|
Поселок Н.
Вы не найдете его даже на самой подробной карте России. Его нет. Он секретный. Потому что там причаливают, отчаливают и ремонтируются атомные подводные лодки Тихоокеанского флота, и еще там проводят опыты над комарами. О первом секрете знают многие, потому что как ни крути хвост у субмарины, а от спутника ее не скроешь, опять же сколько людей задействовано на ремонт ракетоносцев, их заправку, сервис (пока умолчим о том, что значит это незатейливое слово) и прочее и прочее. Спросите любого на Дальнем востоке про поселок с энским названием, вам тут же кивнут и с пониманием протянут: "Конечно, знаю, там подлодки базируются", и быть может даже ткнут пальцем в правильном направлении, мол, туда надо ехать, туда. Видимо, секрет этот не шибко больно стерегут специально. Подлодки они же при всей свой брутальности несут мир. А как иначе? они же способны раздолбать даже США, не говоря уж о меньших державах. Тут определенную толику информации не грех и сбросить в массы. Наши пусть будут спокойны - суверенность страны ого-го (для кого-то по пояс будет, а мальцам - по шейку), опять же, если плохо станет нам, можем всеобщий зверь-писец устроить. Зная такое, уже не так обидно получать мал-мальскую зарплату и жить в условиях, в каких действительно цивилизованные граждане жить бы отказались и пошли бы бунтовать (ах да, цивилизованные же не бунтуют, они на выборах голосуют). А вот с комарами - тут тайна так тайна. Непонятно чего с ними делают и делают ли вообще. То ли добиваются зверского размножения - как будто они в природе мало плодятся! - чтобы потенциальному противнику заслать такое сюрпризец-гостинец, а он там как разродится тьмами и тьмами особей и тут уж не до войны, главное свою задницу от укусов спасти. А может, подопытные особи даже какими-нибудь ядами накачивают: комар с химической накачкой - звучит! Коли так, то даже подлодки с ядерными боеголовками на борту начинают восприниматься как невинные игрушки. Ведь за субмаринами спутники следят да самолеты разведчики, опять же есть авианосцы, ракеты разные на перехват. А тут подлетает к тебе неслышно комарик (точнее комариха, ибо кусают только комары-самки-суки - это еще со школьной ботаники известно), хоботком кожу протыкает и кирдык тебе: чахнешь, сереешь, кровью исходишь, яд отхаркиваешь, а уже поздно. Кошмар! Правда, была и еще одна пацифистская версия: мол, в лаборатории жутко секретной наоборот с комарами борются и пытаются вывести такую панацею, чтобы нажал красную кнопку дома и всё - нет комаров на определенной территории. Ведь все штучки, что уже придумали, стопроцентного эффекта не дают, за ними к тому же следить надо, да и комары к ним привыкают, короче, они не универсальны в своей смертоносности для хитиновых чертенят о двух крылышках. Но если разработка антикомариная, то есть мирная, то зачем ее засекречивать? Вопрос.
Окрестности Энска шибко умные называли Эпсилон окрестностями, но шибко умных мало, посему название это не прижилось. Окрестности с одной стороны Энску завидуют: мол, там жизня, подлодки атомные, движуха (многозначное слово), зарплаты (эта тема вызывала наиболее жаркие дисскуссии-трёп до пузырей в соплях) и еще тысяча и один предмет зависти для. С другой стороны, окрестности довольны некоторой удаленностью от этой цитадели Секрета и Порока (или Разврата и Тайны), ведь при приходе зверя-писца Энск с лица матушки-Земли сотрут точно, а до окрестностей сносящая всё на своем пути взрывная волна может и не дойти (сопки тормознут, холмы, сосны вековые), опять же: а вдруг бешеные комары на свободу выберутся? - тогда жителей Энска мутанты покусают всенепременно, а до нас, окрестных душ, по тундре, по железной дороге еще версты пылить и пылить, глядишь птички их и склюют…
При вступлении в должность губернатор того края, где располагались на отшибе окрестности и Энск, получал в свое распоряжение всё, что по карте от сих до сих, акромя этого самого поселка Н. Ибо финансировался он из Москвы, и контролировался ей же. Никак сей объект в своей предвыборной программе использовать было нельзя (жители Энска не ходили на выборы местного главы, ибо их вроде как и не было в списках электората), да и карту эту геополитическую в диалоге с властью как джокера не вытащишь, ибо Энск он, может быть, и джокер да только не в губернаторской колоде. Свет, газ, воду у поселка не отключить, охрана там в сто раз круче личных пацанят губернатора и в десять всей милиции области, так что никаких рычагов давления на поселок нет, да и его посредством до Москвы достучаться никак нельзя. Так и жили: губернатор вступал в должность и с нее уходил (или слетал - но это редко), а Энск жил и в ус не дул.
