|
Почему нет и почему да
Часть 1. Почему я не отвечаю на вопросы тогда, когда не хочу.
Лето выдалась жарким как никогда - так нам палящее солнце преподносили в прессе. А я вот могу автомат разобрать и собрать с закрытыми глазами - навык не пропал, хотя как боевая единица я уже давно числюсь в отставке - однако не могу похвастаться столь мощным аппаратом обобщения, какой по своей наглости приписывают себе журналисты: по мне так это лето от других мало чем отличается. Ага, так я думал, пока не обгорел, а этого не случалось, наверное, лет тридцать уже как… то есть с детства. Потом была кадетская школа, армия, несколько войн (гражданских, партизанских, мировых), да много чего на свете случилось, не могу сказать, что жил всегда бурно, просто не в моем характере валяться на пляже с целью загореть или работать на плантациях в качестве раба - я слишком ценю свою свободу, чтобы попадать в рабство, и слишком ценю время, которое Создатель отпустил мне, чтобы валяться на пляжах, отлеживая там бока и задницу.
Как же случилось, что я все-таки обгорел? Мне кажется, что я мог обгореть когда ремонтировал забор, одна беда - доказательств нет, точнее, забор есть, а вот следов моего в него вмешательства - не наблюдается. У любви моей и матери моих детей - Веры Мюллер - другое мнение: обгорел я, когда реанимировал мой любимый винный погребок. Эта версия имеет под собой почву - вон он погребок, и несомненно его недавно обновили. Да и как не обновить, ведь наш вождь - вождь! - получает на свое день рождение каждый год по бочонку превосходного красного вина именно… да, но чтобы расставить все точки над "ё" придется сделать одно махонькое замечание: каждый год мне приходит приглашение на день рождение вождя, и каждый год у меня бывает в этот день очень плохое самочувствие, мне даже ставят капельницу - вот она в соседней комнате стоит гордая одноногая и хромированная - вот и выходит так, что на день рождение вождя в столицу из нашей глуши вылетает только моя супруга, у которой со здоровьем всё значительно лучше.
Говорят, что когда на солнце пятна и вообще в жаркие годины на землю обрушиваются большие и очень большие беды: моры, эпидемии, войны, саранча, массовая гибель леммингов и тёщ (я не пытаюсь шутить - так говорят). А еще говорят, что в полнолуния у психически неуравновешенных субъектов случаются обострения. Именно этим жарким летом и в полнолуние застрелился наш сосед. Не смотря на счастливую семейную жизнь, на карьеру, на море, что за окнами плещется - бах! - и прощай всё. Так уж получилось, что он был генералом службы безопасности (причем не в отставке, а действующим) и последним человеком, который его видел живым, в протоколе значился я я. Естественно мне захотели задать вопросы и вне протокола. Но, я считаю, что если человек вдруг решил узнать: "а если жизнь после смерти" или покончить с жизнью без излишней помпы из-за безысходности под спудом событийных заморочек, вроде как безыдейно, то это его личное дело и нечего об этом слова мусолить. Но конечно, у закона и у службы безопасности было другое мнение.
О чем только не думаешь, когда хочешь ни о чем не думать. Вот я сижу за столом, наслаждаюсь у-ми-ро-тво-рен-ным (читать по слогам) пейзажем и щелкаю грецкие орехи. Кому-то для этого требуются хламурные (от слова хлам) щипчики, кому-то достаточно самих орехов, обычно люди зажимают в кулаке пару орехов и наиболее прочный из них давит менее крепкого своего собрата - естественный отбор в чистом виде. Поскольку я уже давно не держу в руках ничего тяжелее компьютерной мышки, я щелкал орешки по одному - типа зарядка для пальчиков пенсионера. И разумеется, я угощал очищенными орешками дочу, сын - как и положено будущему воину и защитнику отечества давил орешки самостоятельно. А что же делала хранительница очага, госпожа Мюллер (ох дала бы мне она затрещину, обратись я к ней настолько официально)? Но узнать я это не успел. И, кстати, не успел подумать про самоубийства генерала госбезопасности, произошедшем накануне на соседней даче. А ведь я был последним, кто его видел живым…
Наш покой побеспокоил дверной звонок. Я прищурился и обратился к инстинкту, его барометр показывал среднюю паршивость визитеров. Если бы он ошибался, то я бы давно висел на стене в виде фотографии с траурной окаемкой.
- Открыть? - вызвался доброволец Петр.
- Не надо, сам открою, надо кости размять, - я протянул Свете наиболее вкусненький "мозговитый" не на шутку в своей витвистости грецкий орешек, и отправил в рот второе полушарие "мозга". Все-таки какой урожай нынче богатый…
Шкряб-шкряб - двигаюсь я неторопливо по дорожке, из двух моих сланцев правый более бодр, а вот левый слегка расклеился, я каждый день обещаю себе его потравить или купить новые… но завтра, есть волшебное слово завтра, эх прапора на меня нет... Еще один звонок. Экие они неторопливые. Априори - вот ведь слово между висков залетело заумное - я подумал, что гость или гостья не в единственном числе приперся (лась). Густо смазанные петли калитки не скрипнули и… занавес на сцене театра жизни обнажил действующих лиц…
К нам в ворота позвонили двое (их было больше на подходе), как всем гостям, которые пересекают границу окрестности моего винного погребка, я предложил парочке бравых защитников порядка от вселенского хаоса традиционный хлебо-сольный набор: вино, еду, баню и кров. Они отказались от всего… ну что это за гости? Но все же гости и поэтому я их не выставил. Более того, веско сказал "фу" кавказцу Проне. У этого сторожевого пса два устойчивых состояния, которые условно можно разделить на: насыщение утробы и поиск еды (иногда они плавно перетекают друг в друга). Единственное исключение Проня делает для Каштанки - беспородной сучки, которая пролазит в наш двор через дыру в заборе. Каштанка безраздельно царит в святая святых Прони - его будке - более того, он ей самолично преподносит самые вкусные свои косточки… любовь ли это или просто буйство генов я покамест не разобрал. Вот и сейчас я сказал Проне грозно "фу" не чтобы он не грыз очередных гостей нашего дома (ему до них было примерно как ракам до луны), а чтобы прекратил рыть землю в поисках мифической кости. Впрочем, Трою тоже считали мифом, а вот копали, копали, да и выкопали однажды… У Прони была чудная охранительная тактика. Если бы воры забрались в наш дом (до сего дня такого ни разу не случалось), то пока бы они песика нашего верного ни накормили до упаду, они бы из дома с награбленным не вышли.
Интересно, унесли бы они вазу династии Мин? Да, шибко чего-то меня сегодня несет, нет чтобы гостей рассмотреть, а я о гипотетических ворах думаю.
- Дети, это ко мне гости на счет страхования. Поскольку твою, Петя, коллекцию марок, думаю, страховать не надо, а у Светы слишком много драгоценностей, чтобы на их страховку хватило маминой зарплаты и моей пенсии, то думаю, вам лучше пойти на верх и заняться интересным, а я тут по стариковски с гостями чая попью, или вина… - я вновь посмотрел на гостей, но те помотали головами - ну что за гости?! Правда, они поздоровались с моими отпрысками, а значит были вежливы. Уже хорошо. Итак прислали для свирепого допроса меня нелюдимого (предположим, что я нелюдим именно сегодня) молодых еще незаматерелых службой субъектов, причем один офицер был орлом, а другой офицер - орлицей, причем очаровательно рыжей орлицей. Гендерное равенство, или как там эта бодяга по научному зовется. Я продолжил прерванное дело и стал дальше молотить орехи, и протянул один "орлице", она слегка оттаяла и взяла вкусное. Тут Вера выпорхнула из святая-святых, облагородила стол (забрала все мои художественно поломанные скорлупки, видимо, они слишком неэстетично лежали на позавчерашней газете). Организовала чай. Отказа не приняла. Сказала просто: пожалуюсь на вас вождю. Молодые люди вняли. Вера она кого хошь построит. Но ведь не чаевничать все же орлы прилетели, да и не орехи грызть. Пора бы уже было переходить к цели задания.
