|
Мама, я хочу рисовать!
Дело было в Африке. В центральной её части. Одна страна, но два народа, две религии и куча противоречий. И вот одни негры уже убивают других, чтобы те на горизонте не маячили. А те не менее рьяно уничтожают этих, чтобы небо не коптили. Мировому сообществу до смертоубийства дела нет, ибо далеко это от цивилизованных стран, нет нефти и других быстрых инвестиционных проектов, нет всемирной сети, вай-фая, условия быта ужасные, а значит далеко не каждый журналист поедет туда кадилом махать, да войну освещать. А мы поехали. Одной шайкой-лекой. У каждого свои причины были. Я никогда не вступлю в партию, но вступил в ипотеку, а это как-никак первый круг ада. Чтобы выплатить взносы и не остаться без трусов, пришлось поднапрячься и сказать "да", когда нужно было сказать "нет". Ло горячо поцеловала меня на прощанье и перекрестила. Дочурка отпустила мой палец и сказала "Бу". Две мои любимые блондинки! С тяжелым сердцем Борис Горохов (то бишь я) отправился в командировку. Алиса откат Бурова - наш корреспондент, не так нуждалась в деньгах, как в смене обстановки. От нее ушел (сбежал или она сама его выгнала) муж. И вместо того, чтобы просто трахнуться с кем-то ещё или вывесить компроматные фотки в социальную сеть, честная и благородная Алиса решила отправиться в ад и посмотреть на круги его. Капризы женщин лучше принимать такими, какие они есть. Кирилл Стропилов - наш добрый, толстый и бородатый монтажер, мастер выдать сюжет из "пары планов", мастер достать еду (и выпивку, что иногда та же еда) даже там, где прошли варвары, саранча и крысы… почему он подписал контракт доподлинно не известно. Ходят слухи, что его племяннице нужна была срочная операция в дорогой клинике за бугром. Но кто же в СМИ верит слухам? Серёга Дружинин - наш камикадзе шофер, разведчик, рыцарь без страха и упрёка, а также джин, коньяк и водка в одном флаконе - поехал просто, потому что поехали мы. Он только уточнил: "В Африку? А это недалеко…" и заснул в самолете. За всё платила одна российская корпорация, у которой в раздираемой гражданской войной стране был один интерес. Точнее целых два природных ископаемых, но не таких легкодоступных, как нефть и газ. Повстанцы обещали преференции при их добычи. И вот режим для нас стал кровавым, а революционеры (не менее кровавые) - борцами за свободу.
Трупы в рвах, трупы просто разбросанные по земле, мухи на трупах, трупы беременных с вспоротыми животами, повешенные трупы, синие и распухшие от жары. Это такой фон. А ещё раненные в палатках с красным крестом, около палаток, одни в крови, другие в кровавых повязках, они стонут, другие не могут уже стонать, третьи уходят в мир иной… это другой фон. А ещё потрясающая доброта, когда люди делятся последней лепешкой, последним глотком воды, дети, которые не смотри ни на что улыбаются в камеру. Это фон третий, а может быть первый. А вот пейзажи или закат солнца в ручную вообще не снимали. Мы же не для географического общества работали.
Пропылённые и прожаренные мы возвращались на базу после рейдов за справедливость. Флайка передавала сигнал на спутник и наша "правда" доставалась общественности. И далеко-далеко отсюда в чистеньких квартирах, в домах без дырок в стенах от пуль и не сожженных карателями за завтраком или обедом, люди кушали и смотрели на трупы. И, наверное, качали головой и осуждали насилие. Или просто пережёвывали и отстранялись, мол, это от нас далеко и не касается. А "правда" в кавычках, потому что мы показывали одну сторону и не показывали другую. Мы говорили, что революционеры отбили стратегически важный город и там обнаружили следы геноцида со стороны правительственных войск. Но никогда не говорили о геноциде самих революционеров. Только не надо морали, кушайте овсянку, сэры, и пишите в "твиттер".
Шушу любили все. Это была бойкая девчонка 5-7 лет (а кто тут разберет точный возраст, когда все голодные) с полукудряшками полуколтуном на голове. Алиса всё пыталась расчесать её волосы, но пока ни разу не удалось довести процедуру до конца. Шуша не сидела на месте и двух минут. То мчится пинать пустую банку, аки Роберто Баджо, то бросит футбол и начнет пальцем рисовать на нашем внедорожнике картину, аки Микеланджело, то просто запоет что-то в даль зовущее и рванет от Алисы с расческой. Мы подкармливали Шушу как могли, но она ела всё, что давали, и не набирала ни грамма веса. Маму у Шуши убили. И папу тоже.