Есть ли духи (эгрегоры) у отдельно взятого поселка, пусть он и по виду на городок тянет? Этот вопрос можно переадресовать людям, видящим тонкие миры. Но очеловечить, или придать духовности, или сделать картину более живой могут истории о людях, населяющих этот секретный оплот тайны, находящийся внутри головоломки, покрытый сенью загадки (спасибо Черчиллю, без него бы не сформулировали, если, конечно, он кого-то из древних не цитировал, тогда надо отследить авторские права и упомянуть того великого, но это слишком суетливо). Итак, посмотрим, что делают некоторые жители поселка в совершенно обычный летний день.
- Михалыч, открывай! - и стук в ворота громкий и призывный, от такого не отстранишься, такое не проигнорируешь.
- Чего надо? - Михалыч спешит удариться в сумерки души, да и есть от чего: он только что разлил на троих и уже было хотел сказать тост, витиеватый по своей задушуберетности и короткий до водканевыдыхания, как стук раздался "громкий и призывный" и пить пришлось без тоста.
- Не иначе военные, кому еще понадобился ангар в такое время, - высказался Панкрат. - Уж вестимо не по наши души стучат, кому мы без водки нужны, а водка у нас кончилась.
- Во-во, закусить не дают! - поддерживает собутыльников Иван (просто Иван - бывают еще на Руси такие незатейливо-богатырские имена).
- Ладно закусить, выпить спокойно нельзя! - Михалыч в сумерках, свет в его глазах серых приобретает свойство дискретности, то зажигается, то гаснет, то неразбери-пойми что делает, линии спектра сдвигаются сразу и в красную и в фиолетовую области, главный в ангаре видит теперь не только волны, но и отдельные кванты, величиной со среднюю муху, такая вот релятивистская байда без шайки и лейки.
- Хватит пить! Михалыч… - далее дверь пробивает буравистая очередь из местных идиоматических выражений, если следить за ними внимательно, то становится ясно, что пришельцы знают Михалыча и по матушке и по более дальним родственникам.
- Колян, ты что ли? - узнавание достигло своей точки росы.
- Ну а кто еще к тебе будет ломиться с бутылкой? - вопросом на вопрос ответили из-за ворот.
Михалыч, одетый в промасленный комбинезон и обутый в кирзовые сапоги (привычка с армии осталась), прочапал до калитки в огроменных воротах и отомкнул засов. Дверь распахнулась и в ангар ввалился громадный мужик в камуфляже и высоких шнурованных ботинках…
[К сожалению слово "мужичило" не прижилось, что-то в нем есть не то, хотя увеличивающий суффикс "-ило" поставлен к месту, но факт есть факт, посему ограничимся словом "мужик", но будем иметь в памяти его косую сажень в плечах и внушительную мускулатуру, щедро разбросанную по всему телу.]
…по сравнению с ним даже не маленький Михалыч как-то сник, это, конечно, психологическая иллюзия, тела людские ведь от тел других людских присутствия не сморщиваются (по крайней мере всей кожной поверхностью).
- А где бутылка? - Михалыч сразу перешел на конкретное.
- Тебе сразу о главном. Сначала груз надо принять.
- Какой еще груз и без накладной?! - Михалыч сразу просек тему, отсутствие накладной он краем поле зрения увидел так же не ясно, как и отсутствие пол-литры, а вот на щетину гостя-незваного-хуже-татарина он совершенно не обратил внимания (кстати, ее почти и не было).
- Не боись, Михалыч, всё путем! - карие глаза сверкают оптимизмом под светлыми бровями.
- Каким путем, каким путем? - Михалыч наконец заглянул за ворота и увидел то, что раньше было скрыто не будем говорить сколькимиллиметровым железом, а именно тягач и платформу с очень большим агрегатом на ней, явно только что снятым с подлодки. - Это чего?
- Так надо, - Колян положил Михалычу на плечо свою тяжелую длань.
- Да вы… - далее в еще более буравистых причастных и деепричастных оборотах, сдобренных междометиями и авторскими неологизмами, Михалыч дал понять, что никак эта хрень в ворота не пролезет. - Надо было в большой ангар вести к Митричу.
