве что одну чашечку.
Я-то ладно, я только одну пригубил. А ведь они выжирают пол-литру на двоих и потом работают! Вот железный коллектив подобрался в магазине. Как на подбор! Потом мне Семёркин рассказал, что продал струны для электрогитары парнишке, которому нужны были струны на акустику, потом поморщил лоб, вспоминая чего ему инструкции говорят, и махнул рукой, мол, и так сойдет. При его отсутствии слуха, он мог полагаться только на то, что ему про музыкальные инструменты рассказывали Лёха, Тимур, или Ольга – четыре продавца на отдел. Сам он только запоминал, и выдавал клиенту, ничего от себя не прибавляя (почти). Старался не искажать информацию, правда, честность и щепетильность его в данном случае зависели от количества чашек "Фанты", выкушанной им с Танюшей - так часто только они двое могли квасить. Но это и понятно, свадебный отдел тоже редко может похвастаться наплывом посетителей, в августе побольше бывает, а в остальные 11 месяцев – швах.
Как мы познакомились
Шел я в обходе по магазину. Вдруг глядь – за прилавком она. Я так и замер, даже сбился с шага бравого - левой-правой, ать-два! И главное ведь сразу понял, что влюбился. Но и сомнения обурели (в смысле обуревали, ну как бы навалились со всех сторон). А может, не любовь, а так… ? (как быстро восклицательные знаки скручивает в вопросительные ревматизм) И еще несколько дней ходил как смурной, ещё один штамп, просто я не знаю как описать то состояние нестояния. Но это после, а тогда мы как бы стали изучать беджики друг друга. Сами-то в глаза зыркаем, но так, мельком. А внимательно, якобы, изучаем имена и фамилии.
- Только не шути на счет Анны Каренины, - сказала она. – Не смешно.
- А ты на счет Тёркина не прикалывай.
- А кто это?
- Литературный герой. В стихах про Великую Отечественную войну живет. А кто такая Анна Каренина?
- Да не важно! – она так махнула рукой, что я почти забыл все тома Толстого, что прочитал когда-то.
В воздухе сгустилось то неловкое молчание, что возникает тогда, когда нужно что-то сказать и все это понимают, но ни один из участников беседы, а точнее молчания, не знает, как его нарушить - и молчание оказывается сильнее. То ли мы ленивые, то ли не учимся в детстве тому, чему должны. Ну зачем мне тогда была арифметика и теория искусств вместе взятые с физикой и биологией? Мне б пару слов хотя бы на птичьем языке связать, чтобы складно вышло, чтобы речь текла, как ручеёк…
- Знаешь, ты не похож на Васю.
- Да?
- Точно тебе говорю. Ну что это за имя Василий. Да и Вася как-то не звучит. Ты же такой…
- Какой…
- Не знаю, но, во всяком случае, на Васю ты не похож. Я буду звать тебя… Бакася… - тут она на меня так посмотрела, что я даже на радиопозывные не ответил, более того, чтобы рация не мешала жизни, я отключил болтливый девайс. – Нет, ты и не Бакася никакой, наверное… м-м-м, Валенсио, - она пробовала слово на вкус. Я буду звать тебя Валенсио. Можно?
Ей было можно всё.
- Ладно, тогда я буду звать тебя Лекси. Можно?
- Хорошо, только объясни почему.
- Сначала ты объясни, ты же первая меня окрестила.
- Нет, сначала ты колись.
Женщины побеждают в словесных дуэлях, мужики более ленивые и сдаются раньше, если конечно не конченные зануды и «идут на принцип».
- Потому что Лекси мне очень нравиться как звучит. Вроде бы так некоторые Александры себя величают. Но ни одна из моих знакомых не соглашается променять слишком мужское и длинное имя Александра на Лекси.
- Чудные они у тебя.
- Да уж. Теперь твоя очередь - почему Валенсио? По мне так не намного лучше Васи, если вообще лучше.
- Мне нравится. Так забавно… и нежно одновременно. Ты не находишь?
Чего я только ни находил в её глазах. Но уже тогда понял: она знает, что во мне кипит… а я знал, что она будет плести паутину интриг (штамп опять – ни хрена я ни о какой паутине тогда не думал).
Почему мужчины такие нерешительные,
когда касаются любви своей?
Север и юг
Их часто пытаются разделить. Может оно и на самом деле так: есть север и есть юг. Ну взять нас, мужиков, южане обычно пылают страстью ко всему, что движется. Северяне - долго кажутся льдышками, пока одна краса не бросится в очи и тогда ледник превращается в вулкан. Во мне много юга, количество девчонок, которые могут сказать, что занимались сексом с Василием Дёркиным давно перевалило за триста и скоро достигнет рубежа в четыреста. Впрочем, некоторые из них моего имени могут и не вспомнить, и гораздо больше - не вспомнить фамилии. Но с Лекси… с Лекси меня в оборот взял, конечно, Север. По виду-то я остался тем же Васей… которому все было по пояс и не до чего было дела, сердце - выжженный аул, печень - затопленный титановый субмарин (не рифмуйте с мандарином, русский язык могуч, но не всегда дремуч, может, рифму и не простить). А внутри? Кто-нибудь заглядывал ко мне внутрь? О, если разобрать Васю, то вот тут-то бы и выяснилось, что это уже, скорее, не Вася, это часть Ани или даже одно и то же с ней. Только ей не говорите. Она и так всё про меня поняла. И стала вертеть так, как душе ей было угодно. Если у женщин душа, конечно, есть. Может и у нас её нет. Где бы компас взять, который точно показал направление… пусть не в Рай, так хоть в Ад. А то живем без ориентиров и пытаемся еще что-то классифицировать. Тьфу на себя, зашипело. Да, чего-то раскалился не в меру. Душ холодный что ли принять?
Ебучи
Это такие люди, которые нажрутся таблеток, или напьются до падения флажков внутри черепушки алкоголем, или сделают и то и другое сразу и бегают по ночным клубам, маша руками, словно озабоченные вентиляторы. Термин придумала Вел (или Vel) или Лера, если в паспорт посмотреть. Она танцует в клубах и как никто другой знает повадки ебучей. От отморозков ебучи отличаются кардинально. У отморозков чаще всего с детства с головой не все в порядке. А ебучи по большей части люди не совсем отмороженные, но так им жизнь не в кайф, что они сознательно доводят себя до скотского состояния неосознанности. Им жить тяжело, вот они и ебучатся.
Рельсы
Бывает часто, что живешь так: дом-работа, семья-друзья, водка-пиво. Это рельсы. С них почти никуда. И думаешь что по-другому не бывает. Что есть только Казань, маршрутка №91, или "девятина", или «мерс», квартира двухкомнатная (это еще супер, положим для молодой семьи и однокомнатную свою иметь за счастье), и дорога от дома до работы и обратно. Ну ещё телек по вечерам, или газеты утром доносят инфу о житие-бытие на цивилизованных просторах планеты Земля, о нецивилизованных областях мы почти ничего не знаем, ведь там нет СМИ и интернета. Кругом бесконечная Вселенная! А мы замкнуты на рельсах коротких. Туда-сюда. А ведь чего только не случается прямо под вашими окнами или за вашими закрытыми дверями! Примеры? Пожалуйста! К нам приехал Марсель. Не город. Француз. Он влюбился в нашу девчонку и считал мудро, что самые красивые девчонки живут в Казани (тут я с ним полностью и безоговорочно согласен). Приехал с серьезными намерениями. Даже с отцом приехал. А отец серьезен еще больше сына, он прямо Алине (она на местной телекомпании работала) сказал: в случае женитьбы с Марселем и если что не так пойдет, то три лимона баксов твои (ну, он их, разумеется долларами называл… или евро? сейчас уже и не уточнишь).
Или другой пример: собрал парниша один тачку американку годов шестидесятых (может и семидесятых, не помню точно), приехал к девчонке своей, а там скандальчик вызрел. Мол, даже видеть тебя не хочу. А он ей в той же тональности: «Ну ты не увидишь и никто не увидит!» Сел в тачку, разогнался по прямой и прямо в бетонный забор. Пробил. Забор пробил. Семь подушек безопасности спасли парню жизнь. Руль отстрелился и не повредил грудную клетку, капот – даже не в гармошку сплющился, а в блин, коробка передач вышла через багажник. Но ведь главное что – водитель жив остался. А если бы на нашей колымаге, от ВАЗа такой же краш-тест пройти? Смерть – только такой диагноз, без вариантов.
