Записки сумасшедшего

Звали его Иван, жил он в стольном граде Казань, да не где-нибудь, а в сумасшедшем доме. Прозвище он имел соответствующее своему умственному развитию: дурак. В мечтах он редко доходил дальше двух пачек сигарет (одну выкурить, другую заначить) За свой тихий нрав от санитаров получал редко, а после аминазинчика так и вовсе лежал в кровати аки младенец. Но, однажды, Иван, не с того, не с сего, взял в руки карандаш и стал выводить на добытых, от случая к случаю, разнокалиберных листах какие-то каракули. Над ним стали смеяться и называть не просто Иван-дурак, а писатель Иван-дурак. Он улыбался и говорил в ответ:
- Обо мне еще узнают, обо мне заговорят! - при этом Иван выставлял правую ногу вперед и выпячивал грудь.
Все, кто видел эту картину, обычно садились или ложились, так как на ногах приступы смеха было не выдержать. День шел за днем и на Ивана перестали обращать внимание. Жизнь в психушки продолжала катиться своим чередом - размеренно и спокойно.

А вот в городе произошли необычные вещи. Из недостроенного метро на улицы хлынул поток крыс. Грызуны сжирали продукты на складах, забирались в квартиры, кусали людей. Никакие меры не помогали. Никто не мог сказать, откуда появилось такое полчище серых разбойников. По ТВ передали сообщение, в котором жестко предупреждалось, чтобы взрослые не выпускали детей на улицы одних, ну и далее по тексту от службы спасения.
Уже не раз находили в подвалах детские скелеты, да и не только детские. И стало людям страшно и непонятно и не знали они что делать и некому им было помочь.
Прошло три дня крысиного кошмара. Казань заволокло тучами и грянул гром, да не просто гром, а настоящее громище. Ливень шел день и ночь. Вода не успевала смываться в канализацию и начала затапливать дома, стоящие в низинах. Город подвергся наводнению какого не помнили старожилы. В любое другое время это было бы бедствием но только не сейчас, ведь вода избавила город от крыс. Кое-кто заговорил о конце света. Началось брожение в умах, журналисты извергали на народ свои версии причин происшедшего.