Однако все они разбились о спокойствие воина в камуфляже, как облако комаров растекается по броне БТРа.
- В большой бы и повезли, если бы официально всё было, а так к тебе, в малый, потому что неофициально. Потому как мы еще ремонтировать здесь его официально не будем. Не будем, - мигает энергично оптимистичным карим глазом левом (для главного в ангаре обоими глазами). - А в большом это сделать, сам понимаешь, без ведомо кое-кого, - палец Коляна указал куда-то вверх, Михалыч не стал смотреть туда, но понял, о какой персоне идет речь, - никак не получится. А неполадок как бы нет. Потому что их не может быть вовсе. Не мне тебя учить. Вот и надо ее в ангар загнать, отремонтировать и буквально завтра или в крайнем случае на той недели вывезти. Да ты не боись, Михалыч, зелезет.
- Ни в жизнь. Давеча тоже неофициально хотели такую вот штукенцию ко мне пригнать, так не влезла. И эта не влезет.
- Точно, Колян, эта не влезет! - авторитетно заявил Панкрат, мужик с копной черных волос, не поддающихся ни ножницам, ни укладке, лишь в щели "бойниц" блеснет черный глаз и скроется, благо есть куда: щеки до бровей заросли щетиной колючей; узловатые руки-крючья тоже все покрыты густо черным волосом, лишь изредка прореженным шрамами; то ли загар, то ли мазут-уголь-сажа затемнили и кожу человеческую, и тельняшку с оторванными рукавами, и штаны моряцкие с хитрыми карманами (кто плавал, тот знает).
- Через закрытые ворота, конечно, - Колян открыл задвижки и нажал кнопку "Пуск", способствующую активизации механизмов, отвечающих за "в гостях у сказки" (то есть за открывание и закрывание ворот).
Ворота поехали в бок, открывая перспективу. Водила на тягаче стал потихоньку, на самом малом ходу, подавать вперед. Кабина и часть штуковины, вальяжно расположившейся на платформе, прошли. А вот дальше всем стало ясно, что явно ценный груз явно не пролазит. Агрегатина, казалось, сама стремилась в спасительный от любопытных взоров сумрак ангара, но не могла стать ниже - чувство собственной важности не давало ей принизить себя гордую.
- Да я же говорил, буквально пары сантиметров не хватает, - сокрушался в какой-то степени протрезвевший Михалыч.
Заинтересованные лица полезли на платформу, в близи рассматривать что к чему. Выяснилось прискорбное: часть хреновины - если еще подать вперед - неминуемо соприкоснется с…
- Сучьи потроха! - воскликнул Колян и дал кулаком по явно не сучьим и явно не потрохам (те не дрогнули). Однако именно они мешали пройти агрегату.
- А нельзя ее автогеном укоротить? - сгенерировал нешуточную идею Иван (и откуда у людей с простыми именами в голове гениальные идеи берутся?), до этого он молча хрум-хрумкал желтыми крепкими зубами по зеленым свежим орурчикам, с только что обтрепанными чернявыми колючками, а тут всплыло в памяти сварочное прошлое и на те, получите идею, если не фикс, то префикс.
- Во-первых, автоген ее не возьмет, а во-вторых, нельзя, - Колян посмотрел на шофера, поморщил лоб, закусил губу, прищурился, вымеряя высоту. - А может, чуть ворота подправим, как думаешь, Ренат?
- Можно чуть раздолбать, - согласился шофер, невысокий ладный, как говорится: двадцать лет водительского стажа на метр с кепкой роста.
- Я вам раздолбаю! Я вам раздолбаю! - тут же сгоношился Михалыч. - Я тут матответственный и… (дальше пошел такой мат, что стало ясно почему тут ответственный по нему именно он).
- Не шуми, давай лучше выпьем, - у Коляна в мощном кулаке вдруг возникла подозрительно маленькая - в таком-то кулачище! - бутылка водки.