И это всё рядом происходит. В той же Вселенной бесконечной. А у нас рельсы: дом-работа, семья-друзья, водка-пиво…
- Ну, отморозки! - вновь сказал Кеша. Эту фразу он за последние десять минут повторил раз... так много, что даже я, витающий в облаках, решил выяснить, с чем связана сия флуктуация.
- Какие отморозки? - мой вопрос попал на благодатную почву.
- Наши!
Он это так сказал, что я даже как-то озаботился, быть может, я что-то существенное пропустил в казанской жизни за последние пять лет.
- Расскажи с самого начала.
- Да отморозки! - Кеша рулил и стукал кулаком по рулю. Если учесть, что рулил он одной рукой и этой же рукой расплющивал воображаемых отморозков о баранку, то ехали мы крайне прямо. Но в связи с тем, что наши улицы иногда поворачивают, и на них бывают выбоины и ямы, а также ямища, которые надо объезжать, и таким образом наше прямолинейное движение натолкнулось на криволинейность улиц и ямы, в результате создавался подрезающий эффект для "остальных участников движения". И нам гудели. А у Кеши стоял сигнал от дальнобойного тягача и он тоже иногда гудел. Услышав его гудок, все в радиусе мили понимали, что у них просто сигналы. И замолкали.
- Я с ихним авторитетом водку жру, а они...
Я понял, что мне долго придется составлять разные кусочки головоломки прежде чем голову у меня перестанет "ломать". И вспомнил, как Кеша попал в историю с женой «волшебника». По главной дороге ехал Кеша. Как всегда на своей "копейке" исключительно на зелёный свет (так он говорит, потому можно предположить, что по крайней мере жёлтый точно горел). И на этот же перекресток выезжала дамочка, упакованная в "гранд", не по главной дороге и не на зелёный (ну, может быть тоже на жёлтый). И пути их встретились. Ну для Казани ситуация вроде ясна: если в ДТП участвовали с разных сторон "гранд" и "копейка", то виновен водитель последней. Ему продавать квартиру и так далее. Но надо знать Кешу. Когда хозяйка "гранда" налетела на него аки фурия и стала стращать, мол, у неё муж (по моему это был банкир, но будем называть его обтекаемым словом "волшебник", хотя понятно, что волшебником настоящим он не был, зачем волшебникам "гранды" в частности и жены в целом?). И так она упирала на то, что муж у неё "волшебник" – пусть будет всё-таки в кавычках, - сейчас приедут ребятки из службы безопасности и... ух, чаво будет (может быть, она говорила вместо разговорного слова "чаво", культурное слово "что"). А Кеша стоял на своём. Точнее он стоял на правде. Уверенно. Мол, она на моей стороне, в ней сила и денег я ни копейки не заплачу. Видя такой "проблемс" жена "волшебника" вызвонила по мобиле охрану. Бравые ребятушки приехала, но и их суетливых усилий не хватило, чтобы поколебать известного диалектика Кешу. Он был той противоположностью, для единения с которой жене "волшебника" нужно было бы признать: что Кеша во-первых, прав, а во-вторых, денег он платить за ремонт "гранда" не будет. Начались долгие и пустые базары. Кеша всего не рассказывал, он по обрывкам можно восстановить следующее: он порвал на себе олимпийку (в образном смысле, то есть порванная олимпийка - здесь не рваная одежда, а метафора) и стоял на своей правоте до конца (или на конце до правды). В итоге он денег так и не заплатил. Более того, ему по-моему удалось получить приварок, хвативший на «много водки» (тут мнения расходятся, но количество бутылок было значительным).
- Ну, отморозки! - вернул меня в настоящее Кеша.
- Слушай, твоя жена подождет? - вырулил на правильное русло беседы я.
- А что?
- Значит, подождет.
- Пиво?
- И вобла. И ты мне всё обстоятельно расскажешь!
Тут как раз зазвонила Кешина мобила. Трубка у него была типа «кирпич», старая "моторола", но прием у неё хороший, а если учесть, что Кеша почти всегда в машине, то вес и размеры сотика роли не играют. Главное качество, то есть, чтобы поговорить можно было и собеседник тебя слышал, а с этим «кирпич» исправно и исполняет. Кеше пришлось таки убрать свой левый локоть с оконного проема (не надолго), теперь он рулил одной рукой, а второй держал у уха трубку.
- Нет.
- ...
- Дела.
- ...
- Нет.
На этом разговор исчерпал себя и Кеша объяснил мне:
- Жена. Подождет.
Далее мы занялись "делами". Взяли пиво (темное, прохладное... назвать его холодным было нельзя) и воблы (крепкой, мы оба предпочитаем слегка пересушенную, чтобы никакой крови и сока, чтобы жевать конкретно). Тачку определили на парковке, где у Кеши работали кореша, он там платил - не признавал халявы как класс - но мало и не купюрами, а обычно водкой, которую брал у других своих корешей на заводе, но это совсем иная история. Засели недалеко от стоянки, чтобы и сторожам не мешать сторожить, и не так чтобы к дому близко, у Кешиной супруги же нюх - враз демаскирует объект пития. Открывали бутылки по-разному: Кеша - обручальным кольцом, я - брелком (люблю функциональные брелки). Сделали по первому глотку, потом уже не на сухое горло очистили воблу, и процесс вошел в стабильную фазу. Откупориваем, пьем, чистим, едим.
- Гулял я.
- Чего-чего? - переспросил я. Чтобы Кеша гулял - это что-то! Он же без колес никуда, даже в булочную, что в соседнем доме на тачке ездит (ну не пешком же!)
- Настрой такой был. Ночью погулять.
- А-а-а, - понимающе протянул я. - Так ты не днём гулял?
- Кто же днём гуляет? Не спалось что-то. Ну я и вышел. А на тачке же не погуляешь.
Вот история прёт, аки бульдозер цвета лягушки в обмороке.
- Не погуляешь, - согласился я.
- Опять же денег набомбишь, в историю влипнешь, баб снимешь... а не хотелось. Хотелось тихо погулять.
- Но не получилось.
- Ну! Отморозки же! Что им дома не сиделось?
- Тоже погулять решили? – веско предположил я и ударил очередной рыбкой по столу.
- Отморозки не гуляют. Они жертву искали.
- А нашли тебя.
- Догада! В темноте же не видно кто идет. Напали главное сразу. Не спросили, ни куда иду, ни кто я такой.
- Отморозки!
- Не то слово.
- Одному я нос сломал, справа в торец (показывает, ветерок от удара сносит шелуху воблы под скамейку), второму его причиндалы слегка подрихтовал и он с ними по кустам бегал, руками массируя, (глоток пива) а третьему руку вывернул и он сразу стал поспокойнее. Ну я и поинтересовался, кто такие, откуда, куда...
- И оказалось, что ты с их авторитетом водку пьешь.
- Ну! А эти отморозки с меня последнюю куртку снять хотели.
- Не по понятиям.
- А я еще трубу с собой взял.
- Дай угадаю, за тем, чтобы жена могла дозвониться до тебя, а ты кому-нибудь сообщить свои гениальные мысли, пришедшие тебе в голову от созерцания звёзд на...
- Не угадал, - прервал мой острый приступ словесного поноса Кеша.
- Ну позвонил я кому следует.
- В скорую?
- Какая на хрен скорая для отморозков?! Корешам. Ну потом замирили. Пьянка, пятое-десятое.
И у нас такое же: пьянка, потом Кеша к жене пошел, а я домой. То есть мы оба пошли домой, просто я хочу подчеркнуть, что никто не назвал меня алкашом (это с одной стороны), когда я пришел в родную хату, но никто и не пожарил мне яичницы (это с другой стороны). А после пива такой жор нападает иногда... пришлось бить яйца самому, для полноты натюрморта, я еще на сковороду и сальца направил, и помидоров, и булку с сыром. И довел до кондиции. И бухнул на тарелку. И полил кетчупчиком смачно. Жрать - так жрать!
Зачем нам рыба без хвоста?
Нам не нужна такая рыба!