Инициативу взял на себя, видимо, более глупый молодой человек - он играл роль "плохого" и сразу бросился в аллюр, - даже легкие угрозы прозвучали. Угрожать мне, живущему при тирании, и отказывающемуся приехать на день рождение вождя, было на уровне клоунады, но ведь он мог многого не знать. Я улыбался, потягивал превосходное молодое вино из погребка (очень быстро дает в голову, даже в голову изрядно пропитую) и молчал. Тогда заговорили пушки "хорошей", она напомнила мне о законе, о моей сознательности и о том, что я неоднократно… как же она выразилась, так красиво в воздухе слова легли… и звук очень сексуально тек, прямо из… но потом последовала ошибка, которую я исправил.
- …господин Мюллер…
- Во-первых, я не господин, во-вторых, я не Мюллер, - оборвал я "хорошую", хотя обычно даю женщинам выговорится в волю, даже во время горизонтальных утех, - дом записан на мою супругу Веру Мюллер, а у меня другая фамилия.
- Но в учебниках истории… - она не договорила, наморщила чудный лобик и вспомнила, что в учебниках действительно есть фото, где вождь (тогда еще просто комбат) и я в окопах готовимся к легендарному наступлению на Варну. Но вот моей фамилии там нет.
- Простите, а как же… - но тут замолк и "плохой", он вдруг осознал, что его руководство не с проста послало на задание допросить человека без имени (и это при наших-то архивах, ведь не нашли они моего ФИО ни в них, ни во всемирной паутине, там был лишь адрес семьи Мюллер).
- Своего имени я вам не скажу. Моя благоверная называет меня по разному, в том числе любимым и сволочью, в зависимости от обстоятельств. Также я не скажу вам, о чем мы говорили с генералом прошлым вечером, за пятнадцать, а может быть и все шестнадцать минут до его самоубийства.
- Если это было самоубийство.
- Трактуйте как угодно, я и в случае обвинения меня в убийстве ничего по существу дела не добавлю.
- Тогда мы вызовем вас в участок и будем допрашивать до тех пор, пока вы нам этого не скажете, - это было довольно самоуверенное заявление "плохого". Он был примером того самого типа лейтенантов, которые никогда не становятся маршалами.
- Как-то раз одни еще более амбициозные, чем вы, молодые люди, тоже намеревались узнать у меня кое-что. Я не хотел отвечать на их вопросы и тогда меня подвесили за ноги над костром, а те что были наиболее пьяны и кровожадны кидали в меня свои ножи. Когда я умер, мой труп выкинули в отхожую яму - это им показалось наиболее подходящим местом для гада-партизана. По всей видимости, а в послесмертии я ничего не могу утверждать наверняка, Создатель решил, что я еще нужен здесь и он запустил мое сердце. По крайней мере, врачи, что осматривали меня много позже того момента, когда я вынырнул из говна и мочи и вздохнул пробитой грудью вонь и мух, не смогли объяснить как это я ожил после таких мытарств. Замечу, я не раскололся не на счет каких-то военных тайн, неприкосновенность которых была важна Отечеству, это были мелкие частные вопросы, на которые я не хотел отвечать в силу моего вселенского упрямства. Аналогичная ситуация, если не учитывать некоторых нюансов, сложилась здесь и сейчас: для вас это задание, для меня - частная жизнь. Я не хочу говорить и не буду. По мне, ваш генерал застрелился и на этом история закончилась, а о чем мы с ним говорили, это дело прошлое и сугубо наше, - я поднял ладонь и удержал их от ненужных слов. - Вы я вижу молоды и вас еще, наверное, не приглашали к вождю на аудиенцию. Возможно, еще заслужите. Меня он каждый год приглашает на день рождение, я этим не кичусь, просто лучшего примера для вас не найти… - я сделал необходимую паузу, - каждый год именно в день рождения вождя у меня случается приступ и мне ставят капельницу - вон она хромированная стоит в соседней комнате. Несомненно, мои болезни - это повод о них хотя бы поговорить с людьми в белых халатах, но даже с ними я не обсуждаю причин моего недуга. А у вас сейчас есть выбор: все-таки остаться у меня полноценными гостями и выпить отличнейшего вина, покушать, попариться в баньке и остаться ночевать, или уйти, где находятся ворота, вы знаете.
Они ушли.
Часть 2. Почему я спас гея, хотя их и не люблю.
Начальник службы безопасности явился к нам в гости как всегда неожиданно. В табеле о рангах, которого у нас и нет вовсе, наверное, он не вошел бы в первую десятку лиц нашего государства, а по сути был правой рукой вождя, правда вождь периодически меняет "конечности". Не смотря на обычную неожиданность своего визита, его ждал вкусный ужин, приготовленной моей ненаглядной Верой, вино - гордость меня-винодела, и искренняя привязанность наших любимых чад. Дети почему-то любят дядю Сашу, хотя дядя Саша, наверняка, убил много людей, да вестимо и немало детей обрек на смерть (в том числе и голодную). Но глаза у него добрые, нрав мягкий (особенно у нас в гостях, после сытной еды и терпкого вина), а в карманах всегда есть подарки. Ну и мелочей остальных полный комплект: холодная голова, пламенное сердце и чистые руки. Эталон контрразведчика.
После всех необходимых ритуалов мы с дядей Сашей вышли на балкон. Начальник службы безопасности стал чуть официальнее, но не потерял ту компанейскую развязность, которую мог включать так вовремя и так натурально, как не каждый первоклассный актер сумеет исполнить даже за очень большие гонорары и близость к кормушке.
- Как тебе новая кампания вождя? - спросил он и нас несомненно писали и на аудио и на видео.
- Кампания?
- Против геев, не делай вид, что не знаешь.
- Мне просто не совсем ясно слово кампания. Есть кампании через букву "о", есть через букву "а", ты же знаешь, я не учился на филолога и мало в этом смыслю. В прошлый раз истребили целый народ. И это тоже назвали кампанией. Теперь взялись за геев.
- Ты же их не любишь?
- Да, я их не люблю. Видишь шрам? - я показал цепочку неровных отметин на моей ляжке, благо шорты давали ее увидеть от начала и до конца. - Очередная акула слишком близко ко мне подобралась. Акул я тоже не люблю, из этой зубастой сделал сувенир, - я жестом перевел его внимание на челюсти, меня покусавшие, они выбеленные и отполированные раззявались на стене и более никому не угрожали всерьез (ну если только палец порежут не в меру любопытному гостю). - Только вот я не объявляю вырезание акул кампанией по борьбе за чистое море. Я не люблю акул и когда вижу - убиваю. Это же делают мои друзья дельфины. А кампании против народа, название которого уже не упоминается в средствах мороки илектората…
- Ты всегда забавно называл СМИ.
- В учебники истории эта кампания тоже, наверное, не войдет.
- Мы по таким мелочам историю не переписываем.
- Да и не надо этого делать. А народ вырезали…
- Так что с геями? Ты не поддерживаешь в этой кампании вождя?
- Если вам нужно вставить меня в дуроскоп…
- И телевизор ты тоже забавно называешь, я вот говорю ящик, по старинке.
- Так вот, я не люблю геев, и вы можете меня цитировать.
- А с вождем все же по прежнему не согласен?
- Александр, ты же знаешь, каждый год, когда мне вождь присылает приглашение на свой день рождение…
- Тебе ставят капельницу, вон она стоит в соседней комнате хромированная, - закончил за меня дядя Саша и широко улыбнулся, казалось, у него все 38 зубов, так задорно он ими сверкал.
- Все-таки какой ты умный начслужбез, а вот культурным работникам не повезло.
- Почему?