Выпили ее подозрительно быстро. Вновь слазили на платформу. Ну никак не влезала агрегатина в ворота. Ступор тихой сапой дополз до своего апогея. По русской привычке стали ждать авося. И он появился: вздыбилась кипа ветоши, до этого мирно лежащая в одном из многочисленных темных углов ангара и не привлекавшая к себе ничьего внимание, и из ее кусочно-непрерывного чрева появился Гаврош - единственный легальный беспризорник поселка Н. Да, разумеется, пробовали жить романтично-не-дома и другие пацанята, но их быстро вылавливали, мыли-били и возвращали в родные пенаты. А вот Гавроша сломить не удалось. Была у него мать, да и отец где-то, наверное, плавал, но сынок этот не слишком путевый по своей биографии не признавал домашний очаг органически и ни в родной угол, ни куда еще угодно под крышу и к взрослым не вписывался по своему характеру. И ни мать, ни другие органы правопорядка обломали об него фигурально выражаясь зубы, а реально - кулаки-скалки-дубинки. Потому жил где придется и как придется, то есть вольно. Сегодня вот проснулся в как бы охраняемом - троица ведь глазами зыркала, да проморгала - ангаре, а завтра перекати-поле точно сменит свою пристань и заберется еще в какие-нибудь места разной степени секретности. Пощурившись на свет, обойдя платформу, оценив ситуацию, Гаврош молвил, после смачного плевка на бетонный пол (пол не утонул):
- Шины надо спустить, тогда аккурат войдет.
- Шины спустить… шины спустить… - эврика витала вокруг толпы примеренных водкой людей и не доходила до них какое-то время. Потом, если не все, то многие, стали пинать баллоны, радостно вопить нечленораздельное, далее перешли к активным действиям по вновь утвержденному плану - стали откручивать нипеля и раздалось недружное пф-ф-ф-ф-ф-ф-ф… платформа - а с нею и груз - дрогнула и поползла вниз. Дальнейший загон агрегатины в ангар был делом техники. Ренат, подгазовывая, тронул тягач и хренотень вошла в тень ангара благополучно и неофициально. Тут хватились Гароша, чтобы объявить ему благодарность и наградить как тому пожелается, но беспризорник уже покинул потерявшую для него интерес область. И только где-то на северо-западе грянул выстрел.
- Не иначе Петро балует, - предположил Михалыч, с ним согласились и пошли за водкой, точнее за спиртом поехали.
- Петро, ну что тебе стоит? - брови ласточкой, губки бантиком, груди торчком, и еще про "стоит-не-стоит" спрашивает, как тут джигиту разум не потерять (если, конечно, таковой имеется в наличии).
- Чего?! Сегодня выходной, я с корешами хотел пойти на рыбалку, а тут весь день вещи таскай, грузи, вези, опять таскай… - бурчит джигит, невольник страстей и ритуалов своих многочисленных.
- Ну маме же надо! - Вера наседает, переходит к тяжелой артиллерии.
- Это твоей маме надо… а для меня… - логичный мужской ум пытается сформулировать эмоционально насыщенное, что накипью на сердце выступило.
- Ну?! - жена поглядела на мужа сурово.
- А для меня Валентина Александровна, конечно, уважаемая женщина и даже человек, но не мать. И точка! - рука рубит гордиев узел.
- Значит, ты мне отказываешь? - ох эти женщины! как можно им отказать в ласках, но почему нельзя отказать в как бы супружеском долге?
- Не тебе, не тебе, сто раз объяснять что ли! С тобой у нас уговор: пятница - святой день, начало выходных, мы на рыбалку идем. С вечера, чтобы и в баню и завтра с утреца на клев успеть. А тут приехали! Вот обязательно надо сегодня переезжать! - еще немного и Петро порвет на себе белую майку, не скрывающую ни волосатой груди, ни основательной золотой цепи вокруг пусть и не дуба, но шеи мощной.
- А когда? дом-то сносят, тебе же сколько говорили! - и взглядом обольстительно серых глаз из под блондинистой челки так и режет, почище лазгана будет (лазган - это слово из фантастики, вроде бластера, только круче).
- Так времени не было… - вот это аргумент, вот это, как говорится, моё почтение всему мужскому полу. На войны, на бани, на карты, на водку, на молодку и на много чего еще время у нас есть, а на хозяйство тёщино - нет.
- Зато сегодня есть! ничего, компашка и без тебя порыбачит, - а это женский аргумент, бьющий и в бровь, и в глаз, и ниже пояса, не понимают они, бабы, что такое мужская дружба.
- Дык, это-то понятно, но я все-таки душа общества… - мимо, то есть промах. - Вер, ну давай отложим тёщин переезд, а? Или бригаду наймем?
- Ага, все будут таскать, а ты будешь в бане парится?! - поправляет внушительную грудь (и зачем она это делает, интересно, ведь с грудью и без поправки всё было очень даже хорошо, не иначе в ход пущено супероружие, видать, капитуляция супостата близка).
- Почему все, никто из… нашей семьи не будет ничего таскать, только рабочие.