А 28 июля в своем кабинете повесился главврач психбольницы, что расположена на улице Волкова. Следователь Галеев приехав на место происшествия увидел такую картину: толпа, состоящая из любопытствующих больных в пижамах и озабоченного персонала в халатах, окружала взломанную дверь кабинета главврача, ключ торчал из неё изнутри (уже факт в пользу версии самоубийства). На окнах кабинета были установлены солидные решетки. В общем ситуация была ясна - мужику надоело жить и он повесился. Впрочем странно как-то, место то тепленькое (как у Христа за пазухой), зачем такое покидать, да и никаких предсмертных записок объясняющих свой поступок самоубийца не оставил. На столе лежали лишь какие-то листы с каракулями. Галеев взял один и стал его рассматривать. Корявым подчерком и явно тупым красным карандашом на нем было написано: "Записки с ума сшедшего". Дальше под номером один значилось "Крысы". Галеев пробежал несколько строк:
"И вылезут они из-под земли и будут грызть все вокруг и не пощадят ни старого ни детей малых. И станет людям страшно и не будут они знать что делать и не кому будет им помочь…"
Дальше шло описание того, что ни яды, ни отстрел не помогут (так оно и было), что крысы разносят множество болезней и так далее. Короче дурацкий рассказ психа. Галеев прочитал подпись: "Иван-дурак". Он улыбнулся. Но улыбка сползла с его лица, когда он увидел число поставленное под каракулями - 10 июля. Следователя как громом поразило, ведь первые полчища крыс появились 11-го, он это точно помнил. Спокойно, псих мог напутать с числом. Галеев взял следующий листок, ничего интересного, а вот рассказ под номером четыре заслуживал внимания.
4) Дождь.
И грянул гром и сверкнула молния и полил дождь и лил он и день и ночь, пока не затопило весь город. А у нас сухо, мы на горе живем. Правда консервы надоели, но зато компот вкусный. Ничего через 12 дней дождь кончится.
Иван дурак
14 июля.
Дождь начался действительно четырнадцатого а кончился двадцать шестого. Следователя забила нервная дрожь. Он стал лихорадочно перебирать листки с разноцветными записями, и он нашел…
8) Главврач повесился.
И придет он в кабинет, и запрется, и будет бояться людей, и не сможет пить. И захочет он умереть. И тогда он возьмет свои подтяжки и повесится (слово повесится было написано с четырьмя орфографическими ошибками) но не это было важно, важно было число под рассказом: 27 июля. И опять эта издевательская подпись: "Иван-дурак".
- Когда эти записки Ивана-дурака взял к себе главврач? - спросил Галеев у заведующей.
- Вчера, хотел почитать, поприкалываться… - она замолчала.
- Точно вчера?
- Да, да я хорошо помню, но еще спросил, мол Иван дописал? Тот ответил, что да, мол, дописал, там и про вас есть.
По спине Галеева пробежал холодок. Он взял следующий листок.
9) Красивая дочка мэра больна. Следователь облегченно вздохнул, он боялся там обнаружить, что-то типа: "Следователя Галеева сбила машина" или нечто подобное. Заинтересованно он стал читать:
И заболеет красивая дочка мера неизлечимой болезнью и не смогут ее вылечить ни наши лекари, ни заморские и только Иван-дурак знает как ей помочь. И хорошо бы было компот не так сильно водой разбавлять.
Иван-дурак
27 июля.
Следователь вылетел из кабинета главврача весь белый.
- Где здесь можно позвонить?
- Там, в кабинете телефон есть, на столе, - стала объяснять удивленная медсестра.
- Ах, да, - Галеев рванулся назад, шепча: - только бы не подтвердилось, только бы не подтвердилось.
Минут через тридцать, м может быть через час, он все-таки дозвонился до мэра.
- Откуда вы знаете, что моя дочь больна СПИДом? - гробовым голосом сказал мэр. - Если ты об этом кому-нибудь расскажешь…
- Не волнуйтесь, я следователь, а не репортер, - Галеев замялся, не зная как бы все объяснить. - Есть такой Иван-дурак, он в психушке лежит, ну так вот…