Об авторах
О молодых и никому неизвестных авторах говорить легко. Даже легче, чем о классиках. Хотя и о классиках легко. Тут же как: понравилась тебе книга - ты высказался. А что тут такого, он же классик, значит, по определению пишет книги, скорее хорошие, чем плохие. Ну и понравилось тебе. Бывает. Можно и пассажик какой-нибудь замутить, тут автор - силён, а вот тут - слегка сдал, уже не тот (если конечно классик ещё жив, обычно то они уже мертвые и говорить ещё легче – лепи знай отсебятину любую). Хотя твое мнение уже никого не волнует. Автор - классик и вся недолга. А не понравилось - встаешь в позу и объявляешь, можно даже поморщиться слегка: читал, но не прёт (сказать что-либо более существенное сложно). Тебя даже за такое могут и поуважать секунды две. Надо же - читал классика и не понравилось. Смел. Быть может, даже умен - если сможешь внятно обосновать что именно тебе не понравилось в произведении. А с молодыми авторами и того легче, их можно чмырить, лягать, гноить, даже не читая. Не читал, но осуждаю! А можно восхвалять, то же не читая. Скорее всего, о младом таланте (если, конечно, он талант), никто через десять лет и не узнает, а через сотню лет после смерти и не вспомнит никто, даже филологи. Ну а если прославится вдруг - не беда. Внукам ты заявишь, что был лично знаком, вы с … (ласкательное прозвище) вместе водку жрали на скамеечках (точное место водкопития добавляет шарму легенде), ну и далее по тексту. За что ты своего друга детства любишь, какие советы давал, когда тот свои гениальные вирши писал (а ты раньше всех, разумеется, заметил, что они гениальные). Да, тут можно развернуться. Короче, о начинающих авторов говорить легко. Вот, например, Семёркин. Что о нём можно сказать? Пишет чего-то. Даже, может быть, писатель, а не графоман, но кто сейчас разглядит разницу? Это же через десять лет после его смерти (а лучше 100), что-то ясно станет, а сейчас... легко можно сказать всё прямо в его серо-карие глаза.
- Ну как? - спросил Семёркин моего мнения о своей книжке, (самиздат – да даже не самиздат, а просто распечатанные на принтере листки формата А4).
- Депрессивная книжка. Мрачная, мрачнее, чем Достоевский. У того хоть юмор чёрный, а у тебя вообще беспросветность какая-то, безнадега.
- Так конец же хороший? – удивился очкарик.
- Конец выдуманный, натянутый. Скажи вот мне: почему она замуж за него вышла?
- Так получилось.
- Не реально!
- А какая разница?
Семёркин морщился за очками и недоумевал.
- Лажа выходит. До этого момента читаешь, хоть и мрачно, но жизненно. А тут - сопли в сахаре. Счастливый конец, мать-перемать! Голливудщина. Ты с этим завязывай пока не поздно.
- Настроение у меня оптимистичное, не могу я сейчас плохие концы генерить.
- Так он и получился плохим, не по содержанию, а по сути.
- Смотрел "Мулен Руж"?
- Нет.
- У девчонок из "Евы" возьми. Посмотри.
Вот поэтому я и не хочу о Семёркине писать. То он мне книжку подсунет свою "Амур с человеческим лицом", то кассету про любовь. Книжка меня не тем добила, что плохая была, хотя я от своего мнения не отказываюсь и ни единого слова назад не возьму. Конец там дурацкий. Она меня добила описанием невзаимки. Когда ты любишь, а тебя нет. А потом фильм накрыл то, что не добила книга. "Нет ничего прекраснее на свете, чем быть любимым и самому любить!" - мать-перемать! да где это видано, чтобы любовь была взаимная, счастливая и с хорошим концом. А?! В фильме хоть конец реальный - со смертью одного из влюбленных. То есть конец плохой, конечно, но... а бывает на самом деле хорошие концы, хотя бы как у Семёркина в его "Амуре", а?
Самое удивительное - раз пять точно мог посмотреть "Мулен руж" и все не получалось. А тут именно в это время, именно это кино, тем более после именно этой книги. Я начал срываться с пропасти депрессии в бесконечную яму хандры (да, неправомерно играю синонимами, ну и что, если реально плохо в субъективном мире и некому голову на грудь преклонить?)
Вру. Есть кому. Меня же любит. Одна замечательная девушка с близняшками. То есть у нее близняшки и она меня любит. Такого как есть. Полусказка. Потому что я-то люблю Аню. А Аня, похоже... Вот поэтому (или просто так) я пришел к Альбине. Она был дома. Она всегда дома по вечерам, потому что очаровательных малышек оставить не на кого – одна их растит. Какой-то козел бросил (тут поверишь в совсем дурное в обычное время утверждение: все мужики - козлы!). Вот и этим вечером я её дома застал. Пришел я к ней с конфетами и без шампанского. Пришел грустный. А она меня впустила, такого с конфетами и грустного и без шампанского (и без ещё много чего).
Как-то я сидел в отделе "Ева" и мы мечтали. Мы – это почти полный состав двух отделов. То есть Алина, Ира, Семёркин и я. Еще не хватало Лёхи, тогда был бы полный кворум. Не то чтобы мечтали по настоящему, но с другой стороны думали о далеком будущем – а значит, это какие ни есть несерьезные, но все-таки мечты. Трудно сказать, кто начал развивать тему, скорее всего, девчонки. Они стали решать, кто кем будет, когда им стукнет 60. Выяснилось, что и Алина и Ира уже сделают по н-цати пластическим операциям, помолодеют, напьются и поедут в ночной клуб отрываться. С собой возьмут Таню из "Сам Фа" и Наташу (из "Евы", она сегодня отдыхала). Будут они либо уже разведены, либо замужем за молодыми, но надо же типа отдыхать от семейной жизни, вот они и едут в ночной клуб.
- А ты, Семёркин, как себе представляешь себя в 60?
- Я уже получу Нобелевскую премию по литературе. У меня будет молодая жена, лет так двадцати. Она значится ждет меня дома… в постели, а я… стою в аптеке в очереди за "Виагрой".
Мы смехом некоторое время освещали просторный зал.
- Причем у меня не только импотенция, но еще и склероз, я забываю, за чем стою в очереди. Периодически звоню супруге и спрашиваю у неё, чего мне надо прикупить в аптеке.
- А она просит дать трубку продавщице, чтобы ты опять не забыл и уже ей объясняет.
- Значит, у тебя молодая жена будет?
- Обязательно.
- А с нами в ночной клуб пойдешь?
- По стариковски оттопырится? Пойду.
- А чей это будет клуб?
- Да наш и будет! – девчонки выяснили, что у них будет не только сеть магазинов и ночных клубов, но еще и свои модельные дома (или дома моды, ну это те кулуары, где мода и делается).
- Вася, а ты каким будешь в 60?
- Толстым (ударение на "о"), добрым владельцем всех аптек. Так что, Семёркин, ты в моей точке будешь себе таблетки покупать.
- Может, я тогда сразу оптом у тебя буду брать, чтобы дешевле?
- Куда тебе экономить, ты же нобелевку получил.
- Это жене на шубы и бриллианты, на "Виагре" для себя можно и сэкономить.
За эдаким балагурством день рабочий прошел незаметно. Только скулы слегка болели от постоянных улыбок и смеха.
Второй подобный задушевно-креативный разговорчик я подслушал у отдела сотовых. Октябрина и Семёркин разрабатывали модель своего будущего ночного клуба. Началось всё с того, что "Подарки" надо переделать в ночник (кстати, позднее на втором этаже магазина открылся клуб «Гадкий койот», но это совсем не интересно – это же франшиза, по всему миру одинаковая, а наши бы открыли свой, эксклюзивный клуб), а то это магазине какой-то немагазинистый, ведь народ по Баумана ходит обычно с целью погулять, а не отовариваться, а вот ночной клуб из него сделать – это вещь. Далее обсуждалось название. Сошлись вот на каком: "7-ое Октября", от фамилии и имени выдумщиков. Октябрина в виртуальном клубе была бы программным директорам, отвечала бы за диджеев и прочий культур-мультур. Семёркин "выбил" себе должность главного по стриптизу, то есть отбор танцовщиц и придумывание всяких фишек в этой оголенной области искусства он решил взвалить на свои плечи. Потом они долго спорили сколько дней в неделю стриптизу в ночном клубе быть. По-моему, сначала стриптиз был только по вторникам, но потом Октябрина сжалилась и Семёркин получил еще и субботу. Опять же в деталях стали разрабатывать: какой стриптиз будет. В клетках – старо. С удавами – ну и это сейчас уже не экзотика. Семёркин предложил ёжиков. Дальше я и смеяться устал, да и рация заработала. Не иначе Эдику стало скучно на втором этаже. Вот странно, там же есть отдел "Сам Фа", "Ева", с чего скучать-то?