- Денег у нас много, лучше бы корешей позвал, они бы бесплатно в пять минут управились. А рабочие могут хрусталь разбить. Им то что, ни их вещи и ладно!
Петро потерял предмет спора, пришлось переходить границы вербальной беседы и вторгаться…ни обнимашки жаркие, ни поцелуйчики сладкие к компромиссу не привели, только страсти распалили. В спорах о главном всегда побеждает женщина, и этот бой не стал исключением.
- Ну хорошо, хорошо, только к пацанам заеду и скажу, чтобы без меня отчаливали на остров.
Под неодобрительный взгляды супруги Петро погрузился в народный по германским меркам автомобиль, кстати, не характерный для здешних мест: в окрестностях в целом и в Энске в частности автопарк почти сплошь состоит из японок разной степени подержанности. Однако Петро в голову втемяшилось иметь именно VW и он его пригнал из дали почти сказочной - Европой та даль зовется, если люди не врут. Авто шустро зашуршало шинами по асфальту и через малое время направление движения этого средства повышенной опасности пролегло рядом с вектором, по которому двигался к одному ему понятной цели Гаврош. Петро тормознул и поинтересовался после взаимных приветствий:
- Нет ли у тебя на примете пса большого и зубастого, но доброго в душе и не злого?
- А что? - руки в брюки демонстрируют полную независимость и мало заинтересованность чужими проблемами (с малой толикой лукавства - ну как не интересоваться, если всем известной в Энске личности вдруг понадобилась большая псина?)
- На рыбалку возьму, - пальчики по рулю так и барабанят, так и барабанят, на одном из них перстень-печатка, такой положишь на весы и он перетянет слиток золото червонного.
Аргумент для Гавроша сгодился и вот уже фолькс-ваген-натурлих катит совсем не к корешам, а глубже к корням, из которых собаки растут. Через другое малое время он возвращается на одну из центральных улиц поселка Н, где в данный момент развернулось бурное строительство: старые лачуги, где обитали люди разные, сносят по указке людей богатых с целью создания оазиса фешенебельности и дорогого кича. Вот разных людей в скором порядке и переселяли в большой многоквартирный дом на окраине Энска.
- Валентина Александровна, мое почтение! - полукивок тёщи вежливый. - Сейчас мы в миг вещи перетащим. А что это за загончик с сеткой на пути прогресса к светлому будущему ваших вещей? - легкое недоумение. - Что? Бывший курятник вашей соседки? А выглядит как вольера для злобной собаки. Как, она боялась псов? Точно? Так, значит, там собаки нет? Полностью полагаюсь на вашу осведомленность в данном вопросе. Щас залезу и открою воротца, ту стенку мы снесем и вещи будет таскать в два раза легче и в три короче! Сей момент… - Петро мигом перемахивает сетчатый забор, вразвалочку направляется к воротам и… и… и из так называемого курятника выходит существо совсем на курицу не похожее, без крыльев, о четырех ногах, с хвостом, но не это самое страшное, самое страшно впереди - пасть со слюной. - Опаньки! Псина не подходи, по хорошему тебя прошу! - рыцарь без тени страха и упрека останавливается, дает потихоньку обратку, прижимается спиной к сетке ворот, дальше отступать некуда.
- Ты его не бойся, они чуют страх, ты только не бойся! - причитает Вера.
- Да сроду тут собак не было! - недоумевает тёща.
- Вот только укуси, я тебя убью! - серьезно и пафосно заявляет Петро, за такие пассажи в Энске принято отвечать.
Псина тем временем подходит к нарушителю ее территории, поднимает голову, и раскрывает крокодилью пасть, и в эту пасть - совершенно чисто случайно, то есть с целью самообороны - попадает рука Петро.
- А-а-а! Укусила! - далее в острых и терпких выражениях интеллигентный в общем-то зять Валентины Александровны недвусмысленно дает понять кто именно его укусил.
- Фу! - кричит Вера, пытаясь отогнать страшилище необычайное от любимого мужа, стучит первым попавшимся под руку предметом по сетке, а попалась в изящную ручку сумочка с нехилой косметичкой, веса этот выкормыш моды такого, что псинку и убить можно, но только как до этой твари через рабицу достать?
