Андрей БИТОВ: "Первая духовная книга, которую я прочел, был Коран"
9 августа в Казани состоялась встреча читателей с известным русским писателем Андреем Битовым. Критики описывают его творчество словами "интеллект", "безупречный слог", "стиль" и даже "откровение". Известный прозаик, автор "Пушкинского дома" прочел перед казанскими слушателями свои духовные христианские стихи и суры Корана. На встрече в режиме живого диалога с читателями были подняты темы толерантности, единого Бога и разности религий, русского языка и профессиональных писателей.
Андрей Георгиевич, исследовали ли вы происхождение вашей фамилии?
А. Б.: Один из моих предков - Яков Битов долгое время оставался в моем генеалогическом древе без отчества. Я стал копать и всплыли интересные истории про романтику и кровную месть (кто-то кому-то изменил, кто-то кого-то зарезал), в общем, из трех мальчиков спасли одного. И вот он, став молодым человеком, женился на русской девушке и попал на север, а потом его потомки перебрались через Череповец в Петербург. Подробно я все это опишу в своей книги "Похожий на", похожий на татарина, похожий на еврея (тысячу раз меня подозревали в этом), похожий на немца (тоже есть корни) и так через "похожесть на" в ней излагается вся моя биография. Закончится книга описанием деревни рядом с Ханты-Мансийском, где все Битовы, и меня там встречает Казбек Битов. Думаю, не уйду я из этой жизни, пока не закончу эту книгу.
Понравилось ли вам найденная родовая деревня?
А. Б.: По первому впечатлению - нет. Мне грезилась романтика: горы, Лермонтов, что-то красивое. Мистика доходит до того, что, как мне призналась мама в старости, зачат я был в Анапе на территории своей древней исторической родины. В этом году я поеду в этот город и отмечу в конце августа свое семидесятилетие, прибавив ко дню моего рождения девять месяцев – так, как это делают японцы (они считают свой возраст с момента зачатия).
По вашему мнению, проза и поэзия совместимы?
А. Б.: Я известный прозаик в узких кругах… всего мира, но сегодня выступлю перед вами как поэт. Я так "обнаглел" от самопризнания, что стал "бесстыдно" писать стихи. В 60 лет вышла моя первая книги стихов, потом вышли еще две… (в этом месте своего рассказа А.Б. прочел христианские стихи и суры Корана)
Андрей Георгиевич, как начались ваши духовные поиски?
А. Б.: Мои родители были крещенные, но не воцерковленные люди. Они не были партийными, но и в храм не ходили, и Нового завета в доме не было, а Коран был. Это была первая духовная книга, которую я прочитал с большим интересом. Он до сих пор у меня хранится - это очень редкое издание 1864 года (тогда его перевели на русский с французского, а не с арабского). Я не воцерковленный человек, но абсолютно верующий и думаю, что Бог един. Хотя у нас очень дурно и воинственно относятся к экуменизму. Думаю, хуже нет, чем воинствующая церковь. А вот разговоры про разные расы - это чепуха. Каждый верующий должен быть материалистом, чтобы не придумывать мистики, которая противоречит вере. Надо знать, что все люди могут производить потомство друг от друга. Это когда от лошади и осла рождается мул, он не может иметь потомство. А у нас нет "мулов" - и это свидетельство единства человеческой расы вообще. А что мы говорим на разных языках - это такой подарок, как и наличие по-разному красивых цветов.
Вы считаете, что мир во всем мире достижим?
А. Б.: Я не кот Леопольд, чтобы говорить "давайте жить дружно", но порой нашим простодушием пользуются очень плохие люди. Надо иметь силы ни с кем не воевать, но внутренне держаться твердо. Христианство явилось для меня ключом к пониманию того, что других - нет. Это было для меня главное открытие. Когда ты сможешь понять, что другому так же больно, что другой так же чувствует и понимает, ты и становишься цивилизованным человеком. Но это очень трудно, понять, что другие люди такие же, как ты. У Чехова есть замечательный рассказ про студента, который зяб в дождливую погоду и встретил человека, которому тоже было холодно… эта мысль на уровне Христа и Эйнштейна, на уровне Ньютона, который интеллектуально вывел формулу: "Бог - един". "Другие - такие же, как мы" - это настоящее открытие духа и ума.