- Бывают просто работники культуры, бывают заслуженные. И вот дают заслуженного. И кто он теперь получается? По первым слогам… зас-ра-ку.
Саша несколько затрясся от хохота, хорошо, что у него организма крепкая, а то бы умер от спазмов. Даже меня заразил хохотунчиком и я слегка прослезился. Старею. Раньше мог пить и не пьянеть и рассказывать любые - даже самые смешные, свежие и пошлые - анекдоты с каменным лицом. В диалоге наступила та самая передышка, за которой обычно следуют сломанные копья.
- А тебе не надоело, что тебя все называют "господин Мюллер"?
А глаза у него были такие добрые, добрые…
- А тебе не надоело, что ты до сих пор не знаешь моей настоящей фамилии?
Если бы мы фехтовали, это был бы звон скрещенных шпаг, а совсем не выпады - мы не могли уколоть друг друга. Пришло время поговорить о главном.
- За что ты на него в обиде? - интересно, прослушку отключили или нет.
- В обиде? Мне не за что обижаться на вождя, я ведь не барышня. Я не согласен с ним. Он мог стать диктатором, а стал тираном. А ведь мы оба в свое время зачитывались "Путем диктатора", правда, сейчас этот эпизод уже вырезали из учебников.
- Крамолой попахивает.
- Да не попахивает, а воняет просто изо рта соратника вождя! Что особенно непереносимо.
- Я уже давно предлагаю тебя ликвидировать, - дядя Саша все-таки кристально честный человек, а может быть тайный садист.
- Если он отдаст соответствующие распоряжение, вы знаете где меня найти, - ни улыбки, ни холода, ни иронии, ни бравады я не излучил при этих словах. Простая констатация.
- А вот я с ним согласен, - видимо, все-таки прослушку не выключали, - только не понимаю. Раз ты до сих пор жив - значит так надо. Согласен, но не понимаю. А ты не согласен и не понимаешь.
- Мы такие разные… - я улыбнулся, в былые времена и при разных жизненных обстоятельствах я вставлял зубы разные и они не все друг с другом совпадают, даже пару золотых фиксов есть, что по меркам современной стоматологии просто варварство.
- Чудное вино, - он поднял бокал за мое здоровье.
- Чудный вечер, - пожелал я ему того же бокалом своим.
Сентенции означали конец протокольным мероприятиям. Мы еще замолвили словечко о женщинах, о рыбалке и о футболе, и ни разу не упомянули кампанию против геев.
А потом меня показали по дуроскопу в одном из громких пропагандистских фильмов: в нем была нарезка из далекого прошлого и день сегодняшний - я сидел на плетеном кресле на веранде в домике на берегу моря и вещал про то, как я не люблю геев, (в красках и с подробностями). Исполнял мою роль посредственный актер, но зато очень чуткий к ветру, он всегда тонко ловил направление гнева вождя и всегда тонко ему следовал. Потом были расширенные статьи в журналах и урезанные в газетах. Я их не читал, и не смотрел на "себя" по дуроскопу. Мне было довольно моего интервью для официального информагентства нашего самого лучшего государства на свете, которое я обнаружил во всемирной сети тем же вечером, когда к нам приезжал начальник службы безопасности. Кстати, фотографии были отменными - живые планы, каждую пору на моем сломанном (давно) и обгоревшим (нынешним летом) носе было видно, как кратеры на луне видно в хороший телескоп. Стоит отметить лишь одну несомненную находку идеологов - на каждом нашем курортном углу (да и по всей остальной Родине, наверное) у фотографов появились ширмочки, где каждый желающий мог вставить свой лик в овал и - вуаля - очередной герой нации находится в чреве боевого вертолета, а в руках у него крупнокалиберный пулемет Стечкина, сам он в тельняшке, а внизу алая, как артериальная кровища, надпись: "Ну и где здесь гей-парад?!!" причем слово "гей" выделено голубым цветом. В моем домашнем фотоальбоме есть точно такая же фотография, я по молодости любил незатейливый юмор (и сейчас его люблю) и порой экспериментировал с компьютерными программами (сейчас уже всё забыл). И все-таки видеть себя клонированным на тысячах плакатах. Теперь я не мог сказать, как тогда, своим сослуживцам: "Нас мало, но мы в тельняшках". Хотя тельняшки до сих пор ношу. Точно такие же как тогда…
- Папа, а почему ты так не любишь геев? - спросила доча, и что я мог ответить цветику-семицветику (ее звали Света, а я почему-то рифмовал ее не к лучику света, а к цветку, никудышный из меня поэт).
- Наверное, я их просто не умею готовить… - попробовал отшутиться я - соратник вождя - так подписывали меня во всех статьях, неужели ни у кого не возникло вопроса: а как ФИО этого соратника… смешно, видимо, уже привыкли… соратник и соратник.
А сын Петр ничего не спросил, он любил до всего доходить сам и этой его черте я способствовал тем, что поощрял самостоятельность отсутствием каких-либо подсказок.
Я вышел на веранду, очень похожую на ту, из дуроскопа, на ней даже плетеные кресла стояли. Прислушался. К себе, к миру, к Создателю. Но мне до него очень далеко - я не слышу голоса. Однако что-то проникло в сердце - надо проверить сад. Когда я дошел до задней калитки (она вся увита лозой), скорее почувствовал кожей выбритых щек, чем услышал, что в нее кто-то скребется. С той стороны. Я открыл дверь. Было уже темно и ветрено, скоро, судя по тучам, разразится гроза. Закутанная в белое девушка - тогда я так решил, что означает: старею и в темноте вижу не так хорошо, как в молодости, - проникла в сад и тут же стала моим гостем. Кстати, одевать белое, если ты от кого-то скрываешься или бежишь - очень глупо. Темное или хаки - более уместны в палитре беглеца.
Когда я вернулся в столовую, то при свете ламп… я не изменился лицом, но некоторый культурологический шок испытал (иногда читаю перед сном энциклопедию и запоминаю всякие ненужные слова, в свое время Устав читал гораздо внимательнее). Видимо, старею - это раз, гости бывают хуже оккупантов - это два. С оккупантами просто - берешь фугас или навинчиваешь на охотничий карабин оптику и… а тут гость нетрадиционной ориентации (и кто им компасы сбивает, а?). Сумрачно стало в родном доме и неуютно.
- Вина? - предложил я гостю, который косил под гостью.
- Право, не хотелось бы вас утруждать.
- Погребок - это мое любимое место, так что не вижу никаких трудностей туда сходить за кувшинчиком превосходного красного.
- Ее зовут Лада, а этого башибузука можешь называть соратник вождя или господин Мюллер (как язвит моя благоверная, с чего бы это? Или я бледен не по обстановке?), оба варианты неправда, но лучше не придумаешь.
- Очень приятно, - просиял гость.
- Сдается мне, что его зовут Лада, но мы вернемся к этому вопросу, после того как выпьем. Сегодня грех не выпить.
- Алкоголизм не излечим, - нет, почему Вера на меня нападает тогда, когда мне нужна поддержка?
- Особенно женский, - парировал я.
Зато в погребке был полный порядок. Но это обстоятельство почему-то меня сегодня не радовало… чисто на рефлексах я нацедил в кувшин бордовую терпкость и понес его в дом. Шлеп-шлеп, - перекатываюсь на своих покусанных акулами ножках по тропинке. А вдруг? Нет, в родимой хате по прежнему было не все хорошо, как у бобров, когда гидроэлектростанция спускает воду. Я не верю в сказки и тем более в мистические исчезновения проблем. Их надо решать по мере поступления - такова грязная проза жизни. Впрочем, некоторые послабления я себе позволил: вышел на веранду и "закурил": набил старую трубку ароматным виргинским табаком, подпалил ровноутрамбованную коричневую субстанцию спичкой (настоящие деревянные) и сделал пару пыхов, потом отложил. Я не курю, с тех пор, как мой отец встретил нас - мальчишек с улицы Строителей - в одном глухом овраге, который был самым коротким путем из одного района города в другой, а по совместительству еще и запретным местом для всяких хороших детишек. Там мы и курили, правда, больше дымили невзатяг. Когда увидели взрослого - бычки затушили и попрятали. Отец ничего не сказал, просто протянул мне пачку денег:
- Или купите хороших сигарет, или купите мозгов.