Петро правой свободной от зубов чудовища рукой вытаскивает из-за пояса… нигде не зарегистрированный ствол (серебристая "Беретта", а совсем даже не табельный "Макаров" или китайский "ТТ") и гонится, размахивая им картинно, за исчадием ада, которое почему-то спасается бегством, не смотря на всю свой злобность и страшность. Наконец псина добирается до курятника, Петро врывается туда же, слышится выстрел… через третье или уже четвертое малое время с видом Георгия Победоносца из тьмы на свет выходит Петро с пистолетом за поясом, своим носовым платком он пытается остановить кровь, текущую из предплечья (или как там оно по анатомии правильно зовется, рукас-в-нижнемс-течениус, что ли?) И говорит он человеческим голосом так, как мало кто из актеров, играющих королей, сможет озвучить свою роль:
- Водки, мне водки! - фраза эта становится в дальнейшем культовой, передается из уст в уста, цитируется в местной прессе, входит в анналы истории Энска.
Конечно, ни о каком участие Петра Петровича Колесникова (а что, и у героев есть паспорт, с пропечатанным там отчеством и даже фамилией) в переезде после всего что было не может быть и речи. Естественно, нанимаются за не такие уж и большие деньги посторонние люди, которые организованно и споро переносят всё, что нуждается в транспортировке из старой квартиры в новую. Разумеется, Петро отпускается со своими друзьями в баню, для поправки физического здоровья и психологического самочувствия, правда не сразу, а после некоторой сексотерапии на месте, то есть в ближайшей койке, но не будем препарировать супружескую жизнь (для особенно ушлых стрингеров напомню: серебристая "Беретта", смазана и стреляет, патроны еще есть…) Само собой, на остров берется Гаврош, он неразлучен с милым псом Пиратом, подозрительно похожим на исчадие ада, искорененное по самые гланды Георгием Победоносцем. Вестимо, пацановская компания отлично отдыхает на острове, с баней, дево… а вот этот штрих в энские исторические анналы не вошел. За сим повязка на руке Петро сползает, обнажая загар и не обнажая раны.
- Гаврош, а что если эту псину здесь оставить? пусть баню охраняет, работа не бей лежачего, а еду мы ей обеспечим. Можно сказать зачислим на довольствие, сторожа предупредим, да и тебе ее навещать недалеко, - Петро находится в такой неге (рядом брюнетка), что хочется сделать мир лучше, пусть всего лишь для одного отдельно взятого пса.
- Ага, - откликается со всем согласный Гаврош, который слишком занят: он обнаружил, что команде апорт пса учить не нужно - Пират ее знает, да и вообще умный жучило, хоть несколько и староват.
- Вот и ладненько. А чего это Шурика нет?
- Петро, у человека любовь, - отвечает самый информированный кореш компании.
- Пусть бы поделился радостью, чай не чужие мы ему.
- Чтобы поделится, надо осознать границы того, чем владеешь. А, Шурик во-первых, не осознает сейчас ничего, во-вторых, не владеет даже собой, - обсасывает со всех сторон тему самый философский из корешей компании.
- Апорт! - Гаврош кидает палку в воду и за ней устремляется пес, лохматая его голова двигается в сторону Энска, если мысленно продолжить его плавание и не ограничится палкой…
- Я потолстела? - как много оказывается вечных вопросов.
- Нет.
- Я потолстела?! - экспрессии больше, смысл вопроса под воздействием ее температуры плавится и меняется.
- Да что ты! Совсем не потолстела, - а слов не подобрать так нужных и Шурик понял: он попал.
- Значит, ты даже не заметил, что я потолстела?! - еще чуть-чуть и кислород вокруг Леры превратится в озон.
- Ну что ты на себя наговариваешь. Где ты потолстела, - хлопает по упругому животику, теребит серьгу в пупке. - Где жир, ау!
- Я поправилась на полтора килограмма, а ты даже не заметил?!!
- Ноль семьдесят пять здесь, - оттягивает край топика над одной грудью, - и ноль семьдесят пять здесь, что ли? - не обделяет вниманием и другую грудь любимой женщины. Но все-таки между одинаково прекрасными грудями есть небольшая разница: на правой татуировка в виде маленького скорпиона. Рисунок этот его губы пытаются стереть или вобрать в себя.
- Не увиливай, - несколько отстраняется, но не настолько, чтобы прервать контакт.
- Я не увиливаю.
- Ты сбиваешь тему, - покусывает мочку уха своего любимого мужчины.
- Сбиваю.
- Скажи, что я потолстела, - шепотом в самое ухо, от жаркого дыхания и язычка никто бы не устояла, но…
- Нет, - таких, видимо, и в Гестапо не кололи в первый день.
Несколько телодвижений, после которых, он вздыхает - не потому что сожалеет, просто воздуха в опустошенные легкие надо набрать, сдается и признает то, с чем не согласен:
- Ты потолстела.