Когда было что передавать, флайка настраивалась на спутник, Кирилл колдовал, я снимал Алису, а та строила глазки телезрителям. Серёга обычно в это время уже дрых, он мог заснуть в любое время и в любой позе, даже стоя. Не спал он только за рулём. Запарки случались такие, что поесть было некогда. Сначала Алиса выдавала последние новости нам, потом наговаривала их для радио, и писала тексты для информагентств на потрепанном ноуте. Отдельная связь была с Семёркиным. Поскольку он не работал по контракту, а служил за зарплату на государство российское (зарплата маленькая, не в пример географической карте нашей страны), то он был свободен от пафоса. Он не писал про ужасы режима и святость революционеров. Алиса говорила ему только три числа, почти как номер телефона в небольших городах. Первое число означало общее количество убитых за день, второе - количество убитых детей, третье - количество убитых женщин. Количеством убитых мужчин Семёркин не интересовался, ибо считал, что кому нужно - отнимет от первого числа, второе и третье и получит искомое четвертое, а кому неинтересно - так пусть так в неведении и живёт. Из чисел наш дистанционный собрат по оружию создавал короткую новость. Без эмоций. Обратно он слал короткие анекдоты, чтобы мы тут с тоски не сдохли. Иногда контрабандой приходили даже политические. Да, да, у нас есть политические анекдоты и иногда даже смешные, а не грустные. Один из последних: Медведев получил Оскара за лучшую роль второго плана. Я снабжал зрителей не только видео, но и фотографиями (конечно, они получались хуже, нельзя быть талантливым во всем и чисто физически нельзя снять кадр и на видео и на фото одновременно). Порой, достать фотик просто не было времени, или стреляли так, что и видео не всегда получалось снять достойное. Кирилл тогда за монтажкой надергивал фотографии из видеопотока, а на дрожание камеры… никто не ругался. Война.
Про покушать - отдельная африканская песня. Нас обещали кормить 3 раза в день. Иногда выходило 3 раза в неделю. Про зажаренных крыс… ну что могу сказать, крысы по вкусу на уровне кроликов. Хуже всего было с водой. И с туалетами. Мне бы в глаза посмотреть тем философам, что проповедуют возвращение к природе, матери нашей. У них был понос при отсутствии туалетной бумаги? Всё закрываю тему.
Хуже, когда делать было нечего. От безделья, жары, антисанитарии и водки мозги отключались полностью. А похмелье без воды - просто тихий ужас. В местах этих отдаленных пить можно было только бутилированную воду. А с ней были перебои, как и со всем остальным. В свободные минутки, я естественно звонил домой или говорил с любимой по скайпу. Дочурка, не видя папы, махала крохотным кулачком, зажатым в ладони мамы и меня это грело и я улыбался и сквозь пыль и загар на моей физиономии светилось счастье. Но когда связи не было, не было инета, а фильмы и книги на компе опротивели… тогда мы играли в непереводного дурака колодой в 54 карты. Вчетвером. На раздевание. Четверки мы почему-то называли "чепырками" и почётно было оставить человека с погонами из чепырок. Кирилл давал фору и раздевался до джинс сразу. Но эту синею и необъятную линию обороны не сдавал никогда. Серёге то везло, то нет, и иногда он прикрывал достоинство газетой. Я жертвовал кепкой, очками, фирменной операторской жилеткой с карманами, майкой и шортами, но вот труселя и тапки с меня снять не получалось. Ибо Алиса сдавалась раньше, когда дело доходило до её купальника. Чему очень не радовался наш охранник Али. Это был двухметровый иссини чёрный оптимист с белозубой улыбкой и вечным калашником на плече (две обоймы перевязаны изолентой). Сам он в карты не играл принципиально, но в чём был этот принцип объяснить на ломанном русском не мог. Али учился в России, но диплом так и не получил. Война на родине не дала завершить высшее образование.
Зато в волейбол Али не было равных. Когда было не так жарко, как всегда, мы натягивали сетку и играли по серьёзному, или просто становились в круг и перекидывали мячик друг другу. Шуша бегала вокруг и подносила мячик, когда он улетал далеко. В такие минуты вокруг не было войны, не было горячих новостей с фронта, не было зла. Было только одно сплошное лето. А лето никогда не бывает злым. Хотя моря не хватало. Для полного счастья.
Мы все мечтаем. Я мечтал о том, что срок контракта кончится, я вернусь к Ло с дочкой, и выплачу банку ипотеку, чтобы сбросить ярмо с шеи. Кирилл мечтал превратить свой необъятный живот в пивной аквариум (и заливать в него исключительно "Шпатен" и "Крушевицу"). Но мы то понимали, что вместо импортного пива будет разливное отечественное, а все деньги уйдут на операцию племяше. Алиса называла скороговоркой яхта-машина-дом, мы как бы верили и сходились на том, что ей нужен настоящий мужик. Серёга мечтал о рыбалке, ну может быть ещё о "Шевроле-Ниве", которая до рыбалки довезёт. А Шуша мечтала увидеть маму. "Когда придет мама?" - так она спрашивала всякого нового человека, который входил в её жизнь. Когда нам эту фразу перевёл Али в первый раз и пояснил, что мама не придет никогда, Алиса смахнула с ресниц слезу. Одну. Ей скоро было выходить в эфир и она сдержала влагу на опыте.
