Понторез и лифт
Автор рад бы не выносить повторяющееся имя "Понторез" - да даже не имя а прозвище, хотя оно соответствует главной сущности этой морды более, чем любое другое имя вкупе с фамилией, - но больно уж персонаж фактурен и амбициозен, мощность харизмы его не дает окружающим проявить свободу воли (по Шопенгауэру полностью отсутствующую у людей в целом и у каждого человека в частности), посему и пришлось написать не коротко (а значит талантливо) название рассказа: "Лифт", а вновь добавить и посему чуть тавталогизировать до не краткости - а о таланте теперь и вовсе промолчать придется - "Понторез и лифт". Зато теперь не осталось причин далее задерживать тебя, читатель, за рамками произведения. Входи смело, ибо рассказ - совсем не лифт, он не застрянет на полпути, трос не оборвется и ничего хуже этого также не случится, хотя, если ты думаешь, что не можешь умереть за чтением - сильно ошибаешься, это мужья, когда моют посуду, и женщины, когда делают минет, не могут умереть насильственной смертью, а книга такой гарантии не дает.
0.5
Двери лифта перед Понторезом разверзлись и он увидел во всем псевдоблеске и псевдомишуре мирской Звезду, немного лысеющую и скрывающую это париком, немного потолстевшую и скрадывающую данное разбухание черным цветом костюма, немного сильнее любящую молодых особей того же пола, чем особей пола другого, и не скрывающая этого. Псевдоним у звезды был громкий, а родная фамилия, впрочем, ее уже давно забыли даже папарацци и озвучит через н-цать лет лишь патологоанатом. Окружали Звезду планеты и спутники: один мальчик для имения в задний проход, осыпанный ласками и гламуром, один журналюга-прикормыш, крапающий на ходу очередную заказуху, один тип-прилипала без ансамбля своих соратников по серому цеху неприметных людишек, которые везде пролезут за халявой, ну и восемь телохранителей (должно было быть десять, но у одного случилась корь, а у другого инфлюэнца и они лежали в госпитале).
Ехать с подобными субъектами (а лучше было бы сказать супчиками) в одном лифте для Понтореза было не то чтобы не кошерно, не то чтобы невозможно, не то чтобы никак, а просто так бы не было. Так и не было.
Хорошо поставленным, громоподобным и молотобойным голосом Понторез гаркнул так, что зеркала задрожали и стали искажать отражения реальности (сама реальность в страхе прикрылась действительностью):
- Всем выйти из лифта, спецоперация ФСБ!
Некоторым хлюпикам, сказавшим подобное, поверят только в том случае, если за ними трутся и потеют в бронежилетах не какие-нибудь доходячие хрюндели, а совершенно реальные и конкретные морды в камуфляже и при оружие табельном. А Понторезу хватило собственного блефа. Он лишь проводил выходящих людей череду замечанием:
- Жаловаться можете в Страсбург.
Наиболее наглое и любопытное существо, а именно журналюга-выкормыш, поинтересовался истекая по сенсации слюной:
- А почему именно в Страсбург?
- Могу и дальше послать, - заметил Понторез доброжелательно.
Дверки закрылись и массовка осталась по ту сторону дверок лифта. Понторез окинул благостным взглядом пустое пространство зеркальное и вздохнул довольный.
(Некоторые неосознанные натуры спрашивают: как выглядит Понторез? Поверьте, если вы его увидите, то сразу узнаете и в дальнейшем уже ни с кем не перепутаете. Он войдет в вашу жизнь мгновенно и до самого конца - если, конечно, этого захочет.)
3.14…
Открылась дверь и Понторез ее увидел. Безумных синих глаз алел закат, а эти волосы льняные светились златом, и в этом был никто не виноват. Одухотворенная новым чувством улыбка стерла маску скучающего циника с лица Понтореза и обнажила мякоть ранимой души и крепкие белые клыки. Правая рука невольно потянулась к сердцу, а левое колено готово было капитулировать и пасть (или наоборот). Она зарделась, что было предсказуемо. Ее Папик начал кипеть, он щелкнул пальцами, чтобы двое дюжих молодцов утихомирили безобразие. Но Понторез легко их остановил (как именно - даже он сам не помнил, что уж говорить о жертвах), мигом позже они валялись в неудобных позах, и Папик сверху также в неудобной позе коптил небо и размеренно дышал. А Понторез и незнакомка уже любили друг друга (секс был позже и отнюдь не в лифте, где трое усмиренных мужиков источали запах полного поражения). Стихи рвались под страсть импровизации и некому их было записать. И на подъемной силе двух скрещенных взглядов, которые облагородило тонкое чувство они выпорхнули, как эльфы, из такого волшебного сказочного существа как лифт производства Павловского завода (пассажировместимость 5 человек, грузоподъемность 600 кг).