И пошел дальше короткой дорогой. Стоит ли говорить, что с тех пор я не курю. А мозги везде спрашиваю, нигде не продают… Хорошо сидеть на веранде и вдыхать прохладу, скрашенную табачным сладким духом. Но дома ждет незаконченный гость. А когда я бегал от незавершенных дел? Только ждать не люблю - но как-то ликвидация одного снайпера вылечила и от этого недостатка. Главное не зазнаться: подумал практически идеальный человек, возвращаясь - в который уже раз за сегодня - в родные пенаты (или если здесь не родился, то и свой аквариум уже не можешь напыщенно именовать пенатом? Надо поднять первоисточники).
Я сидел за столом и делал вид, что смакую вино, оно было хорошим, без дураков, но мне ли этого не знать?. Наблюдаем-с… Лада потихоньку отогрелся, расправил перышки и очаровал прекраснейшую половину нашего семейства. Да и Петр к нему как-то подался, хотя и в… скажем так, не более, чем к любому другому занимательному человеку, пришедшему к нам на камелек. У нас часто гостили музыканты и каратели, художники и спецназовцы, писатели и штурмовики, священники и танкисты, клоуны и артиллеристы, юродивые и гвардейцы, убийцы и тюремщики… пожалуй, только пацифистов я не жаловал, да и они не особо рвались посетить соратника вождя. Вот в памяти всплыло слово клевреты - кто такие, интересно, не иначе "отрыжка" энциклопедического тома с литерой "к".
Как тот самый мудрец, который изрек: "если долго сидеть на берегу реки и ждать, то труп вашего врага обязательно проплывет мимо вас вниз по течению", я решил ничего не предпринимать до утра. Лень наложила свое вето на этот эдикт: я ничего не предпринимал до вечера следующего дня.
Ночью я включил компьютер и посмотрел досье Лады. Он был чуть ли не лидером гей-движения, постоянно участвовал в гей-парадах (их у нас регулярно разгоняли), ну и прочее и прочее, вплоть до подробного описания сколько и где он сделал себе операций. Сейчас за его голову давали кругленькую сумму, а людей, которые решили бы его укрыть ждала смерть. Я улыбнулся, как-то прочитал на обрывке газеты, в которую заворачивал воблу, два слова, их мои зоркие глаза выделили из колонки текста мелкого: "лютая смерть". Сомневаюсь, что данный штамп упал в нужную почву, еще более сомнительно, что журналист знал, что такое лютая смерть. А расстрел - он грозил Ладе без суда и следствия, когда его поймают (спецслужбы давали на это 24 часа, в режиме он-лайн шел отсчет времени, отведенного на поиски), и такой же расклад ждал лиц, помогавших Ладе скрываться от десницы правосудия.
- Полуночник, давай спать, - позвала меня Вера.
- А ты мне койку нагрела? А то у меня ревматизм вперемешку со склерозом…
- Ты не замерзнешь со мной.
Кто бы сомневался. После неуставных отношений она меня ни о чем не спросила, ну и я тоже был не шибко расположен болтать. Да и расстрел - штука простая, чего уж о нем языком молоть.
Днем, когда спала жара, но брусчатка от нее еще потрескивала, я направился на базар за чесноком. Чеснока и у нас в саду полно, но не такого сочного, как у бабки Мариуллы. У нее чеснок - всему чесноку голова. Такой, что его можно есть просто так в прикуску, а уже если в плов али в маринад для шашлыка… Я прибавил шагу, чтобы весь чеснок у бабки Мариуллы не раскупили конкуренты. Однако успел - издалека было видно широкую - во весь прилавок - бабку с бородавкой в носу, золотой серьгой в ухе, и лукавством в черных как дуло стодвадцатимиллиметрового орудия глазах. И эта колоритная бестия, которая торговала тогда, когда я еще под стол пешком ходил, меня конечно же обвесила. Я рассыпался в комплиментах, высказался уважительно о ее сединах, и все-таки выразил свое решительное "фи" подобному обороту дела:
- …ну с какого такого ляда вы меня обвешиваете? Я же постоянный клиент, а?
- Чтобы навык, милок, не потерять, - бабка досыпала мне в пакет чеснока и не покраснела.
Я как всегда попытался выведать секрет знатного чеснока за тридцать серебряников, а бабка Мариулла его конечно же не сдала. Это был ритуал перед прощанием и не более того. Я не прекращал попыток получить пусть и за большие деньги информацию, она - как прирожденный торговец - знала, что большего навара получит от самого товара, а не за продажу технологии его производства.
Это не странно: дорога до дома была короче, чем на базар, не иначе от пакета с чесноком, попутного ветра и легкого беспокойства - а ну как устроят обыск без меня? Но ворота открылись, а за ними я не увидел чужаков. Только свои. Да, кто бы мне сказал, что одним из своих будет гей, да я бы в морду дал, не разбираясь кто передо мной старший по званию или младший, бил бы все равно в челюсть!
А ведь разрядочка бы психологическая не помешала, да возможность к этому почти представилась - около базара на тротуаре развернулась стихийная торговля, здесь со своими ящиками жались те, кому было не по карману платить за место под крышей. А машины парковать тоже где-то надо было, вот железные кони и "боролись" с лоточниками за жизненное пространство. Простому люду ступить некуда было. Но водитель одной черной тачки и вовсе оборзел, задвинул капот своего претенциозного болида на тротуар настолько далеко, что мимо него протиснуться двоим было невозможно, бочком еле-еле один человек и проходил. Образовалась пешеходная пробка. Я усмехнулся и своими шлепанцами - жаль не армейскими ботинками, подбитыми гвоздями - запрыгнул на блестючий машин (я не коверкую, я утрирую). Дверка распахнулась и из прохладного от мук кондиционера салона на уличную жару выплыла груда полушофера-полутелохранителя (универсализм не всегда гуд). А я так пяточкой сморозил, что шлепанца по капоту заскрипела противно, мол, не случайно я сюда забрался, нарочно. Груда мышц пассаж оценила и на меня надвинулась. Я уже было стал аккуратно ставить пакет с чесноком на капот болида, чтобы провести короткую разъяснительную работу, но мой хвост меня опередил. Иногда собака вертит хвостом, иногда хвост - собакой. Очень быстро корочки распахнулись и закрылись, груда мышц сплюнула и укрылась в салоне, а через мгновения уже дала полный газ и ретировалась. Чуть раньше я бережной рукой снял пакет с чесноком с капота и понес его до дому, не надо было сомневаться: более приключений до родимой хатки уже не найти. Чай в глубоком тылу находимся…
Этим же вечером, таким вечером, что и описывать не надо - обычный такой вечерок, ничего выдающегося. Правда, и в такой непримечательный вечер можно умереть, но это так к слову, северо-западным ветром навеяло…
- Давай выйдем на балкон, - предложил я Ладе тоном не подразумевающем отказа.
Мы вышли.
- Знаешь, я совсем не из той когорты (откуда опять слова-то лезут мудреные?) людей, что калеными мечами ликвидируют тараканов в головах своих ближних. У каждого они свои, у кого-то больше, у кого-то меньше. У одной моей знакомой, она сама так про себя выражается, в голове был один таракан, но размером с холодильник.
- Это была преамбула…
- Или либретто.
- А сказка будет впереди? - и так искоса на меня взглянул, хотя и знал, что строить мне глазки бесполезняк, видимо, это уже профессиональная мимикрия.
- Быль, Лада, быль. Ты назвался Ладой и я не спрашиваю твоего настоящего имени. Пусть настоящим будет Лада.