Сублимация любви
Когда любишь и любишь и любишь и любишь и любишь и любишь и все равно любишь и любишь, и нет ответа. Тогда, чтобы не умереть и не сойти с ума – быть может это слабость, пусть – ты начинаешь менять приоритеты, корежешь волчки гироскопов, сбиваешь настройки компасов и обозначаешь собственной волей новую цель, обычно низкую, приземленную и самое главное достижимую. Этой целью может быть девушка, к которой равнодушен, или и вовсе не человек, а предмет (да простят меня девчонки, но я их с предметами не сравниваю, просто в одном предложении так слова складываются) – новый сотовый телефон или фотоаппарат, для людей по богаче может быть спортивная машина или яхта, для еще более состоятельных картина Ван Гога, кстати, я не считаю его выдающимся творцом, но мастером запудрить мозги – это да. И вот уже впереди не просто темнота, а темнота и оазис света. Блестит вещь, которую хочешь, очень хочешь её. И можешь получить. И жизнь уже не кажется бессмысленной чередой дней и ночей. В ней появляется смысл, призрачный, хилый, рахитичный и слабый. Но он есть. И ты есть. Ты не сошел с ума и тебя не заперли в дурку, ты не сошел с балкона четырнадцатого этажа и тебя не отвезли в морг. Ты проиграл в тонком мире, но хотя бы остался в мире тяжёлом. У тебя еще есть шанс влюбиться снова. Страдаешь? Да, но значит, существуешь. И хорошо бы эту вещь купить не сразу, но и не очень её ждать, а то снова хандра одолеет. Счастливые в любви люди, возможно, посмеются и покрутят у виска пальцем. И это пишет человек? Не уверен. Но я жив и возможно им стану. Можете не сострадать и не уважать. Это моя позиция. Да. Зеркальный фотоаппарат я купил в кредит, зная, что никогда его не выплачу.
Болит в груди, болит,
не разорвать
не выкинуть,
не скрыться.
Фанфурик - это звучит гордо
- Жена, спаси нас, сходи в аптеку, купи фанфурик.
Денег у двух казанских хануриков (Кеша и я) не было совсем. Но ситуация от этого менялась мало: мы умирали с похмелья. Перехватить взаймы – это вряд ли… И одно спасение нам грезилось: боярышник в аптеке за четырнадцать рублей с копейками. Этой малости хватило бы, чтобы не загнуться, и на фанфурик – то есть пусть и не гламурную но животворящую дозу синего змия, - мы наскребли по сусекам.
- Жена, умираю…
Кеша лежал на диване и причитал, я лежал на другом диване и молча молил добрую женщину сходить в ближайшую - самую ближайшую - там за углом, буквально в пяти шагах - аптеку.
- Ну хорошо, спасу вас, алкоголиков!
- Спасибо, тебе добрая женщина… - озвучил мои мысли Кеша.
Когда жена Кеши вернулась и принесла фанфурик, а мы трясущимися руками его раздраконили, она рассказала забавную в своей трогательности историю:
- Прихожу, значит в аптеку. Стою в очереди, человека три там отиралось. Даю деньги, говорю, дайте фанфурик. Мне протягивают эту бутылочку, а я им говорю: это точно фанфурик на нем же не написано.
Мы слабо затрепыхались от хохота.
- Вот и в аптеке народ заржал. А ну вас, в следующий раз сами пойдете бухло покупать!
- Ненаглядная… - начал ластится к своей благоверной воспрянувший после ударной дозы боярышника Кеша. И я тоже воспрял и пошел изливать душу белому другу в туалет. Он принял все истории моих мытарств, а кнопка слива унесла их в прошлое.
Штука на разврат с последствиями
Сначала расскажу о самих Мотли и Би. Первое: Мотли – он. Би – она. Оба они бисексуалы (правда, Мотли предпочитает мальчиков, и Би тоже), но это к делу Великого Невозвращения особо не имеет отношение. Второе: Мотли – художник, гораздо более известный, чем я, и в узких кругах казанских эстетов и на рынке художественной продукции (в основном, это, конечно же, картины). Би – так и не определилась, посему её мотает по жизни, бьёт и она часто попадает. Одним словом: ветер, способный в любой момент родить бурю (слышал слушок, что у неё когда-то по молодости родился ребенок то ли даун то ли с этим параличем страшным, короче ужас какой-то, и она от него отказалась, но… не более чем слух). Хотя почему-то детей она не хочет, но это, согласитесь, еще ничего не значит. Я вот тоже не хочу детей, зачем они, шумят, сиську просят?.. Третье: Мотли – высокий патлатый сибарит, часто ходит по своей огромной квартире-студии (сталинка в центре города) в халатах (шелковые, мохнатые – не знаю, как называется такая пушистая ткань, и даже, порой, в женских, хотя не всегда могу понять себя: как я это различаю). Би – спортивная экстремалка, со множеством татуировок на теле, пирсингованная - временами до пятнадцати серёжек можно насчитать на её теле, и это не считая интимных - и нигде и никогда не работающая. Что это принцип, доставшийся от папы (Вор в законе) или просто дурь – никогда не мог решить.
И вот эта парочка… Хотя при том, что они знакомы и довольно часто пересекаются, друг друга Би и Мотли не то чтобы не выносят… но у них были спорные моменты: то Би уведет девушку у Мотли, то Мотли парня у Би – или наоборот. Короче, если они не находятся в активных контрах, то у них холодная война, а уж иронии и острых словечек не занимать ни тому ни другой.
И вот эта парочка заняла у меня штуку баксов в один пригожий августовский - вспомним римского императора - день. Обосновалки были крайне различные. Мотли обуревал очередной его прожект. У него всегда были идеи-фикс, а тут еще и криминальная подоплека в повествование втерлась: то ли фиолетовую коноплю он захотел в Амстердаме заказать и в Казани выращивать, то ли оранжевый ЛСД с каким-то нашим студентом химиком синтезировать. Короче, я не стал вникать в подробности и дал ему начальный капитал в 500 не наших рублей. Прибыль должна была быть фантастичной, но я надеялся банально получить свои деньги назад, плюс пузырь благородного коньяка…
У Би другая пелена очи темные закрыла – очередное увлечение матки (так я не сильно благозвучно называю её многочисленных и быстроменяющихся мальчиков-колокольчиков, имена коих я даже не запоминаю, настолько они быстро сменяются… гм… прямо как на конвейере, но это уже грубо и не достойно уст художника). Сейчас уже и не вспомню: кто это был, блондин или брюнет, урод или красавец дивный. Короче, ей очень хотелось успеть на море, там еще этот как-то типаКазань… нет, Казантип - во! Казантип был в разгаре, а денег не было у Би. И занять у папика – так я называю по контрасту с колокольчиками вполне зрелых мужиков, коих тоже до черта крутится вокруг дивного создания с коротким ником, кои так редки на просторах этой Вселенной. "Потом отдам, зуб даю!" – или что-то в этом роде сказала тогда мне Би. На прощанье мы так поцеловались, что видал бы нас колокольчик… дуэль была бы неминуемой. Ко мне не сказать что часто, но бывает заглядывают этакие субтильные или наоборот пышущие жизнью юнцы с предъявами нехарактерными для современного миллионного города (хотя, если разобраться, то, может быть, романтика не умирала никогда и зря грешу на время я): мол, ты её (Би) не любишь, а я (колокольчик) её (Би) люблю. А дальше бывало всякое: то угрожают убить меня, то покончить с собой (реже, но бывало), то убить (Би), что вообще ни в какие ворота не лезло. Надо сказать, что если бы в иннете повесить наши с Би фотки и провести опрос: любовники ли мы? То, думаю, процентов 88 из респондентов ответят: Да (или: конечно! или: всенепременно! или: вы еще спрашиваете?) Хотя на самом деле ситуация такая: мы спали в одной койке много раз, но рядом, а не вместе. Я до сих пор не понимаю почему несмотря на достаточно близкие ласки разных родов, которыми баловались (я даже из её пупка текилу пил), мы тем не менее до сих пор девственники - не вообще, а друг относительно друга. Возможно, мы про меж себя решили интуитивно так: мы потеряем всякий интерес друг к другу, после того как… и посему живем по-монашески.