7.15
Звезды мигали в пустоте, но их за бетонными перекрытиями было не видать и не слыхать. Неслышное пф-ф-ф и две вертикальные плоскости сместились относительно оси х. В лифте было сумрачно: одна бип-персона (другое слово их трех букв должно быть перед "персона" вот его и заменяет вежливое "бип"), несколько профессиональных телаг, нет бодигвардов, нет сюзеренов, нет ронинов, нет вахтмистров, нет пасечников. Короче, литые мышцы, быстрые реакции и полный арсенал оружия разной степени горяче-холодности. Архаровцы были куда опаснее тех, что встретились Понторезу в главе, которая была предыдущей, по отношению к главе предыдущей, и фокус-покус с ФСБ явно не канал. Но Понторез о нем и не думал, он даже не думал о той, что разбила и не склеила его сердца, что похитила и не вернула от него ключи, что дарила смысл жизни одним своим появлением и забирала его даже намеком на расставания, что… но об этом как-нибудь не здесь. Понторез думал о том, вычистить ли его любимые замшевые ботинки или выкинуть, решение пришло вдруг: сначала вычистить, а потом выкинуть. Так будет понтово, а понты дороже денег (прописные истины понторезнозти не надо объяснять многим, а уж Понторезу особенно).
- Поедете на следующем, - достаточно корректно и в меру вежливо произнес один из телаг.
Понторез кивнул и зашел в лифт, губы его прошептали:
- Окрещаю энтон лифт следующим.
- Проблемы? - одна бровь телаги вскинулась как хорошая легавая на селезня (или борзая?).
- А ты, юноша, в какого бога не веришь, а? - и два орудия главного калибра выстрелили залпом в унисон (это некорректно для поддерживающих башни линкора станин, но зато созвучно) из под солнезащитных очков, и их убедительности заряды куммулятивно рванули в буркалах (которые одновременно являлись бункерами) телаги.
Тот упал на колени и стал целовать Понторезу руки.
- Простите, батюшка, не признал!
- Господу помолимся… - затянул Понторез.
Из лифта колонной по одному без кадила вышли совсем другие люди…
Понторез осенил их прощальным знамением и дальше поехал один, всё в том же самом "этом-следующем" лифте.
8.20
Шел месяц август, лето стало быть перевалило свой экватор и катилось к своему закономерному закату, а лифт шел прямиком вниз не только по закону гравитации, но и по воле людской, сдобренной усилиями могучих машин. Филенки раздвинулись и открыли позади себя такую абстрактную картину с вполне конкретными персонажами: три полураспахнутые олимпийки, два пацана в майках на голое тело, наколками усеяны руки и торсы, фиксы блестят, а волосам явно не дают вырасти. Не успели колоритные личности ни слова ни пол слова ботнуть по фене, как Понторез проявил себя:
- Пацаны, спичек не будет?
Ох как они тогда забухали - уже на первый приехали пьяными в говно, а потом спустились в подземный гараж и там начали оприходывать белую уже серьезно…
Везде 16
Группа интеллектуальных отморозков скопилась в помещении узком и низком. И болтали они про всякое и скрещивали мечи интеллектов своих, и у кого интеллект был длиннее, а у кого-то соответственно короче. В среднем 17 тире 18 сантиметров, больше между висками не укладывалось. И тут к ним в тертую компанию проник Понторез (доподлинно не известно на каком этаже). Выбрав наиболее очкастую и высооклобую жертву, он обратился к ней с широчайшей небритостью (Бельмондо отдыхает) на морде лица:
- Жю сан жю, жю ма сан жю ма?
Гром и молния! Вашу мать! Хулиганы зрения лишают (минус восемь)! - думал очкарик. Он же знал французский в совершенстве, сначала спецшкола, потом элитарный вуз, репетиторов вагон и маленькая тележка, постоянные поездки в Париж для практики и языкового общения (французского с вывертами - тут говорится не о речи). И он не мог перевести - и значит перенести - этой простенькой на первый слвх фразы! А-а-а! Страшно стало, если бы мочевой пузырь не был так ничтожно пуст, то прыщавый юноша непременно описался бы. А так просто приходилось пускать ветра в сухую. Аудитория замерла, все были повержены (немая сцена в "Ревизоре" немела перед этой). Что делать, кто виноват? (носилось в воздухе, помимо жуткой вони, издаваемой очкариком). Шпыньки (ты же ас по французскому!) все достигали цели и впивались в близорукого недотепу. От стресса у него даже стала выпадать перхоть.