- Назвалась, - поправил меня он.
- Послушай. Мне конечно, любопытно, зачем Создатель сотворил такие симфонии атомов, как ты, но не мне это обсуждать. Тем не менее, ты такой, каким себе кажешься, пришел ко мне домой.
- Пришла, - перебивает, бл… негативные мысли формируют негативные слова, а там уж до термоядерной войны недалеко… о мама подыми ху… и даже мантры в бошку лезут неприличные.
- В моем доме уважают гостей. Ты можешь здесь оставаться столько, сколько посчитаешь нужным. Никто тебя пальцем не тронет, ты под моей защитой. Пока жив я, мои гости будут сыты и у них всегда будет крыша над головой, - кстати, в этих моих словах нету пафоса, я его давно из себя выдавил (да и учителя помогли). - Но, если бы ты принес в мой дом наркотики, то перестал быть моим гостем - точнее, их бы пришлось оставить за стенами, а сюда войти немножко налегке, то есть иным. Хотя я не осуждаю людей, которым мир кажется серым и они его расцвечивают порошками или таблетками. Сам довольно часто пью вино… Не всегда же для веселья пью, иногда и от грусти, а порой и просто так… А раз есть потребители дури, то должны быть и ее продавцы… но не об этом речь… - с метафорами у меня всегда было сложно, как и с гиперболами, вот гиперболоид могу с закрытыми руками собрать-разобрать, жаль отечественная оборонка его выпуск еще не наладила.
- Ведь я ничего…
- Дай мне договорить, потом я также крайне внимательно выслушаю тебя. Твой внешний облик - это зараза. На меня она не подействует, но на детей, особенно на Петра. Он мужик и я за него спокоен, но мозги все же молодые и вот их твоя мишура может запудрить. Возможно, для тебя я тупой вояка ретроград, но ты или смоешь с себя всю штукатурку и выбросишь в мусорный мешок все цацки и свои бабские вещи и переоденешься в мужскую одежду - мою, размерчик Петра тебе не подойдет… ты ведь у нас барышень крупный, - колкий я все же человек, или колючий, и почему меня девки любят? Точнее любили неженатого, потом то - ни-ни! - И конечно есть другой вариант - покинуть этот дом.
- Это жестоко.
- И несправедливо, так же как являться в чужой монастырь со своим уставом.
- Но…
- У тебя есть время всё обмозговать до завтрака. А вот теперь я тебя слушаю.
- Я этого не сделаю! - и ручкой он так сделал решительно, и грудь выпятил, надо сказать было чего выпячивать.
- Сейчас в тебе говорят эмоции. Утро оно завсегда вечера мудренее. Завтра и решишь что лучше, быть живым Ладой тут и индифицировать себя по тому, что у тебя внутри, чем выйти за периметр и там доказать, что ты имеешь право красить губы.
Он заплакал. А я нет.
Он ушел. А я остался. И даже пошел погулять. И даже залез на дерево (дело не хитрое). И поднял руку и просемафорил в темноту открытой ладошкой, на ней спустя малое время заалел маячок - это меня поприветствовал из темноты лазерным прицелом снайпер. Мне вспомнились стихи неизвестного автора:
Все мы под смертью ходим,
а думаем, что не так.
Нам бы все вверх, все в кручи
и не попасть впросак.
Никогда не мог запомнить стихотворения, а ведь списки неблагонадежных запоминал легко тысячи имен и фамилий могу сейчас повторить. А стихи в извилины не укладывались, даже когда был влюблен и ухаживал за Верой. А она ведь была филологом, разбирала вирши классиков словесности. А я расстреливал гвардейцев с баррикад, сие называется революцией. Но тогда, когда я не следовал совету мудрых и не заучивал стихи, чтобы произвести впечатление на избранницу, она принимала меня такого как есть, солдафона до мозга костей, с разбитыми костяшками, разбитым носом и множеством шрамов по всему телу… даже на затылке шрамы есть, ими я и прислонился к коре дерева, пусть будет просто дерева, без породы, без высоты и отметки на карте.
На завтрак Лада явился в ярком макияже и со всеми побрякушками. Это явно было вызовом. Но для меня он был все-таки мужчиной, а значит косметика и украшения были лишними, а я был для него хозяином дома, в котором он спасался от смерти. Низко попрекать куском хлеба (бывают такие ситуации, когда говорят типа: "я тебя кормлю и ты за это должен"…), но и выеживаться коньку-горбунку в аквариуме с акулами не стоит, это прерогатива морского ежа. От зоологии переходим к соционике.
- Света, принеси, пожалуйста, тазик с теплой водой.
Доча вышла из комнаты.
- Вы примените насилие? - взвился Лада, - Лучше прямо сейчас выкиньте меня за ворота! - и голову наклонил и набычился, то бишь губу нижнюю выставил вперед.
Это было опрометчивое заявление. Дипломатия громких хлопков дверью. Тут главное иметь дверь, которой можно хлопнуть, обычно же люди пытаются выжать децибелы из своих ладоней, причем зачастую из одной (другой прижимают к груди кошелек или прочий хлам) и посему получается жалкое зрелище, точнее жалкий заблудившийся пук.
Когда Света принесла тазик с водой, я попросил женщин и слабонервных покинуть на время столовую. Вера увела Свету (наверное, если бы не дочь, то Вера осталась). Петр остался так сказать на подхвате. Пьяного отца он видел, а сейчас… я схватил Ладу за горло (кадык был… да, кадык был, я не сомневался в том, что он мужчина, но теперь отсутствие сомнений подкрепилось фактом), другой рукой зафиксировал его затылок и окунул в тазик. Честно говоря, подобную экзекуцию проводил впервые. Отжиматься в грязи заставлял - было дело, но чтобы раскрашенной мордой в таз… А потом собрал с практически уже бесчувственного тела - Лада находился в эмоциональном шоке, а не в состоянии удушья, это надо понимать, - исподнее с бахромой и рюшечками и все загрузил в черный пакет (его потом Петр пошел ликвидировать), а гостю выдал что устав прописал: рубаху белую и брюки черные, в общем все что нашел в бездонных глубинах гардероба. Цветом хаки тонкую психику Лады решил не насиловать. А ведь у меня была знатная разгрузочная жилетка и бандана потная да грязная, но я ее никому не отдам. Память о былом…
Ночью Вера ворочалась. Я понял, что она хочет о чем-то меня спросить.
- Не томись, солнце, облегчи свое любопытство.
- Ты ведь его не убил?
- Кого?
- Соседа нашего.
- Тигренок! Я даже когда служил, о делах наших убогих с тобой не калякал, а уж теперь будучи на незаслуженной пенсии и вовсе было бы смешно начинать треп.
- Просто мне он не нравился.
- То есть ты меня оправдываешь, ежели чо. Спасибо, мать, пора ли нам в кровать?
Она взобралась на меня и объявила, что я хреновый поэт.
- К тому же мы уже в кровати…
Это было правдой, но когда на тебе любимая женщина, мир видится в розовую оптику.
- Ладу не люблю, но и его я не убью, - продолжил стихослагательную карьеру отставной пенсионер.
Что касается генерала, то он застрелился в запертой изнутри комнате, а перед этим написал записку, которую потом обзовут "предсмертной" - так что все чин-чинарем.
К завтраку Лада не вышел. Характер показывает. Ладно, пусть полютует. Выхода у него всего два: либо на улицу и тогда мозги по бетонной стенке вмиг разбросает. Либо, когда голод проснется, оденет то, что в "казарме" на стуле рядом с койкой висит и… далее мои фантазии привели меня вот к какому варианту: а ну как будет голым ходить? Как эти, прости Господи, нудисты? Каша геркулесова встал мне поперек горло и я закашлялся. Вера любезно ударила меня кулачком по спине (ладонью меня не пробьешь, испытано).
- …спасибо, кхе, кхе, - зашкрябал легкими я-мозгокрут-фантазер.