Когда Ло случайно. Непреднамеренно. По моей неосторожности. Увидела Алису… в Казани родился торнадо. Не то чтобы жена меня ревнует. Но я не сказал! Что еду с Алисой. И ни одна нота примирения не принималась, всякое слово считалось контрафактом и могло быть использовано против меня. Ох уж эти бабы! И всё равно я вас люблю!
Очередной день, прожитый не зря. Алиса наговаривает в камеру последние вести с баррикад. После окончания прямого эфира, я веду объективом вниз. Алиса накрашена, в белой блузе из-под которой торчат… обнажённые ноги в шлёпках. Это кадры не для эфира, для нашей личной истории. Бородатые революционеры собрались поглазеть на магию телевидения. Когда эфир закончился, они дружно захлопали. Алиса зарделась.
- Шабаш! Айда мячик покидаем! - предложил Серёга.
И вот в одном кругу мячик объединил солдат, медиков, журналистов, водителей… чёрных, белых, облезлых от загара, жёлтых… (были среди нас и китайцы) христиан, мусульман, буддистов, кришнаитов и атеистов, а также последователей эзотерических культов, вуду их побери!
Мячик запрыгал по выжженной земле… далеко… Шуша побежала за ним… хлопок… крики… хаос… и только мячик, как катился до взрыва, так и продолжал катиться. Закон сохранения инерции. Шуше как могли перевязали ножку, то есть обрубок от ноги. На всех языках мира люди орали, что её надо срочно в лазарет, что срочно нужна кровь… нужна была третья отрицательная группа. У меня была такая. Я вышел из столбняка и подал доктору неболиту из организации врачи без границ руку: коли, едрён-батон!
Крови нужно было много… у меня взяли сколько могли… потом у лазарета выстроилась очередь. По рации передали в соседнюю часть борцов за независимость и оттуда примчался джип с людьми с третьей отрицательной. В эфир летело: "Кровь есть?" и отовсюду спешила помощь и везли лекарства.
- Боря, тебе надо полежать! И шоколад жуй. Жуй, говорю шоколад! - Кирилл был неумолим. Меня проводили до машины. И укрыли одеялом. И не ушли, пока я не начал жевать плитку сладкого. Уж лучше бы дали 100 грамм.
- Да тут жара, вы чо! - возмущался я. Но когда солнце зашло, меня забил озноб и был рад надёжному и тёплому одеялу.
Глубокой ночью усталый хирург вышел из лазарета и закурил. По его серому лицу стало ясно, что дело плохо. "Надо молиться, только чудо спасет её", - сказал он. Как мне потом рассказала Алиса, Серёга губами прошептал: "Господи, помоги Шуше!"
Чудо. Невозможное стало возможным. Шуша выжила. Одной ножки у неё никогда не будет, а вторую… возможно, не ампутируют. Если всё будет хорошо…
Мы укатили на фронт (понятие здесь относительное). И там было легче. Ясно, где враг, где наши, где жизнь, а где уже смерть. Но мы вернулись. И вот тогда снова ударило под дых - нам сказали, что с Шушей ещё ничего не ясно. Только через много дней она окончательно выкарабкалась. На одной ножке из могилы.
Африка. Жара. Палатка. На коленях Алисы сидит Шуша и улыбается. Она что-то лопочет. Али перевел: "Мама, я хочу рисовать!" Алиса закусила губу. Кирилл что-то заквохтал и бросился к флайке. У меня в груди как будто лопнул пакетик чипсов. Монтажер вернулся с блокнотом и цветными карандашами. Откуда он достал карандаши, я никогда не узнаю. Шуша обрадовалась им, как я не радовался, даже когда мне купили желёзную дорогу. И стала выводить на белом листе цветные калябушки-малябушки.
- Ребята, вы как хотите, а я ее никому не отдам! - Алиса сверкала глазами и напоминала тигру. Если журналисты - это волки, то… кто ж пойдет супротив тигры!
Обратились в посольство. Объяснили ситуацию. Нам: "бла-бла-бла", что в переводе с бюрократического "ситуация с усыновлением непростая". Тогда мы состряпали заговор и намекнули нашим инвесторам, что покажем всю правду и полезные ископаемые им светят как Фукусима. Вопрос с усыновлением решился тут же. Видимо, бюрократы во всех странах любят бабло больше, чем термиты трухлявый пень.
В Казань наша банда вернулась с "дочерью полка". Шуша уже выучила как по-русски "мама", "лисовать", "чепылка" и неведомое для многих детей слово "стендап". Встречали густой толпой, меня задушила в объятиях златокудрая Ло, Кирилла - всё его многочисленное семейство, Серёгу - полногрудая дивчина, слегка смущенная от обилия журналюг и камер, Алису встречали всем агентством, а Семёркин рулил коляской. Шуше авто сразу понравилось, но больше понравился сам Семёркин, она схватила его за длинный нос и сказала "Чепылка!" Пробкой шампанского, мы, кажется, повредили Луну, но это уже другая история…
P.S. Из-за моего дерзкого разговора с менеджером среднего звена корпорация лишила нас премиальных. А нос менеджера от близкого контакта с моим кулаком испытал перелом судьбы.
<<<на Рассказы
|