- Это не имеет смысла, вы… вы сказали бессмысленность! Ну признайтесь, - стал ластиться за последнюю соломинку мозговой монстр.
- Молодой чемодан, в этой фразе заключен глубокий, я бы даже сказал, философский смысл. В переводе с татарского она означает: моешь - мой, а не моешь - не мой.
И Понторез вышел из лифта. И многие вышли за ним. И шли они по сухому полу как по сухому полу…
Тухлый №
Какой лифт, такой и номер. Скукотища! Две особы царских кровей, одна собачонка чао-чао, которой любой порядочный кот давно бы надрал усы и затем задницу и промяукал: "Чао!" Три охранника арийской внешности - впрочем никакой агрессии по отношению к семитско-славянской самойстийности вошедшего они не проявили- и эту компанию пришлось разбавить своей особой Понторезу? Дела-с. Особы только что не морщились, глядя на его наряд: полотенце вокруг причиндал обернуто и держится на весьма ненадежном узле. Раздался сигнал сотового. Понторез нажал куды надо и сказал:
- Да.
- …
- То есть вы считаете, что это я порчу репутацию вашего отеля?
- …
- А то что у вас в пентхаузе нет холодной воды, это ее не портит?
Лифт застрял (болел, наверное).
- …
- К тому же у вас лифты застревают.
- …
- Скоро почините? Еще и воду холодную в пентхаус проведите. А то контрастный душ без холодной воды это все равно что свет без тьмы, что свадьба без невесты, что похороны тещи без порванного баяна.
- …
- Что? Эта блестящая круглая штучка около душа является терморегулятором, а я думал, что это так просто блямбочка, прикрученная для услады эстетов. Тепереча то буду знать. Тогда еще горничную пришлите, а то я же из провинции, терморегулятором пользоваться не научен. Желательно рыжую, с огоньком.
- …
- Хорошо.
Особы начали стряхивать с себя микробов провинциальности, которых на них накидала жестикуляция Понтореза. Сударь протер свои бриллиантовые запонки, сударыня - изумрудные сережки (ей бы не мешало еще и подмыться - нелепая мысль Понтореза, но он как истый гусар промолчал).
Минуло полчаса. Особы наяривали свои трубки вызывая силы небесные, кои должны были несомненно вызволить их из трудного положения - им приходилось терпеть общество Понтореза, который рассказывал скабрезные анекдоты, пел - фальшивя! - сатирические куплеты и всем - буквально всем! - говорил ты. Однако труды сие пропали в туне. Не было выхода.
- А еще, случай был, прихожу к телке, такая я тебе скажу соска, а как сосет, как сосет! - закатывание глаз, - обо всем забываешь, ей только дай! - эмоциональные телодвижения Понтореза сбивали полотенце, которое приходилось поправлять, что несомненно мешало живости беседы.
- Молодой человек, - обратилась женская особа к Понторезу, - а в не могли бы немного помолчать?
- Помолчать? Это какой-то тонкий намек? В смысле заткнуться? О, вот это слово я есть понимать. А выйти не желаешь? а то я вижу всё напрягаешься, звонишь куда-то.
- А вы можете обеспечить? - особа мужеская услышала ключевое слово "выход" и даже не заметила, что с его благоверной грубо обошлись. Ох уж эта толерантность (толинерантность).
- Конечно могу. Кхе-кхе - Понторез откашлялся, постучал в дверки лифта: - Откройте, милиция!
Дверки и открылись.
- А раньше это сделать было нельзя? - проявила свою стервозность особа женская.
- А ты читала Экзюпери "Маленький принц"? По глазам вижу, что читала но уже не помнишь. Там был король, который приказывал солнцу встать и оно вставало. Фишка заключалась в том, что он говорил вовремя...
Вовремя они и вышли из лифта. К пентхаузу как раз передислоцировалась горничная с ярко рыжей копной волос. Она так шаркала ножкой (от этого необюстгальтерные груди живо подпрыгивали), что сразу становилась ясно: в терморегуляторах шельма разбирается…
какой-то длинный
- Александра, Александра… - напевал Понторез, когда бочком (а вот так хотелось) заходил в лифт. Тут-то и раздалось короткое и хлесткое слово "фас!"