- Любимый, - о, это она про трудное будет говорить, раз так мягко постелила обращение, - ты бы оставил эти свои солдафонские привычки всех стричь под одну гребенку.
- Мать детей моих, ты это на что намекаешь, говори прямо, а то у меня мозг навсегда уставом выпрямлен, я намеком не понимать, - подмигиваю детям, те прыскают.
- Сходил бы к Ладе, да извинился…
- Скорее звезды упадут на землю, а земля упадет в преисподнюю…
Так Вера на меня посмотрела осуждающе… пойду от греха. Нет извиняться не буду. Просто скажу чего-нибудь. Подъем! Например. Тип-топ - поднимаюсь по лестнице и стучу в гостевую комнату.
- Не входите, я не одета.
Вот это история, почище, чем войти в горячую точку без прикрытия с воздуха.
- Лада, я пришел извиниться, ты бы накинул чего-нибудь, а то ведь мое сердце может не выдержать, - я засек время, чтобы узнать, сколько же надо времени, чтобы накинуть одну рубашку и одни брюки, ну и трусы (тоже одни) гражданскому гею.
- Теперь можно, - спустя вечность и еще одну сгоревшую до основания спичку донеслось из-за двери.
Я вошел… а-а-а, вон оно как. Он решил не одеваться, просто задрапировался в простыню, аки римский патриций. Инновационное решение. А как тога обтягивает его грудь… да, ежели в шеренге такой солдат будет стоять справа от тебя, то грудь четвертого сослуживца ты уже не увидишь. Никак.
- Цезарь, идущие на смерть, приветствуют тебя, - я присел на краешек койки, ибо стоя, уж слишком нависал над картиной маслом.
Ничего не ответил мне Лада, тогда я во второй раз закинул в море невод.
- Погоды чудные стоят, загарчик липнет к телу… а вот дальше-то я запамятовал, а ведь могу перечислить все легионы, которыми Гай гонял по сусекам германцев. Что за свойство у чердака: одни знания в него влезают, кажется, бесконечно, а иные не помещаются даже в количестве маковых росинок.
- Я к тому, что кушать подано, садитесь уже к столу, батенька.
И снова молчит, да еще носом стал шмыгать. А ведь за повышением влажности воздуха должен следить кондиционер, в нем на этот случай компьютер вмонтирован.
- Лада, я тебя обидел, мне за это и ответ держать. Прости меня, пожалуйста, солдафона на голову контуженного!
Прямо в тоге бросился на меня Лада, а я не стреляю в противника, который в белый флаг замотан по самое небалуй. Пришлось его заключить в объятия и даже - видели бы меня соратники по оружию! - похлопать по обнаженному плечику. А вот назовите мне другую конечность человеческую, по которой я бы мог похлопать в данной ситуации? Для шибко умных, припомню одну деталь: забрался я как-то в палатку и одним Скорпионом (знатный такой нож) вырезал весь взвод, а всё из-за одного бойца, который на посту заснул.
Далее все было чудно. Я бы даже сказал чудно-чудно. Лада перестал плакать, кое-как отлип от меня, одел рубаху белую, брючки черные (не при мне, я вышел из комнаты - не бежал, а вывел войска под огнем превосходящего противника в целости и сохранности).
- Всё путем! - объявил я Вере и детям диспозицию… или вердикт… сел есть геркулес скорее, чтобы уже кровь от головы отхлынула к желудку, а то думаю больно много.
И вышла из мрака с перстами пурпурными Эос.
Продолжаю усиленно питать желудок гергулесом, пока всю Илиаду или Одиссею не пересказал. О - явился, не запылился! Лада явился к завтраку весь такой сияющий, хоть и с красными глазами. Его бы еще постричь под "Спортивную" - сверху шесть миллиметров волос оставить, с боков - три миллиметра. Вот был бы полный порядок.
Несколько позже жары полуденной, но чуть раньше вечерних сумерек, мы решили устроить "зеленое побоище" - играли в футбол трое на трое. Девчачья команда состояла из Веры, Светы и Лады (да, я закрыл кое на что глаза), Пацаны доказывали свое первенство в составе Петра, меня и Прони. Пес лежал на воротах и был не самым последним вратарем на свете, одна беда - как только в него попадал мяч он норовил переползти в место поспокойнее и только бдительное око капитана команды (я делегировал эти лавры Петру) не давало нашему голкиперу расслабиться. Тем не менее девчонки вели в счете, а мы делали вид, что сердимся по этому поводу, и проявляли "настоящий спортивный характер", и лишь совсем немного жильдили (на войне как на войне). Победила дружба, хотя окончательный счет был и не в нашу пользу (Проня все же убежал и пропустил позорный гол между лап).
Надо сказать, что с появлением у нас Лады наш дом обрел некую полноту. В нем чего-то не хватало, как в часах с кукушкой без кукушки. Вот недостающая деталька и нашлась. Причем не какая-нибудь завалящая да плющевая, сварганенная на коленке в подпольной мастерской, нет "кукушку" склепала рука мастера, который не пожалел ни красок, ни золота да глазури, вывел каждое перышко и снабдил птичку приятным голоском. И в то же время кукушку вставили не в те часы. Плохой из меня софист Я могу роту поднять в атаку на высоту, где пулеметный дзот, но описать то, о чем шепчут промеж себя фибры души - тут уж увольте в запас без выходного пособия, все равно пару слов связных не вымолвлю. Так и живу. Дремучий лесовик в оранжерее, где даже ни одного бурелома нету…
Когда я пошел в магазин за молоком (вино и зелень, а также яйца и свежая рыба добывались у нас "в закромах" или в богатом едой море по соседству), то обнаружил что слежка за мной какая-то не та. За мной всегда следили, ведь я был живым соратником вождя (кажется, уже единственным из оставшихся в живых). Это трудно объяснить, как в анекдоте с бородой: могли на ларьке написать "пива нет", а написали "пива нет". Покупая молоко, я подумал, что, наверное, у нас будет обыск. Вернувшись домой, объявил домашним и гостившему у нас Ладе план действий. Мы стали обносить частокол колючей проволокой, раскидывать противопехотные мины и рыть ямы-ловушки с кольями на дне, да еще другие ямы, куда запустили кобр. Армейский юмор. На самом деле всё было несколько иначе. Готовясь к обыску главное делать всё естественно: если вы винодел - продолжайте закатывать в бочки вино, если вы наркоторговец - продолжайте расфасовывать белую смерть из мешков по мелким пакетикам. Если клоун - продолжайте ходить в ботинках пятьдесят восьмого размера. И как бы между делом - по тихому - сливайте компромат (или в анналы или в канализацию - что вам ближе по духу или духам).
С другой стороны, хорошо прятать черную кошку в черной комнате, особенно тогда, когда ее там и вовсе нет, и очень тяжело спрятать живого человека в доме, который будут перетряхивать от крыши до фундамента. Так и случилось - внутренний голос в который уже раз меня не подвел - явились архаровцы и начали утюжить семейное гнездо Мюллеров под ноль. Кстати, без ордера и понятых - зачем козе баян? Насколько жестко причесывали, можно судить по осколкам: Вера как-то по своему капризу приобрела дорогущую и абсолютно нам не нужную амфору, то ли династии Мин, то ли принадлежащую основателю псевдосекты Муну…. короче, большая и бесполезная вещь стояла у нас в зале и многие "знатоки", при видя ее, цокали языками. Так вот, ее разбили, потому что там внутри не видно было есть ли Лада или ее там нет. Раскокали (а ведь могли просто посветить фонариком - но это к слову, ремарка на полях с озимыми культурами). Вера только и сказала:
- Козлы!