А к дуэлям я как-то равнодушен, да и оружия у меня нет. Шпага сломалась в одной из прошлых жизней, пистолет-игрушка пневматический, из которого я в свое время палил изрядно, но только по мишеням неживым да и предпочитал это делать в компании девчонок… кажется, я его подарил… короче, не склонен я к излишне резким мероприятиям на свежем воздухе, направленным на агрессию, насилие и прочий негатив. Посему обычно долго беседую с колокольчиками так искусно, что не каждому даже дипломированному спецу по тараканам в чужих головах (их еще иногда психоаналитиками зовут) удается.
И я подумал так тогда: дам денег, избавлюсь от всяких колокольчиков, да и от Би немного отдохну. Она что-то в последнее время слишком бурно себя вела, а мне хотелось в тишине и спокойствии докончить икону. Надеялся ли я на возврат 500 условных единиц? Да, хотя и не верил в это. Мы же все-таки не любовники, а друзья. Это любовника можно кинуть на деньги и легко найти нового. Друга тоже можно кинуть, а вот найти нового… так что неплохой тест на вшивость: давать денег в долг и смотреть чо будет. Только предупреждаю: нервическое это дело, так что прежде чем пробовать зело подумайте - оно вам надо?
Икону, кстати, я написал. И она получилась как во сне (я часто вижу свои будущие картины во сне). Представьте: Оргсинтез… а вдруг вы в Казани никогда не были (Оргсинтез – это заводище такой громадный, химический гигант, переплетенье длинных труб удавов и факела Мордора вспыхивают над ними – Толкиена уж, наверняка, читали). Ладно, представьте крайне техногенный пейзаж, выдержанный в железно-ржавых и серо-унылых тонах, кругом железяки всякие и мусор, трубы и цеха (целые и разрушенные), остовы машин и прочих агрегатов. И вот две девчонки… хотя трудно понять со спины – может, одна из них и парень, но я редко рисую поцов – крайне политкоректное слово выбрал, обычно я геев называю 3,14-дорами (если только не у Мотли зависаю, со своим уставом в чужой монастырь не лезут), но это все-таки книжка, посему ругаться матом не буду… и вот две девчонки разрывают ткань реальности (картинной) и за серостью их реального (как бы) мира, открывается другой – тут уж я яркости не пожалел, долго экспериментировал с красками, которые отражают не просто определенную длину волны из белого света, а весь диапазон… физику не учили? а куртки и прочую одежонку видели, которые как бы в темноте светятся? (хотя на самом деле, они не излучают, лишь отражают больше, чем обычные краски – весь спектр видимых электро-магнитных колебаний, это мне Семёркин объяснил, он физику пять лет сверх школы прогуливал в универе) Вот такими красками я тот мир и паял (думаете слово "ваял" – здесь более уместно? Ну-ну). Холст был натурально порван и другой мир нарисован на втором холсте. Так что картина была объемной (трехмерной). Но и это еще не всё. Если диптих перевернуть, то глаза терялись среди буйства красок того (теперь уже этого) мира, где не было законов перспективы и машин, а были лишь растения, животные, существа, включая крылатых и летающих. И в этот яркий мир через прорыв заглядывало два девичьих лица и нечто серое как фон. Такую композицию на стену не повесишь, разумеется. А подставки подходящей, которая бы быстро могла вертеться, я никак не мог сколотить в реальности, в воображении чего только не мельтешило перед глазами. Даже титановые тонкие рамки, на игольчатых подшипниках пониженного трения (не знаю, есть ли такие) мелькали, но никак не собирались в яви.
А штуку рублей не российских срубил я на отделке Шаймийевского дворца. Уже и не вспомнить какого: первого или второго (может быть, есть и третий, но я участвовал только в озолочении двух). Не буду вдаваться в подробности, сколько книжечек золотых пропало или было не разведено (согласно технологии), но с зарплаты официальной (точнее официально мы вообще там не работали, но я так выражаюсь, потому что шабашкинская зарплата – как-то не звучит) я бы таких денег не срубил. Там и больше было, но я прогулял, пропил, профукал основное. Потом мне икона приснилась и совесть с боку удар нанесла: "Доколь?! будешь пьянствовать, разврату предаваться и здоровье тратить на фигню?" Пришлось браться за ум и рисовать. А штука осталось, вот я и подумал: деньги будут жечь характер и волю, избавлюсь-ка от них скорей. И избавился… как и сколько раз я об этом жалел – впереди. Мы вообще крайне ранимыми становимся, когда влюбляемся. Вот не любил бы – и легко простил долг. А так… Оказывается, отсутствие денег порой жжет характер и волю еще сильнее, чем их присутствие, особенно когда они вроде к тебе должны вернуться, но не возвращаются.
И уж конечно эти деньги мне никак бы не помогли. Но если ты тупой, то это надолго.
Стены белые и стены зеленые
Бывает у меня так – попадаю в реанимацию. Иду, и тут раз - сердце хватает, именно оно хватаем меня, а не его лапают, и темнота… сколько у меня было клинических смертей и есть ли жизнь после смерти я вам не скажу. Открываю буркалы. Пейзаж унылый разворачивается в зрачках. Очнулся я в палате белой, окруженный приборами, хром, огоньки мигают. А ещё – и это было важно! – рядом мама. Мама! И отец пришел вечером, после трудного процесса. Он бы раньше пришел, но я же без сознания был, а очередного подсудимого могли приговорить к реальном сроку несправедливо (по понятиям отца). Это не значит, что для него работа важнее меня. Я-то прекрасно понимаю, да и мама понимала. Это я для тех, кто с нашей семьей не знаком.
Три дня провалялся в палате белой. И ни одна сука не позвонила. Под сукой я не подразумеваю только особей женского рода. Вот так умрешь - и никто не узнает! Только потом скажут, качая головой, что-то неопределенное: "Надо же, Вася умер!" Это если ты известен в узком кругу. Ну а если знаменит, что при жизни для художников и не только – признак бездарности, тогда "умные" головы из дуроскопа обязательно замутят передачу, посвященную твоей особе и во всех ракурсах посмакуют твою жизнь и уж конечно смерть. Тут уж короткое предложение "надо же, Вася умер!" раскроют со всякими там причастными оборотами и метафорами недетскими. Фигуру, мол, мы потеряли на шахматной доске (неужели ферзя или не приведи Господи короля?)
Самое интересное, что на работе бы точно поинтересовались: где я. Но вот не случайно же я отгул взял. Посему никто и не дернулся. Конечно, можно было бы самому позвонить. Но зачем, гораздо интереснее лежать и себя терзать: вот, мол, какие у тебя друзья и подруги. Ни одна скука!.. и так далее по кругу. Себя можно ой как завести, почище гироскопа или юлы. Когда пришел в "Подарки" меня стали расспрашивать: как отдохнул. Я рассказал со всеми живыми и мельчайшими подробностями, как: я соблазнил жену волшебника, как пил шашлык и ел водку на даче у корешей, как дома делал ремонт. Последняя байка вызвала наибольший интерес: почем сейчас плитка, краска и обои… ремонт – это тема вечная.
Проходя мимо микро-квази-мини-отдела с сотовыми телефонами (три квадратных метра площадью), меня тормознула фраза:
- К нам приезжает Фашист! – сообщила Октябрина.
- Кто таков и с чем его едят? – бодро задаю вопрос, поднимающий новую тему в бесконечном трепе на рабочем месте (а что еще на работе делать прикажите?)
- Диджей. Он своей музыкой из посетителей ночных клубов делает фарш.
- Вот зверюга! Пойдешь?
- Конечно. Только денег нет.
- Их ни у кого нет.
Тут к отделу сотовых причалил какой-то мажор и легко купил дорогущую трубку. Но ведь если разобраться, то купил не на свои (не верю я в финансовых гениев шестнадцати лет отроду), а значит, и у него денег нет. Правило не имеет исключений в том кругу рабочего люда, к которому принадлежали почти все живущие в "Подарках" личности.