Да, какая это была женщина, даже и не женщина а бизнес-вумен. Цельная глыба! (в нужных местах типа талии она была очень даже обтесана, а в других нужных местах скульптор оставил вполне достаточные для инфаркта постельного партнера выпуклости) Никаких сексуальных бретелечек и прозрачных чулочек, никаких подвязочек на нижнем или верхнем белье и косметики, никаких маникюра и педи… впрочем, это как раз присутствовало изящное и стильное (ногти - это святое!) А какие церберы были рядом - кровь с анаболиками! Ладно еще Понторез успел выставить в определенные точки свои закаленные лучше булата указательные пальцы - а куда он ими только не тыкал! - и два адамова яблоко было временно расколото червячком искушения полежать на травке (с гнильцой желаньице). Третий пес цепной был остановлен более прозаически - прямым ударом в нос. Далее Понторез достал из его кармана пистолет, а из пистолета обойму. Обойму он согнул, а пистолет засунул обратно.
- На досуге, а он у тебя будет долгий, почитай Хемингуэя, это такой писатель, книжка называется "Прощай оружие". Он вот тоже такими штуками - Понторез постучал изогнутой обоймой по лбу истекающего и хлюпающего кровью телохранителя - к смерти стучал. И надо сказать, достучался.
Бизнес-вумен безмолвствовала. Понторез скрасил ее молчание своим воркованием:
- Барышня, не увольняйте этих бедолаг. Они в меру компетентны, просто у них не было никаких шансов, примерно как у Сатаны.
И Понторез вышел из лифта. Надо ли говорить, что бизнес-барышня рванулась за ним. Какой самец пропадал! Стоит ли заикаться о том, что все ее садисткие наклонности были с корнем выкорчеваны понторезовым достоинством? И одним садистом на Земле стало меньше, и одной счастливой девчонкой больше.
(цифры невидимки)
Понторез уже ехал в лифте, когда в него вбежала ватага юных и светлых (то есть не отягощенных грехами) существ. Однако разговорец, что они генерировали, был не так ясен, как хотелось бы. Трещали про то, у кого родители круче. У одного кекса папа был замминистра (и отнюдь не культуры), у другого - министр, у третьей нимфетки папа был банкир, а мама фотомодель (что по маминой линии было не так возвышенно, как супермодель, но все-таки), у одного фамилия батяни рифмовалась со словом "боекомлект" и работал он в конторе (многозначительное а-а-а…) Понторез не то чтобы хотел эту всю несекретную информацию воспринимать, но приходилось локаторы греть, и посему в уши лез фон "а у меня папа, а у меня мама", он вспомнил своих родителей… мама - бухгалтер, папа - Бог (стырил из моей биографии! - авторская ремарка) и… ничего не сказал молодняку Понторез, и не произвел никаких действий. Возможно, вы думаете, что молчание это не так круто, как острая острота, а неделание не так значительно, как правый хук. Что ж, плоско и неглубоко видеть мир можно. А вот понять, что смирение и кротость круче, чем воинская храбрость - тут надо напрячь извилины или досидеть под яблоней до просветления. Может быть, в данном лифте (из которого подростки выбежали, а Понторез не выбежал) он кинул самые свои значительные понты, но почва оказалась неблагодарной и они не взошли. А быть может, я чего-то не знаю, и где-то Понторез нашинковал амбициозных очков еще более по гамбургскому счету.
Вместо конца
Открылся свеженький бутон лифта, и в него на парусах мечты, вознесся вместе с Понторезом, его ангел хранитель (находящийся в недоступном для восприятия простыми смертными состоянии).
- Привет, - сказал ему Писака из стольного града Казань.
- На вот, - Понторез протянул своему создателю кипу бумаженций, - свежие вирши про меня, а то опять половину переврешь, а вторую испортишь слогом.
- Не говорю тебе спасибо.
- Не говорю тебе пожалуйста.
Больше они ничего друг другу не кинули вербально, даже понтов.
(Ладно, ладно, ладно! Я не кинул. А Понторез отправил в последний полет с крыши свои безумно стебные замшевые ботинки.)
Еще одна ремарка, видимо, автор без них не может складно выражать свою мысль - написано на полях рукой Понтореза.
<<<на предыдущую историю о Понторезе
На рассказы
|