Капитан гос-без-а на нее зыркнул, я зыркнул на него, инцидент на этом был полностью исчерпан. Мы переходили из комнаты в комнату вслед за потеющими от натуги архаровцами. Кафель простукивали, ковры переворачивали, коллекцию марок Петра распотрошили (это уже ради усиления психологизма, понятно, что в альбоме даже гномик мог спрятаться только в виде гербария). У Прони была знатная будка, сколоченная нашим местным столяром Митричем, по совместительству алкоголиком (а кто не пьет пусть камень сначала кинет в меня, а уж потом в Митрича, развелось тут моралистов елы-палы!) за две поллитры белой - вина Митрич не пил принципиально, как и других "слабогазированных" напитков. Так вот, в будке Прони тоже произвели шмон. Не смотря на мою внятную и бескомпромиссную команду "фу", Проня все же укусил одного архаровца за ляжку, но ведь было за что - в будке лежала любимая подстилка кавказской овчарки семи лет отроду. Такой вот местный колорит. Да-с. В будке нашли мой старый башмак, с которым я навеки попрощался (думал, что оставил в грязи, когда вернулся как-то раз домой поздно и на автопилоте).
Я пропел первую строчку из опуса незабвенной группы "Морду свело" про армейские ботинки, которые маршируют по костям наших врагов, но хор "мальчиков-зачиков" мой порыв души не поддержал, а домашним я не позволял петь эту аморальную песню, да они и не рвались особо.
А круги тем временем сужались, вот-вот обыск должен был добраться до святая-святых всякого пьющего человека - до винного погребка. Как мураши туда забрались служивые - выкатили одну бочку, разбили, выкатили вторую бочку, разбили, выкатили третью бочку, разбили.
- Папа? - Петр все же задал вопрос.
- Главное, не делай резких движений, - я положил руку ему на плечо.
А сам смекнул, что если дела пойдут так и дальше, то слишком много крови виноградовой выльется в нашем дворике. Мы же с Верой не железные: ей убирать, мне переживать…
И я сделал то, что не делал никогда и ни при каких обстоятельствах. Если бы пришли за мной - я не звонил бы вождю, ведь без его ведома даже седого волоса у меня на башке не выдрали бы. Но тут разоряли погреб, а этого он мог не знать, санкционировал одно: обыск, а тут происходило уже тотальное уничтожение святынь… Конечно, он мог не брать трубку, в конце концов каждый год мне присылает приглашение на день рождение, и каждый год я ложусь под капельницу. А тут звоню по прямому телефону, наверняка, с просьбой. У него были более чем веские причины мне не отвечать.
Но он ответил.
- Прошу прощения, что отвлекаю от дел государственной важности своими пустяками… - начал я церемониально.
- …
- Суть в том, что погребок разоряют.
- …
- Совсем. Бочки разбивают и выливают вино на пол. Я конечно понимаю, это связано с кампанией по борьбе с геями, а их я не люблю. Но если вы это не остановите, то я больше никогда вам не пришлю своего фирменного вина на день рождения.
- …
- Вы же знаете, я никогда никому не угрожаю. Это факт.
- …
- Генрих, тебе ли это говорить. Касательно же моей жены, она сама решит, приезжать к тебе или нет (они были на ты, и мы с вождем были на ты, но в разговорах, которые могли слышать третьи уши, я редко позволял себе подобную близость к вертикале власти, сегодня позволил - уж больно ситуация критическая, как понос без гальюна или хотя бы пробки), и уж конечно мое вино тут никак помехой служить не сможет.
- …
Я передал трубку капитану. Взял он ее нежно, знал, кто на том конце "провода".
- …
Его лицо слегка вытянулось, он несколько раз буркнул "Так точно", потом объявил своим:
- Сворачиваемся!
Но мураши все-таки разбили очередную бочку, как бы в отместку за неоконченный визит. Иногда я думаю, что мой принцип: никогда не убивать гостей в собственном доме, в чем-то надо усовершенствовать.
Когда меня окружил полумрак погребка, я обнаружил, что не разоренными остались две бочки. В одной - второй, если считать от стены, был спрятан Лада. Если бы я верил в астрологию, то решил бы, что он родился под счастливой звездой. Но я верю в современные средства связи и исправно пополняю счет своего телефона. А вот со второй бочкой (первой, если считать от стены) вышел казус. Я решил продегустировать мальца… все-таки находился в состоянии аффекта и если кого-нибудь порешил бы, суд приговор бы смягчил… тьфу! - вино оказалось испорченным, то ли грибок, то ли жучок… я плохо соображал, просто выплюнул эту бурду. Вождь выполнил свое обещание: обыск прекратили. Как теперь я выполню обещание свое? Каким образом я пришлю одну - то есть целую - бочку вина на скорый его День Варенья, если у меня нет ни одной бочки?
- Что случилось? - по моему мрачному виду Вера поняла, что произошла вселенская трагедия, - вино… вино задохнулось?
- Нет, не задохнулось, то ли жучок, то ли плесень… но оно испортилось, а обещал прислать на день рождение вождя бочку самого лучшего… новый урожай поспеет нескоро.
- Что ты будешь делать?
- Пойду к Фергюссону.
Как на крыльях она полетела в спаленку, я словно видел сквозь стены: открыла шкатулочку… и скоро вернулась, и протянула мне единственное, что могло заинтересовать Фергюссона:
- Держи, - и ни единой нотки сожаления в голосе.
Это было ужасно старинное и еще более ужасно редкое кольцо с каким-то небывалом драконьем камнем. В одном из разоренных дворцов я снял его с пальца мертвой красавицы (гарем попал под минометный обстрел). Много нарядов спустя я подарил кольцо Вере, сказал, что просто нашел, без подробностей. Когда я его принял в свою ладонь, мне стало плохо. Я не боюсь акул, высоты или того, что меня привяжут вверх ногами над костром, я не боюсь говорить матери сослуживца, что ее сын геройски погиб, я не боюсь давить крыс в канализации, да я много чего не боюсь, я на голову отмороженный конкретно и давно. Могу справку показать. Я боюсь вот такого бытового бессилия. Тут задумаешься, а что если нашего соседа генерала не убили, а он действительно сам застрелился? Просто от безнадеги, а не потому что узнал: скоро за ним придут.
- Знаешь, ты без меня вино не открывай, пусть еще побродит, раз уж испортилось. Я быстро вернусь.
- Ты в доме хозяин.
- В доме хозяйка ты, а я вот даже за погребком не уследил… - я развел руками и скоро этот пораженческий жест превратился в объятия. Мы поцеловались на прощанье. Мы всегда целуемся так, как будто это в последний раз. Мы всегда целуемся так, как будто это в первый раз.
А Ладу я не выпустил сразу в воспитательных целях. Чего-то он мне целый день цедил про равноправие, демократию и это, как его, равенство полов, а? Одни умнее, другие сильнее, третьи богаче - и так будет всегда. Я вот иду за вином, а некоторые сидят в винных бочках. Вот она проза жизни и нечего тут огород городить.
Фергюссон все же феномен. Хоть и финн, а в вине разбирается будь здоров. Да и в камнях тоже. Глаза его загорелись при виде колечка и он ничего не спрашивал. Просто сторговались: дюжина бочек вина. Это был грабеж среди белого дня, но он очень тонко просчитал ситуацию: раз уж я принес кольцо, значит дела мои ниже плинтуса.
- Я сегодня заберу только одну бочку.
- А остальные?
- Пусть пока у тебя постоят.
- Бесплатно?
- Нет. Я за это тебя не убью, так что платой за хранение моего вина у тебя, будет твоя жизнь, - я мило улыбнулся, и на тачке покатил бочку беременную истиной, которая как известно, в вине.
А Фергюссон процедил что-то похожее на "все эти Мюллеры сумасшедшие" и пошел разглядывать свалившееся на него счастье в лупу уже в спокойной обстановке своего кабинета. Что ж, имеет право.