Что же касается фашистов, то песенка есть прикольная. Её надо на два голоса петь. У нас с Белкой классно получается. Она поет за мальчика, ну а я вытягиваю нордическим голосом выдержанным в горнилах Валгаллы вторую партию – фашиста. Беру гитару и начинаю рассказывать историю:
По коридору гестапо идут трое: фашист, мальчик и его собачка. Мальчик спрашивает:
Первый голос (Белка): - Дяденька, фашист, дяденька фашист, а где моя мама?
Второй голос (Вася): - В печке, мальчик, в печке.
- Дяденька, фашист, дяденька фашист, а где мой папа?
- В печке, мальчик, в печке.
- Дяденька, фашист, дяденька фашист, а где моя сестренка?
- В печке, мальчик, в печке.
- Дяденька, фашист, дяденька фашист, а где мой братишка?
- В печке, мальчик, в печке.
- Дяденька, фашист, дяденька фашист, а где моя бабушка?
- В печке, мальчик, в печке.
- Дяденька, фашист, дяденька фашист, а где мой дедушка?
- В печке, мальчик, в печке.
- Дяденька, фашист, дяденька фашист, а где моя тетя?
- В печке, мальчик, в печке.
- Дяденька, фашист, дяденька фашист, а где мой дядя?
- В печке, мальчик, в печке.
- Дяденька, фашист, дяденька фашист, а куда ты меня ведешь?
- В печку, мальчик, в печку.
- Дяденька, фашист, дяденька фашист, а можно я возьму с собой собачку?
- Нет! Такой маленький, а уже фашист!
Вообще то я играю плохо, но гитара есть. А кто такая Белка? Лучше спросит у неё самой. В каждом городе есть неформалы и неформалки, и погонялы Белка и Чиж среди них распространены. Также как на наших просторах куда ни плюнь, обязательно попадешь или в Шуру, или в Навуходоносырова или в Бобовича. Данная белка была рыжей и саблезубой. При всей своей непохожести на роковую женщину-вамп она ломала судьбы слабых людей почище терминатора. Благо, мне со своим врожденным буддизмом это вся эта сансарическая суета по большому желтому барабану. Другими словами, Белка никак не могла добраться своими зубками до моей плоти, но чтобы у вас не сформировалось неправильного мнения о ней, скажу антитезу: никто, повторяю, никто такому заблудившемуся в магазине существу, как Семёркин, не принес на его рабочее место в смешной отдел музыкайфных товаров апельсина кроме Белки. А один апельсин может легко перевесить тысячу слов и миллион не принесенных тортиков (ладно, мужики работающие в "Подарках" не сладкоежки и без оных обойтись могут легко, а вот от бутербродов с колбасой я бы не отказался).
Моя бабушка знала Джона
Как-то раз моя бабушка, весьма уже в возрасте, спросила меня:
- Что такое сэтудэй?
- СТС – это такой телевизионный канал.
- Нет, сэтудей.
- Тудей – это по-английски сегодня… - и тут до меня дошло. – А-а-а, естудей! Это по-английски вчера.
- Вот именно, сэтудей.
И тут я понял всё. Оказывается моя бабушка знала человека некоторое время более известного, чем Иисус Христос. Я имею в виду Джона Леннона. Она была няней у Джона и часто напевала ему колыбельную, в которой кроме понятных русских мотивов "спи моя радость усни", было еще и напутствие: "Вот проснешься завтра, и сегодня для тебя станет вчера".
- Yestudey? – переспрашивал маленький Леннон.
- Ага, ага, сэтудей.
А потом он действительно стал более известен, чем Иисус. Но, естественно, на короткое время. Несколькими годами позже пика битломании статус кво был восстановлен, музыканта замочили, а Бог вернулся на крест свой. Еще несколькими годами позже, когда настоящее стало прошлым, я перефразировал одну известную в узких кругах поклонников нашего рока строфу так (поется весьма бодро и мощно):
Моя бабушка знала Джона,
Джона знала бабушка моя!
А ещё бабушка крестила меня, когда я уходил из дому, и наверное, поэтому я до сих пор жив. Бабушка умерла и сейчас она с Богом, а я до сих пор нет.
Семёркину просто – а мне нет
Вот Семёркину было просто. Он ошивался с утра и до вечера в отделе женского белья. Не подумайте чего-нибудь плохого. Просто он был влюблен в златокудрую продавщицу. Напомню, что музыкальный отдел находился в апендексе второго этажа от главного входа направо, а "Ева" – в более "прямом" закутке налево от главного входа. Заходит, допустим, молодой подающий надежды музыкант за струнами к своей электро-балалайке… куда он идет? Направо – в музыкальный отдел? Ничуть не бывало. Он идет налево - в отдел женского белья, потому что знает – продавец-паскуда тусуется там. А вот мне Лекси не разрешала стоять рядом с собой долго. Это было милосердно. Не жестоко, нет. Именно милосердно. Долго бы стоять рядом и не порвать тех последних дюймов пропасти, что нас разделяла… я бы наверное, умер. А она тонко чувствовала – как не отпустить меня из своих тенет и в то же время не уморить окончательно.
Да и о чем можно болтать несколько часов подряд каждый божий день? Все темы перебраны (мне до них до лампочки, я могу только изливать свою любовь к ней, но этого делать нельзя), все анекдоты рассказаны, все новости переданы по кругу. Болото. Впрочем, и Семёркину не очень легко, а иначе откуда эта аристократская бледность на его челе, которая не прошла даже летом? Может, просто загорать надо больше. Но как тут позагораешь, если работаешь по 7 дней в седмицу?
Глотать счастье
Иногда это легко. Нужно только раскрыть широко рот и счастливый ветерок сам его (а точнее себя) напихает и утрамбует, остается только закрыть хлебальник и проглотить такое пушистое и сладкое как халва и мёд вместе взятые. В данный момент я тем и занимался. Альбина потянулась во сне и ткнулась лбом мне в губы, я сдул пару волосков и поцеловал лоб любящей меня-негодяя, а потом поцеловал глаз, поцеловал нос, поцеловал щеку, на которой свернулся калачиком первый солнечный луч этого дня, поцеловал полуоткрытые губы, сначала одну, потом другую, поцеловал их вместе обе две, она сказала м-м-м и улыбнулась еще во сне, и в половину яви она тоже улыбнулась, а я настоятельными и нежными поцелуями добивал сон и пробуждал любящую меня-негодяя девчонку, мать двоих близнецов.
Счастье растаяло в момент пробуждения Альбины, мне стало неуютно и горько. Я не мог перемениться, я был оборотнем, который по чужому билету забрался в рай. Здесь должен был отдыхать Адам, а не я.
Подоконный мат
Однажды я ночевал в высоком и длинном доме, по проспекту Победы он по счету 78-ой. Дом длинною в остановку между улиц Ломжинская и Чишмяле (в переводе Родниковая). В него переселили по трущобной программе огромное количество народу. Только квартир в нем более тысячи. Целый квартал в центре выселили из развалюх и переселили сюда. И люди, разумеется, разные. Есть приличные, а есть на голову больные (впрочем, и они могут быть приличными и прилично больными). Некоторые кидают с высоты (а в башнях – 17 этажей не считая первого) плитки на припаркованные машины. Как это так, у кого-то есть новая блестящая тачка, а у меня нет? Раз нельзя свою завести, так хотя бы чужую испоганю. Вот и гадят, и в подъездах в прямом смысле этого слова, и вот так – пуляя плитки или пустые бутылки в машины. Ночная охрана неофициальной стоянки несет ответственность только за угон и выемку магнитолы из салона. А уж чо там с балкона кинули – не их головная боль. За всеми балконами-окнами не уследишь, даже будучи стоглав и двестиглаз. Хотя, бывает и так, что не кинуть – нельзя. Это когда сигнализация плохо отрегулированная всю ночь зудит своими воплями. Тут уж и гирю пудовую не жалко для консервной банки того быдла, что не уважает покой соседей. А еще из окон кидают уже не в машины, а просто так, мусор различный. Лень идти выкидывать по-нормальному, да и прикольно же – опаньки бутылка пивная как звонко разбилась, подтвердив незыблемость закона всемирного тяготения, который Ньютон открыл. Я не мог заснуть, мы пили много у знакомого моего знакомого, да и пол – мест на кроватях для всех не хватило – был твердоват. И вот этот шлепающийся с высоты мусор мешал. А утром какие-то дети с ужасными повадками копошились в мусоре, кидались им в друг друга. Их лица были ожесточены жизнью. Матерных слов им для общения не хватало, и они иногда добавляли слова нематерные, например "тварь". Голова болела с похмелюги, а руки зачесались в припадке творчества. Я взял бумагу и нарисовал девочку со взглядом волчицы на одном листке и мальчика уродливого до отталкивания взгляда на другом. Рисунки подарил хозяину квартиры, по-моему, он их в туалет повесил, для облегчения процесса облегчения.