- Хам! - целует хамскую любимую рожу в засос, долго.
Со стороны парочка сидящая на скамейке выглядит так: если бы не одежда, пока еще в меру застегнутая, то можно было бы подумать, что парень-девушка продолжают род, или придаются наслаждению без продолжения рода. Как много оказывается зависит в картине от ее наблюдателя и от меры его испорченности. Она сидит у него на коленях, обхватив своими ногами его стан (или торс, короче, место откуда всё растет). Ноги выдающиеся - далеко выдаются из коротких черных шортиков и обувью они на ограничиваются - кроссовки сняты давно и валяются где-то внизу, в запредельной пропасти под скамейкой; поднимаясь выше, можно лицезреть корму, но лучше ее не просто лицезреть, а гладить или мять в руках, впрочем, этим занята одни из рук Шурика, о котором чуть ниже; серьгу в форме солнышка в пупке сейчас не разглядеть - она где-то под гавайкой - ниже о цвете ее и принадлежности будет - пробует на прочность пресс; вышеупомянутый оранжевый топик почти ничего не скрывает, зато многое обозначает, например отсутствие бюстгальтера; шею и впадины ключиц пропустим, а вот губы упомянем - они припухли - ну, угадайте отчего; раз уж двинулись снизу вверх, до взойдем и на вершину, правда, с одной оговоркой: о зеркале души не буду распинаться, сей красоты словами глупыми не предать, одно лишь напишу: зеленые, как изумруд - вот так всегда, где одно, там и три с метафорой; рыжие волосы, некогда уложенные так, что бойкие локоны не дают порядку скучному заморозить пламя переливов, сейчас слегка растрепаны всякими милыми сердцу телодвижениями, хотя нет, это ветер, ветер-шалун… ну вот, опять причина растрепанности волос выбирается наблюдателем. Он совершенно обыкновенный парень, но если наблюдатель - дама, то она может заметить, что брюки белые, льняные, как раз для жары, свободные, так что про ноги, скрытые за ними можно сказать только то, что они прямые… гм, а вот ягодиц не видно вовсе, скамейка с девчонкой закрывают сей объект со всех сторон; рубашка типа гавайка, яркая и цветастая, расстегнута на груди, загорелой… гм, плечи широкие, на такие можно и положиться и голову склонить и даже ноги закинуть, благо колготки о погоны не порвутся - не бывает на гавайках погон; профиль классический, с ссылкой на российскую многонациональность в крови, а анфас такой, что понятно: жеребей способен если что на поступок, особенно если этот поступок направлять мудрой женской ручкой в нужном направлении. Нет, как все-таки много зависит от наблюдателя!
- Я красивая? - щека к щеке, щеку не оторвать.
- Самая красивая. Зуб даю, - зуб отдать легче, чем говорить без пауз ровный текст.
- Но ведь есть девушки красивее меня? - теребит его верхнюю губу своими, они прикольно колются об его тщательно выбритые и потому острые волоски над.
- Не-ет, - пожалуй, это самое длинное слово, которое можно произнести в данной ситуации.
- Ну есть же, Лена, например. Она же красивая? - так кумулятивный снаряд пробивает броню.
- Красивая, - кто тянул за язык? другой язык? это не оправдание!
- Красивее меня?
- Нет, - оборона держится, не смотря на отсутствие подкрепления и резервов.
- Да, я сама знаю, что красивее.
- Для меня ты самая красивая, - повторение мать мучения.
- Ага, значит для других красивее она?
- Да какая разница, что взбредет в голову другим!
- А тебе Лена нравится?
- Нет.
- Но ты же на нее смотришь.
- Смотрю, - смотрит и вовремя добавляет: - Но ты красивее!
- И раздеваешь?
Начинает раздевать
- Ее ведь тоже раздеваешь?
- Нет.
- Взглядом.
- Мы, мужики, всех раздеваем взглядом, - приятно, что в трудную минуту можно ухватиться за истину непреложную.
- Смотри у меня!
- Смотрю. Раздеваю. Только не пойму к чему ты клонишь.
- Почему ты в меня влюбился?
- Почем я знаю? Влюбился.
- Но Лена же красивее?
- Опять Лена! Она, конечно, девчонка эффектная. но…
- Что, но?
- Но если в платье шикарном, если намалевана.
- Это называется макияж
- Если намакияжена, наманикюрена… короче, если приготовилась к свиданке, так тачку готовят в автосалоне, полируют кузов там…
- Не сбивайся с темы.