Сейчас определенные силы пытаются разделить христианский и мусульманский мир…
А. Б.: После терактов пять лет назад в США, 11 сентября, некоторые горячие головы пытаются вбить клинья в трещину между христианским и мусульманским миром, не понимая, что в эту трещину провалится все человечество. Во Франции еще до бомбежек Афганистана со мной произошел чудный случай. Там был довольно скучный конгресс, а после него коллективное выступление, где я познакомился с французским саксофонистом (в последнее время я много работаю с джазом). С ним, при всей брезгливости французов к английскому языку, можно было поговорить по-английски о джазе. Я ему объяснил: ты слушай только музыку и играй, а я буду читать стихи, которые для французов тоже не будут иметь смысла, потому что они будут по-русски. И прочел перед слушателями три суры Корана. Первая - о том, что человек забыл свое предназначение, вторая - о том, что ангелы предупреждают, но не карают, третья - о том, что произойдет, если к ангелам не прислушаться, - Апокалипсис. Я их прочел, саксофонист мне подыграл, в зале наступила тишина… мы держим паузу, пауза такая, что лопатки зачесались. Публика ничего не понимает… И когда я понял, что больше держать паузу нельзя, сказал русское слово "конец". И тут прорвало всех, потому что они поняли весь смысл сказанного. После этого я пришел в гостиницу, включил телевизор, а там показывали начало бомбежек Афганистана…
Литература для вас - это…
А. Б.: Мне нравится золотой век русской литературы. Всего несколько человек: Грибоедов, Лермонтов, Пушкин, Гоголь, Чаадаев… и Даль. Там есть все: от древности до постмодернизма. Но меня не раздражает появление сейчас качественной детективной литературы - пора было ей появиться у нас. Маринина с Донцовой хорошо пишут.
Как вы относитесь к творчеству современных писателей?
А. Б.: Практически не слежу за современной литературой. Я старый человек и мне бы чего-нибудь еще написать. Я рад, что живы мои коллеги по перу из моего времени - Искандер, Петрушевская, Ахмадуллина - и они способны писать. А из современных я читал немножко Пелевина и Сорокина. Что касается чтения, то у меня есть дефект - я читаю очень медленно, по слогам. И то, что нельзя прочесть по слогам, я не читаю. А таких текстов мало, поэтому я беру Пушкина или Паскаля, или Коран, или Библию и шевелю губами, чтобы понять, что же там сказано. Есть хорошее выражение - читать про себя, оно многозначно, если в книге написано не про меня - я не буду ее читать.
Не деградирует ли русский язык от засилья иностранных слов?
А. Б.: За него не надо волноваться - он абсолютно все выдержал и переварил, переварит и нынешнюю "брэндовую" ерунду типа слов "офис" "холдинг". И писатели будут нужны всегда, потому что они инструмент языка. Пушкин любил слушать крестьян, потому что в народе видно как переваривалась речь. Сколько бы не реформировали русский язык, ломались только реформаторы. Реформировать язык не нужно, нужно вкладывать в него. В том числе и деньги. Пусть будут на первый взгляд "бессмысленные" литературные институты, пусть растут филологи, пусть они изучают и иностранные языки, потому что без знания иностранных языков родной язык начинает беднеть.
То есть, помогать языку все-таки надо…
А. Б.: Не реформировать, а вкладывать. В язык, в культуру в целом. К сожалению, меценатов уровня Третьякова и Морозова в современной России нет. Сейчас, пожалуй, только еврей Абрамович показывает всему миру "широту русской души". Им восхищаются без понимания того, что же он на самом деле натворил. Есть три вещи, которые копятся всем миром: власть, слава и деньги, потом это все распределяется, и тот, кому ничего не досталось называется народом.
Вы организовали создание памятника зайцу, который перебежал дорогу карете Пушкина и он не попал в Петербург на восстание декабристов...
А. Б.: Памятник там стоит в виде верстового столба, а не зайца, потому что фигурку зайца бы унесли охотники за цветметом. Этот проект был реализован в 2000 году, когда переплелось много дат: 175-летие восстания декабристов, соответственно, 175-летие, так сказать, перебегания зайцем дороги Пушкину, и еще это совпадало с переходом в новое тысячелетие. Так вот я намудрил с датами. Еще я скромно пожелал: если мне удастся сделать этот памятник, то Россия не свернет со своего пути. Ведь этот памятник "зайцу", по сути, является памятником выбору. Еще один мой проект, посвященный Пушкину, - у меня вышла "говорящая книжка", в которой я читаю черновики Пушкина под джаз.
Кого, на ваш взгляд, можно назвать профессиональным писателем?
А. Б.: Если начать с начала, то даже Пушкина трудно назвать профессиональным писателем. Хотя он порой и брал по золотому за строчку, но больше по настоянию жены. Достоевский - вот тот, как мне кажется, специально загонял себя в такие ситуации, проигрывая все в карты, чтобы единственным выходом был контракт с издателем, и потом выстреливал новой книгой с присущей ему энергией. Русская литература золотого века была не профессиональной, а гениальной. Сейчас наступило время, так сказать, "расконвоированного соцреализма" - можно писать о чем попало. И все вернулось на круги своя: кто не может не писать - будет писать. Я остаюсь непрофессионалом и в этом качестве, позвольте, поблагодарить вас за внимание.
|