Про слова
Мне в детстве нравилось слово "кочерга" и не нравилось слово "ухват". А визуально мне нравился ухват и не нравилась кочерга. Вот я и решил, что ухват (в смысле предметном) – это кочерга (в смысле понятийном или словесном). И долго морщился от того, что всё остальное человечество называет кочергу и ухват не так. Не так, как я. От этого даже муки принимал. Не такие большие, конечно, как партизаны на допросах, но все-таки. Почему так вышло? Не знаю, просто в слове "кочерга" была некая вкусность, тайна, что ли, а в простой загнутой палке её не было, другое дело ухват – в его полукружине чего только нельзя вообразить, а название его хоть суть и передает, зато для тайны места не оставляет и не вкусное на язык. Это не единственный раз, когда я переиначивал "достижения" человечества. Другая диалектическая пара для моих прений это олово и канифоль. Мне нравилась она на вид (то есть канифоль), я долго всматривался в рыжие грани с щербинками от паяльника, и почему-то решил, что это есть олово, а канифоль – это те скучные проволочки, которыми всё и паяют. До самых школьных УПК (учебно-производственный комбинат – там мы пояли гирлянды) такая иллюзия у меня сохранялась. И только под напором неопровержимых фактов, да еще при условии, что их все вокруг повторяли десятки раз за день, сменил словесные маркировки и "олово" вновь стало оловом, а "канифоль" - канифолью. А еще я долго был уверен, что Таня – это сокращенно от Наташи. И только лицезрение сразу двух девчонок в художественной школе, одна из которых была Таней, а другая – неизбежно для крушения еще одного моего мифа – Наташей, причем, как не сокращай второе имя – не получишь первого и наоборот: как не удлиняй Таню, все – оказывается! – выходит Татьяна, а совсем даже не Наташа. Много стрел юмора в меня воткнулось за свои Татьяно-Натальевские заморочки. Но разве плохо родить несколько улыбок на лицах? Месяцы, кстати, я тоже считаю не в "ту" сторону. В школе помню просто оторопел, когда в учебнике увидел круг с делением на месяцы, где лето, осень, зима и весна были разных цветов, и никак проникнуть в смысл не получалось, тут должен был быть май, а вылезал какой-то сентябрь. Только потом глазки этот клубок распутали: у них (у человечества) месяцы располагались по часовой стрелки, тогда как в моей головушке они в детстве засели в "противо-часовой-стрелочной" субординации, и никак не хотели рассаживаться по другому. Я решил террора не применять и месяцы внутри меня до сих пор так – строго против часовой – караул сдают и принимают провожают-встречают.
Камушек в батарее один, другой камушек - в сердце…
Когда мы жили на улице Достоевского, у нас все было просто: зимой печки топились раз или два в день, чтобы не замерзнуть. А когда переехали на улицу Файзи (говорят, композитор, но я в музыке - не силен), стало совсем просто: горячие батареи центрального отопления включали тогда, когда наступал очередной отопительный сезон и отключали тогда, когда он заканчивался. А от нас ничего не требовалось включать или выключать. Но… все-таки батареи доставили мне беспокойства. За печками я следил осознанно, там можно было угореть до смерти. А батареи вошли в подсознание и вот как. В одной из них поселился беспокойный квартирант. Его не звали, но он пришел. То ли камешек мелкий, то ли ржавчины пластина. Правда, я сначала подумал, что сосед слушает рок. Чего-то тренькало без слов. Только более глубокое расследование прояснило обстановку. Оказывается, никакой музыки не было. Тренькало в батареи. Тренькало непонятно чего. Сначала я подумал - ржавчина. Но она бы быстро перетерлась и перестала трещать. А это трещало и трещало днями и ночами. Вот я и решил, что это камешек. Названные враг не так страшен, как враг безымянный. Простукиванье батареи проблему не сняло и я попытался от треньканья абстрагироваться. Но просто так каменюку из своей жизни вырвать не удалось.
Тогда я и понял. Во мне сидит точно такой же камешек. В сердце. Сердце я остальной организм в сухом остатке любит Лекси. А камешек - нет. Он и отвечает за всякую туфту, вроде того, куда уж проще - подошел да сказал: "Анна, я тебя люблю". Но нет, не донести этих слов до нее. Камешек не дает. Можно предложить руку и сердце, весь мир бросить к ногам любимой девчонки. Но нет, камешек не дает. Он зудит: разлюбишь все равно, зачем напрягаться? Ну год, ну два… а потом любовь пройдет, а ты женат и малышей у вас уже двое… а потом снова влюбишься и чего? Уходить из семьи или изменять? Вот так и зудел паршивец. И никак, никак его из сердца было не удалить. А тот, что в батареи – вылетел или исчез через месяц.
Роза и соловей
У Оскара Уальда есть пронзительная сказка про соловья и розу, где птица пожертвовала собой и проткнула грудь шипом, чтобы цветок жил… для меня Лекси была такой розой, я как птица налегал на шип и кровоточил, но и жил в эти моменты боли. Даже имя ее - АннаА - было обоюдоострым, если судить по угловатым буквам "а". И вот ведь в чем штука, я знал сотни девушек и с большинством из них расставался легко и без эксцессов, потому что никогда не говорил слов "единственная" или "я люблю тебя". И даже если мне много позже бросали: "Подлец Деркин, обесчестил девушку и бросил", даже если это говорила сама барышня, в словах было больше довольства, нежели упрека. А вот с Лекси… я её любил и она была единственная для меня. Но и ей я не сказал о своих чувствах. Гордыня тут не при чем. По сути, я многие часы стоял на коленях у её отдела и держал в протянутой руке свое сердце. А как она видела эту картину, я не знаю. А потому что никогда не спрашивал, и вот в этом гордыня была. Мог я ради неё драться на дуэлях? Да легко, где тут враги партии и правительства, ау? Мог искать святой Грааль, убивать дракона, доставать Луну с небес, но это не требовалось. И вот я уже сам эдакий ручной дракончик, который ходит по титановой цепи кругом и охраняет сокровище. Но обязательно находятся Одиссей, который через домашнюю животинку перешагивают и забирают свет. И уж наверное только Одиссей с микроскопом мог бы разглядеть маленькое пресмыкающиеся с бронированной шкурой и обнаженной грудью, которую насквозь протыкал такой нежный и неспешный шип…
Кис
Кота так назвал папа. Много у нас котов было, всех мы их звали-звали, но откликались твари мохнатые только на один клич: кис-кис-кис! Почему бы нам честно и благородно не назвать кота именно так? Кажется, такой была аргументация папы, хотя сдобрил он её некоторыми юридическими терминами, которые я благополучно забыл. И так кот стал Кисом. Из утонченного и манерного котенка вырос настоящий бандит с большой дороги, от доброй пиши он раздобрел, а вот отчего испортился характер? Видимо, утонченность была только придатком к бешеной натуре. Всё, что можно было рвать, он рвал, всё, что двигалось, хватал и царапал, всё, что не двигалось, катал, и хватал с царапаньем и воплями. Поскольку на старой нашей квартире он не успел побегать (родился позже), то пришлось ему ютиться в двухкомнатной, а дверей железных столько отделяло эти мелкие просторы от дворовой коробки, что кота решили не выпускать на улицу без присмотра, а полноценно выгуливать ни у кого из нас времени не было. Но Кис раскусил подвох. Он подозревал и прозревал, что от него скрывают. Скрывают мир! Он чувствовал громадьё мироздание в сквозняке из приоткрытой форточки, он смотрел в закрывающуюся и открывающуюся дверь. Клац – хлопала она железом о железо и кот зыркал, только на это времени и хватало, пока был маленький. А когда подрос и расправил усы, он осмелел и стал выбираться в предбанник бункера – так лично я называл как бы сени, то есть пространство коридора, которое владельцы трех соседних квартир отгородили от остального коридора дополнительной железной дверью (это против пожарных правил, но отец на это глаза закрыл). Но дальше Кис не выбирался. Он был смелым, но лезть в непонятное… а ну как эта хлопалка (дверь) захлопнется и отрежет его от обеда, ужина, завтрака и того ночного подхода к лотку с едой, который истинно кошачий? И ещё Кис ненавидел мух. Люто. Это была не просто игра: орать недуром и носиться по всей квартире за мохнатым летающим зверьком. Это была война, священная, джихад, крестовый поход, битва за бензин – всё в одном. Кис носился и опрокидывал, дербанил, отшвыривал и пробивал всё вокруг, но он мух ловил всегда. Он воспринимал муху – как вызов. Как это так, в моем царстве завелась летучая мышь? Ату её, ату! Пока жужжание не прекращалось, его пламенный мотор в груди не переходил на холостые обороты. Надо ли говорить, что мух у нас не было. Наблюдая за прыг-скок-не-поймал-прыг-скок-удар-лапой-есть я даже вывел такое узко локальное правило быстроты: «Мухи быстры, но кошки еще быстрее». Без контекста не понятно о чем речь, напоминает софистику, но в приложении к истории жизни Киса, весьма точно. Что он делал с пойманными мухами? Он их глотал.