- Вот тогда она… ну, еще ничего. А вот, например, на пляже. Выкупалась, ничего лишнего на теле нет, кроме купальника, тонюсенького такого купальника, лучше топлес... с лямочками, практически ничего не закрывающий такой купальник…
- В глаза мне смотри… - и серо-карие глаза тонут в зеленых.
- Вот тогда девчонку видно такой, какая она есть. Всегда надо на пляже быть того… бдительным. Надо бдить… и еще утром после сна… вот если девчонка красива в такие моменты - тогда это действительно красота.
- Так ты меня на пляже выбирал?! - ее соски готовы прорвать не только топик, но и гавайку, и какая сила их может остановить?
- Я тебя в магазине увидел в первый раз, тогда и бабахнуло вот тут, - прижимает ее ладошку к своей груди напротив сердца. - Слышишь как бьется?
- Ну конечно, ты сейчас Ленку в купальнике и без вспоминал, возбудился! - она изгибается и тут уж под угрозой с его стороны брюки-шортики. - Видел Ленку без купальника?
Иногда уста надо закрыть поцелуем, других способов прекратить пустые разговоры невозможно, к сожалению, сей способ не возможен всегда. Поцелуй, чуть не перешедший в нечто большее, прерывается отдаленным выстрелом. Губы только что соприкасавшиеся с губами, да и сейчас продолжающие их перманентно ласкать спрашивают:
- Что это? - любопытно, всегда любопытно.
- Наверное… - отвечать трудно, потому что думать трудно и отрываться от поцелуев тоже трудно, хотя всё это не трудно именно в трудностном смысле этого слова, вот такая эротическая диалектика. - …это Петро балует.
- Сегодня на остров с ним поедешь?
- Нет, - как мужественны мы бываем: седьмое нет подряд без да.
- Неужели я для тебя дороже, чем друзья?
- Тебя я люблю, с друзьями дружба… это разные вещи. Что за манера всё взвешивать? - недоумение, граничащее с искренностью.
- Тебе не нравятся мои манеры? - пытается вырваться, но не получается, цепкие руки Шурика удерживают и то что в шортиках и то что в топике - надежный захват, да и не больно то и хотелось покидать тисочки эти, к тому же сидеть на коленях любящего-и-любимого и сидеть на скамейке одной… что выбрать? (задачки не получилось, ибо ответ известен).
- Нас не задержат тут за непристойное поведение?
- Так мы еще пока не начали… точнее, не кончили.
Смех-смех чуть-чуть родился-родился.
- Но ведь кончим?
- Да! - и дальше болтовня не остановилась (вот дура!): - …все свои же, никто нас не задержит.
- Лучше бы задержали… - опасность захватывает дух.
Понять логику диалога не могут: атомная подводная лодка слева, высокий забор с колючей проволокой справа, куча разнообразного мусора сзади, и даже море, настоящее море впереди. Если абстрагироваться от того, что слева, справа и сзади - а для влюбленных это сущие пустяки - то парочка оказывается в романтической обстановке: набережная, лавочка, море… часть одежды расстегивается, часть срывается, часть мнется и… а если бы наблюдателем был ребенок, он бы решил, что дядя и тетя играют, дядя катает тетю, или тетя катается на дяде. Хотя дети пошли развитые не по годам. Взять Гавроша - еще ребенок, а такого может рассказать, что и на два полновесных романа-эпоса - а не какой-нибудь мелкотемной мути - будет много. А вот если бы наблюдателем был пограничник, то он бы точно позвал напарника полюбоваться праздником жизни, если, конечно, напарником был бы не пес. Настраиваем оптику и… и даже целого моря с его волнами туда-сюда будет мало, чтобы сбить с ритма любви Шуру-Леру или Леру-Шуру - она же сейчас сверху.
Вот такой он Энск в людской мозаике. Мозаике не полной, но ведь и меру надо знать. Опять же не всё нужно освещать и не всё нуждается в освещении. Надо что-то оставить для биноклей сторонних наблюдателей и их фантазии. И хоть на картах Энск вы не найдете, но приехать в него можете, а может быть, вы уже там. Может быть, пьете водку в ангаре, а может, паритесь в бане на острове, или на скамейке любите
Ну что ж: "Добро пожаловать в Энск!" - надписи такой приглашающей вы на дорогах окрестностей не увидите, а в рассказе этом… уже. Улыбаемся!
Лето. Солнечно. Энск.
Инопланетяне в поселке Н. - вторая история про Энск
<<<на ё@Моё
|