Доме меня ждал сюрприз. Что-то они зачастили в гости, от этого вкус теряется. За обеденным столом сидел Лада, и был он совсем не в бочке! Впрочем, погребковые процедуры, кажется, пошли ему на пользу: Лада прямо помолодел, весь светился гордостью (его не нашли) и о чем-то ворковал с Верой, Светой и Петром, даже Проня лежал тут же, хотя его место все же в будке. Я присел за стол, окинул взором этот… а как сказать правильно натюрморт или жанровый групповой портрет? В топку все классификации!
- Кто выпустил Ладу?
И наступила за столом тишина. Как после контузии.
- Я, - ну а кто это мог быть кроме Петра, если только Света, но она бы не смогла сдвинуть крышку, так что мой вопрос был скорее риторическим…
- Ты так решил.
- Да.
Все точки над "ё" поставлены.
- Мать, растут дети-то.
- Что-то не так я сделал? - Петр все же решил ситуацию прояснить до конца.
- Не знаю.
А вот почему наш дом не прослушивали, я знал. Потому что так вождь повелел. Эта была та территория, где меня резервировали (или консервировали) живым и свободным. За воротами за мной уже следили. Когда приезжали гости из службы безопасности, они могли писать и снимать, но без их присутствия оазис свободы имел место быть. В любом другом случае обыск был бы ни к чему "контрафактного" Ладу вычислили бы в момент. А ведь он этого не понимает и улыбается. Надо сказать мило улыбается. Интересно, если бы он был девчонкой и вот такой же соблазнительной как сейчас, я бы изменил Вере? Не знаю. Это слишком гипотетически, я не люблю сослагательного наклонения, но в последнее время…
Тик-так, шли колонной по одному секунды. Обстановка за столом разрядилась. Как будто из мины взрыватель (мою реплику) вынули. Время всё лечит.
- Через три дня я договорюсь с таможней. Тебя вывезут, - ну вот, сказал теперь и доброе что-то ветеран.
- Спасибо! - Лада, кажется, хотел меня поцеловать, но я сдержал дистанцию между нами, хотя ненароком все же зацепил ладонью чашечку его правой груди. Да, силикон, но как шедеврально сделано…
Ночью Вера прижалась ко мне и щекотно дышала в шею. Мы лежали на ложе того самого воздушного замка, которые так любят приземлять штампами в своих виршах доморощенные бумагомараки. Я затрясся от хохота, но не от нервных спазмов, а от искреннего смехотунчика.
- На таможню пойдешь? - подначила меня Верунчик.
- Малыш… кто же меня там ждет. Я же начальнику челюсть сломал…
- Опять мне идти… как в тот раз, когда тебе нужны были контрабандные бочки…
- Из пантийского дуба… только мини-юбку не надевай, а то я тебя из под спального ареста не выпущу.
- Слушаюсь, мой генерал! - она козырнула и мы накрылись маскировочным одеялом. Не от шпионов, просто так захотелось.
Кстати я никогда не был генералом, только полковником. А судя по количеству неисполнимых обещаний, которыми я стал сыпать, я не только не пережил кризиса среднего возраста, но даже прыщи юности остались не вытравленными на моем характере. Ах сколько раз я тогда обещал достать луну с небес, и ведь доставал. Ладно еще с исполнением супружеского долга проблем нет.
Через три дня к нам на причал пришвартовался ботик, который таможенные службы не заметили. Мы стали прощаться с Ладой. Я пожал ему руку (довольно сухо, ведь я не люблю геев) и отошел, давая оперативный простор эмоциям. Вера с Ладой крепко обнялась и довольно долго лобызались, Света вообще повисла у него на шее и расплакалась, а Петр… вышел из дипломатического кризиса молодцом: под моим пристальным взглядом он шаркнул ножкой, пожал руку и сказал: "Счастливого пути". А вот когда я отвернулся, чтобы посмотреть на горизонт (там небо соединяется с морем), мои командирские часы, которые плохо ходят, но зато хорошо отражают реальность, показали, что все у Петра и Лады было в рамках моих - возможно - излишне патриархальных моральных или аморальных принципов. То есть никаких сю-сю не было. Отлично же это!
Контрабандисты стали шушукать, кто первый переспит с красоткой (они это калякали на своем наречии, которое я понимаю), ну что ж, первого героя ждет пикантная неожиданность. А мое обещание оторвать голову тому, кто дотронется пальцем (не членом, а пальцем - почувствуйте разницу) до Лады, отрезвило горячих башибузуков.
Листок с календаря упал. Другой упал за ним. Но мне то что, я на пенсии, для меня все дни одинаково выходные…
В день рождение вождя надо было что-то решать с капельницей. Меня снова что-то торкнуло в сердце и я пошел проверить дальнюю калитку. Нет, в нее никто не скребся. Когда я ее открыл… это даже не сюрприз, это мега-сюрприз, как найти действующий спасательный аппарат на тонущей подводной лодке… Загляденье просто: ковровая дорожка до пустыря, по бокам каратели в парадных мундирах застыли, весь окрестный бурьян вырублен под ноль, крестом обозначено место посадки вертолета, рядом пожарная машина и карета скорой помощи, ну и почетный караул при полном параде. Не надо гадать на полетах птиц, как это в стародавние времена делали гаруспики, чтобы понять - всё это не с проста. Я оставил калитку незапертой, проверил тропинку - чисто, в том смысле, что на ней не было мусора, проверил кухню - порядок, проверил гостиную - тут можно спорить, а лучше было бы спросить у Веры. Но жена вылетела в столицу, а теперь… разрумяненная она ворвалась в родные пенаты и быстро всё расставила по местам. Три секунды и наш дом обрел полностью приличный вид для приема вождя, который не заставил себя ждать (Вера, по всей видимости, лишь на несколько метров обогнала его кортеж в саду).
- Где капельница? - спросил Генрих, после того как мы обнялись.
- В соседней комнате, - я показал пальцем, Вера по нему меня шлепнула, мол, не безкультурничай!
- Пусть там и стоит, - вождь был какой-то добрый, совсем не как по телевизору, даже добрее, чем в молодости, когда мы по девках ходили в самоволки.
- Не вопрос.
- И знаешь, из твоего замечательного погребка, достань, пожалуйста, бочонок вина. Второй от стенки.
Вот и верь после этого людям… оказывается в моем аквариуме просматривалось всё. Хотя как не верить, ведь через неделю или десять дней после жесточайшего похмелья, ознаменовавшего утро следующего дня (или через один, или еще плюс два) с момента отмечания дня рождения вождя, в сети появилась душераздирающая история о том, как воительница Лада спаслась из лап тирании… там было много чухни написано, но я понял лишь одно: контрабандисты не тронули ее, а значит я никому не буду рубить бошки. И что важно, вождь знал о Ладе в бочке, значит он знал о нем и на ботике. И ботик не потонул… но далее думать сил нету.
Когда я окреп после юбилея - надо же, у нашего вождя случился юбилей, а ведь мы ровесники… это что же значит, и у меня тоже будет юбилей, если доживу… а вот Вере по прежнему н-цать… инвентаризацию памяти было производить бесполезно, а вот хозяйства - более чем уместно. Капельницы я не обнаружил - так и есть, Генрих забрал ее в качестве подарка на день рождения (дополнительного, ведь бочонок я ему выслал). А Вера получила кольцо, то самое. Все-таки иногда хорошо быть тираном. Нет Фергюссона не убили, ему просто сделали предложение, от которого он не смог отказаться (от моих - мог), то бишь достаточно заплатили. Наведался я к нему, когда окреп, и он прошипел мне это слово "достаточно" через закрытую дверь. Наши отношения исчерпали себя и мы с его подачи перестали здороваться. Зато в нашем почтовом ящике появились письма с иностранными марками. Их заботливо просматривали и заклеивали так, что вроде и незаметно. Письма были от Лады. Меня он называл душкой Мюллером. Я к этому отнесся с юмором, ведь я не душка и не Мюллер.
Далее конец истории и никаких слезливых послесловий не будет.
<<<на Рассказы
|