Как я познакомился с той? Другой. Крайне просто. Я шел задумчивый и нежный, неудовлетворенный и небритый, с горящим сердцем, холодными руками и пустой головой (здесь нет противоречия: я был задумчив, но мыслей не было во мне). Как игла старого-престарого патефона не может сама вернуться на место и после того как закончит лизать пластинку, всё бьется и бьется о последнюю и непреодолимую для нее преграду. Так и я думал и не мыслил. Посему был крайне не осознан, шевелил ногами на автопилоте – сам я в это время был не здесь и не сейчас. Но меня слегка оправдывает то, что шел от тротуара до тротуара я по зебре, точнее она тут жила до тех пор, пока не стерлась дождями и шинами. Так что иногородние водители, наверняка, зебру не видели, как не всякий видит единорога в лошади. Но… в некотором смысле зебра здесь все-таки существовала и не пропустить пешехода – штраф как минимум и калеченье (убийство) последнего как максимум. Но я ступил на невидимые полоски и только тогда очнулся, когда около меня что-то мощное быстро остановилось и замерло вблизи левой коленки. Я сфокусировал свои, смотрящие в бесконечность, глаза. "Гранд" в нем блондинка – какая пошлость. Несколько неуловимых движений и я уже сижу в кожаном салоне.
- По глазам вижу, молодой человек, что вам нужны деньги. А мне нужна помощь. Очень большая помощь, за которую я готова заплатить очень большие деньги.
О сексе я даже не подумал и был прав.
- Анна, - видимо, я слегка вздрогнул, поэтому она добавила официальности, - Павлова.
- Василий, - она улыбнулась, и я добавил серьезности, - Дёркин.
Ерши
Когда меня отец научил рыбачить. Когда только-только я избавился от брезгливости насаживать червяка на крючок (позже это стало незаметным процессом, без того трепета, что охватывал в далеком детстве), когда поймал свою первую рыбу – Ерша! Восторг! Чудовище надувалось, выставляло колючки – не доберешься! А оказалось, что если жать на жабры, то довольно легко усмиряешь пойманного сопливого ерша и вызволяешь из его губ-челюстей крючок. Это если он в заглот не взял. Тогда сложнее, можно даже крючок потерять. Ерши бывают разные: матерые, средненькие и полупрозрачная мелкота, и все они одинаково прожорливы и глотают все, даже червяка больше себя размером. И раздражали нас – мальцов – эти почти мальки. Которые кололи пальцы, которых и в пакет не засунешь – слишком малы для наших рыболовных амбиций. А рыбачили мы с берега или с понтонов (такие полые трубы, которые связываются между собой цепями и ограждают пляж от моторок). И вот если раскрутить ерша на леске и шандарахнуть его тельцем о понтон, то после такой оплеухи дух из ерша выбивается и его можно в воду отпустить. Теория, которую мы с мальчишками вывели, гласила: после такой экзекуции ерш на твой крючок больше не клюнет. Самым большим мастерством было так оглушить, чтобы сначала ерш, после своего освобождения, плавал кверху брюхом, как будто мертвый, и только погодя начинал дергаться, и нырял в темную воду Волги. Конечно, были и те, кто не оживал…
Только много позже я узнал этот джип. Тогда я не анализировал. Сейчас я анализирую. Я шел от вешки к вешки, не каждую я видел, не каждую осознавал, но все меня вели. Вели Бакасю к Бакасе. Я тут даже списочек составил, реестр к циркуляру. Итак, вещи и явления для меня знаковые:
Анна – женское имя
«Гранд-Черроки» чёрного цвета – автомобиль
"Амур с человеческим лицом", "Замок", "Идиот", "Кроткая" – книги (даны в алфавитном порядке)
"Мулен Руж" – фильм
"Мутер", "Нас не догонят" – песни групп "Рамштайн", "Тату"
«Браунинг» – пистолет
100 000 – количество денежек изначальное
1 000 000 – количество денежек стабильное
Бакася – мое основное состояние
Любовь – мое не основное состояние
Чепуха, конечно, подобное систематизировать. Или даже пытаться систематизировать. Но так приятно порой заниматься чепухой.
Помню, мы с Кешей проезжали перекресток на "глубокий" желтый, как навстречу черный «гранд». Еле-еле разминулись. Номера только потом вспомнились. Те. Но это потом, то есть во время, которого еще не было. Сколько Кеша матерных слов сказал тогда (во время, которое уже было), ни одна книга рекордов не выдержала бы – обязательно распухла и лопнула. А у меня тогда щека зашлась в зуде. Как будто прошел рядом с бритвой или с паяльником, а они невидимы – чувствуешь, что рядом есть нечто очень острое или горячее, а глаза подводят. Они вообще часто подводят. Или уводят. Закончили мы тогда плохо. Можно даже сказать сломались. Остановились у двух девчонок, что на обочинах торгуют собой и… страшно даже вспомнить, как мы тогда их напоили. А девчонки, наверняка, вспоминают нас добрыми словами: вот уроды, денег не заплатили, не трахнули, зато упоили водкой и разговорами в хламатину. Действительно, каких только кадров не выносит дорога на обочины.
- Да хрен-то с ним, с этим отморозком! – заявил между тостами Кеша. – Я тебе лучше шутку для кавээна расскажу (он их часто придумывал, но постольку сам ни в какой команде не состоял, то они, скорее всего, умирали в безызвестности).
- Ну, расскажи… - отсутствие моего энтузиазма объяснялось моей нелюбовью к КВНу в целом и к его интерпритации в лице Кеши в частности.
- На сцену выходят двое (тут Кеша добавил мимику) одни такой маленький, шустрый, весь развинченный, как коробка передач, другой монументальный. Маленький весь такой стильный, в модной одежде, зализанный, начинает вещать: «Ни-ни-ни-ни! Не отходите от телевизора! Не уходите! Пожалуйста, не уходите! Не покидайте нашего канала! Мы вернемся сразу после рекла…» Тут громила в спортивных штанах и майке на выпуск весь такой похмельный и небритый засвистывает правым хуком маленькому в ухо. Тот картинно отлетает ложится на сцену и больше уже не встает. А громила медленно так заявляет в микрофон: «Вот сам с ней и спи».
- А смеяться после слова лопата?
- Если бы ты это увидел по телевизору, ты бы засмеялся.
- Тоже нет, я не смотрю дуроскоп и тем более кавээн.
- Да ладно, врать-то.
- Серьезно.
- Ну тогда за юмор будем пить.
- Это можно.
Мы выпили и мне почему-то взгрустнулось.
- Поехал бы к своей и трахнул бы её.
- К кому.
- Да сохнешь, сохнешь, всю водку вон выпарил уже из пузыря. А толку никакого.
- Думаешь, даст… - мысли приняли интересное положение.
- Да как не дать?
- А если не даст…
- Ну изнасилуешь.
Что-то в словах Кеши было. Но тогда я их понять не мог.
=>>>Дальше
<<<на Повести
|