С момента, когда главврач забрал читать его записки, а потом повесился, прошло три дня. За это время жизнь Ивана-дурака кардинально изменилась, он словно в сказку попал. С ним носились как с писаной торбой и мэр города и премьер министр и даже Сам. Еще бы, пророк! Видит будущее и ничего, что дурак, хотя как это дурак, кто сказал? А ну-ка издадим указ, чтобы никто Ивана дураком не называл. А потом поехало, выделить Ивану квартиру, машину с шофером, секретаршу, чтобы значит все его рассказы записывала, ну и для других каких надобностей.
Иван, хоть и дурак, а смекнул, что к чему и быстренько накропал рассказ № 10.
10) И станет Иван самым главным в Казани и будут выполнять все его желания, а если кто замыслит против него, то есть меня, плохое, то значится весь город в сей же час под землю и провалится, и будет всем полный… (тут рука секретарши видимо дрогнула и написала кобздец).
Почувствовав вкус к творчеству Иван тут же написал и рассказ за номером одиннадцать.
11) Хочу компота побольше и чтобы никто не разбавлял! И еще хочу, чтобы дочка мэра стала моей женой.
Деваться мэру было некуда, пока от СПИДа у нас никто не лечит, кроме Ивана-ду... то есть Ивана. Сыграли свадьбу, с размахом, вся Баумана гуляла, заполненная толпой сбежавшаяся на халявную водку с закусоном. Пили и ели до пуза, под фейерверки. Город не просыхал дня на три-четыре (точно никто потом вспомнить не мог). Дальше - больше. Иван понял всю прелесть своего нового положения и стал делать то, о чем мечтал всю жизнь, но сделать никак не мог. А именно: пить курить, портить девок и морально разлагаться. Представители власти, а также угнетаемый ими народ закрывали на это глаза. Да и как иначе, чуть задумаешь всерьез пришибить этого хлюпика с прыщами на лице, так сей же час под землю и уйдешь вместе со всеми своими близкими. К тому же Казань на время стала центром туризма и паломничества со всего мира, можно сказать новой Меккой. Сюда слетались доверчивые глупцы, чтобы послушать оракула. Цены на жилье обогнали московские, нью-йоркские и токийские вместе взятые. Иван каждый день выступал перед массами своих почитателей, выдавая новые перлы, которые фанатичные зрители записывали на литу и учили как новую библию. Это было днем, вечером же Иван проводил плановую оргию, утром похмелялся и так каждые сутки.
Записки сумасшедшего стали бестселлером. Их включили в школьную программу на следующий учебный год. Президент лично заложил камень в фундамент памятнику Ивану, который должен был ровно в два раза выше московского кремля. Иван тем временем предсказал пару землетрясений, взрыв в московском метро (наше еще не было достроено и там ловить террористам было нечего), и сердечный приступ у одного латиноамериканского диктатора. Теперь уж весь мир замер в благоговейном трепете. Иван стал пророком новой религии, названия которой даже не успели придумать, а у неё уже было миллионы последователей по всему свету. Лидеры буддизма, христианства и ислама нервно кусали локти.
Неизвестно сколько бы этот маразм продолжался, если бы из похода по Марийским лесам не вернулся бы один студент (имя и фамилию которого, к сожалению, история так и не узнала), зато известно что учился он на круглые тройки и прозвище у него было Батон. Так вот, Батон, с группой собутыль… то есть туристов ушел в долгий поход от одного озера к другому и радио не слушал примерно с месяц (про ТВ и Интернет я и упоминать не хочу - не было их), следовательно новостей мягко говоря был лишен напрочь. Дома он очень удивился, увидев буддийского монаха, хиппи и представителя крайнего севера у себя в комнате. Как объяснила мать, эти славные люди приехали к святому Ивану и хорошо платили за постой в твердой валюте. С кухни доносилась английская речь, из комнаты родителей - турецкая.
- Так, - сказал Батон, - какой такой святой Иван?
- Ба, да ты же ничего не знаешь!.. - воскликнула мать, и поведал сыну, что в Казани произошло за время его отсутствия.
Батон сначала не поверил, потом, когда посмотрел телевизор и убедился в непомерной человеческой глупости и страхе за свою шкуру, решил действовать. Сказано - сделано. Перво-наперво он вставил батарейки в плеер и включил кассету с русским роком. Затем вынул из шкафа дедов карабин с отличной оптикой, почистил его смазал, зарядил и куда-то ушел, сказав на прощанье матери, что он возможно сегодня не будет ночевать дома, и чтобы та внимательно смотрела очередную речь Ивана перед народом.

Вернулся он, однако, быстро. Мать плакала обнимая телевизор.
- Убили, - причитала она, - убили изверги! Сейчас провалимся!
- Не провалимся и вообще, мать, как на счет заповеди не сотвори себе кумира, а? - Вопросом на вопрос ответил Батон и с присущей всем студентом деликатностью осведомился:
- Пожрать есть чего?

Казань действительно никуда не провалилась, конец света в очередной раз не наступил. Люди после убийства Ивана-дурака посмотрели вокруг, осознали в какое дерьмо вляпались и не глядя друг другу в глаза разбрелись по домам. Кстати у дочки мэра СПИДа не оказалось, то ли врачи перепутали, то ли техника подвела - неизвестно, да и у диктатора не сердечный приступ был - в него всадили двадцать три полновесные пули некие непримиримые с диктаторским режимом революционеры-живчики с непроизносимыми фамилиями.
По старой традиции стали искать того, кто эту кашу заварил, но как это у нас водится - разумеется не нашли. Записки сумасшедшего до сих пор в школах так и не изучают, изучают их студенты социологи как пример неконтролируемой массовой глупости. А Батон ушел в очередной поход, ему родители выделили причитающую долю с аренды его комнаты, валюты хватило на билеты до Кубы и обратно, на острове Свободы студент с хлебной кличкой давно уже мечтал побывать. Вместо того чтобы заказать номер в гостинице, Батон взял палатку и гамак…