Красное на черном
Стендалю посвящается
Наши заняли город Белоозерск - вотчину адмирала Казакова и прочей генеральской хунты. Но отбивали мы его не от белых, а от наци. Да, много каких интересов наворочено вокруг этих земель. А всё икра, красная и черная, прямо как наши флаги, богаты местные заводи ею. Вот и делим еще не убитых рыб мы, прямоходящие. Ну и не только рыб, еще землю, всё, что под землей находится, дома, амбары, людей и прочие материальные и не очень ценности. Много раз над зданием местной мэрии флаги менялись, но теперь над ней на ветру колышется наш стяг, красный. Красота! Бойцы времени зря не теряют: занимают новые квартиры (кто побойчее - тому и хата получше достанется). Сам я двинул в пригороды. Надо было воочию увидеть все дыры в обороне. Мы здесь долго не продержимся. Линию фронта била лихорадка и она ломалась, как танцующий на сковородке паук. Эту метафору не я придумал, это мой адъютант Клеменсий. Наградил же Бог именем. Тьфу ты, всевышнего вспомнил... Родители наградили же именем! Во! По-партийному - по-правильному думаю - хорошо. Я зову Клеменсия просто Клеммой, а в пьяном угаре иногда и Клёпой. Он вежливый - не возражает.
Впереди бежало тревожно: "Красные! Расстрел! Грабеж!" (шумит шушера). На счет грабежа - деза. Мы грабим только награбленное, да не грабим даже, а экспроприируем. Это ж понимать надо! Темнота. А темень - это уже чернота, а чернота - это флаг наци (которые со дня на день нас из Белоозерска выбьют - без подкрепления не продержимся, а подкрепления не будет - нет его - а вот это уже военная тайна, кроме меня и Клеммы никому не известная). А наци, значится, наши самые заклятые враги. Еще есть масоны, но у нас с ними договор. Ничего, разобьем наци, возьмемся и за них. Впереди есть только огонь мировой революции и больше ничего. Ни смерти, ни бога, ни черта - только мы, коммунисты. Аминь! Тьфу ты, черт!
- Комиссар едет, комиссар едет! - кричали на разные лады местные зажиточные жители, погрязшие в буржуазных заблуждениях.
И прятались они и прятали добро (глупо это - от нас не спрячешь!).
- Ура красным! - кричала босята (наша опора, между прочим), и вылазила на свет бо… на свет она вылазила.
Комиссар - это я - И.В. Привалов. Точка.
- Почему колокола бьют? - интересуюсь.
- Нас боятся! - догладывает Клемма.
- Отставить!
Дьякона бьющего в колокола расстреляли вместе с попом (чтобы два раза не возвращаться к одному объекту "Церковь"), который зачем-то пытался от нас отмахнуться кадилом - от нас хрен отмахнешься!. Религия - опиум для народа. Наркотики - отставить. Дикси - это уже из меня латынь прет (я на медика учился, в старорежимные времена, еще когда император был жив), по нашему это: я сказал. А императора мы расстреляли вместе с семейкой (чтобы два раза не бегать). Это так, к слову пришлось. Но не будем отвлекаться, надо осознавать окружающее, а то враги враз обрубят все твои осозновательные органы чувств, вместе с думалкой. Это уже философия, а в ней главное вот что: не сознание определяет бытие, а совсем наоборот - бытие определяет сознание. Кто не согласен - того на подозрение, а можно и сразу без лишних дискуссий расстрелять, чтобы зря небо не коптил.
Порядок потихоньку начал устанавливаться, не сам, конечно, мы его устанавливали. Выявляли шпионов. Расстреливали. К нам выползали евреи, которых не расстреляли наци (когда в свою очередь устанавливали свои порядки, порядки неправильные, разумеется). Этих надо было обнадежить: национализма у нас нет. Национализм - это перегиб. Все люди равны. Нет высших и низших рас, есть только классы правильные и неправильные… или? Не успеваю я порой за линией партии следить, по этому делу рубит Клемма, он иногда меня начитывает, то есть по-простому - на пальцах - объясняет что к чему. Да, точно - мы самый правильный класс и гарантируем… что мы там гарантируем… тьфу ты черт! Голубых мы расстреливаем. Это точно. Голубыми я называю представителей дворянства. Тут меня на мякине не проведешь. Граф, герцог, князь, барон аль какой - всё едино: к стенке. Во! Я их носом чую, как бы гад не маскировался под крестьянина простого или рабочего - шалишь! - враз на чистую воду выведу и шлепну.
А тут она, прям под копыта моего Фокуса (конь горячий может и насмерть затоптать). Я Фокуса на дыбы, сам с верхатуры гляжу - матерь божья. То есть - ё-моё! Бабища прямо хоть под венец сей момент. То есть не под венец, а как там у нас с институтом брака сейчас? Надо будет у Клеммы спросить.
- Комиссар, я знаю куда наци пошли! - лопочет уж слишком без акцента, это подозрительно.
Включаю свою комиссарское видение - ага, так и есть: мадам - дас ист шпиёнка. Но расстрел пока обождет. Я влюбился, а это не так часто происходит, чтобы… чтобы принимать неадекватные меры к данной реальной флуктуации чувств. Во! Фигура у нее ладная - мой любимый размер (выпуклусти чтобы были соразмерные с моими большими цепкими ручонками), волосы белесые - мой любимый цвет, зовут Анна (как показал предварительный допрос, то есть знакомство) - люблю имена заканчивающиеся на "а", сие обстоятельство бередит мое либидо. Короче, девка оказалась во всех отношениях ладная. Только шпионка нацистская - но это мы исправим. Любые запудренные мозги коммунист с опытом может распудрить и перепудрить иначе какой же он коммунист с опытом. Да никакой. Во!
Я ее направил к леску, она была явна за. Ага, где деревьев много, там же полумрак, прочий интим… есть где перепихнуться по быстрому или друг друга порешить. Лепота!
Анна слышала прилепившийся ко мне шорох хвои за корягой и выстрелила туда. Но меня не было за корягой, поэтому пуля попала лишь в корягу. Анна слышала и видела меня за пнем. Но меня не было за пнем и поэтому пуля попала лишь в пень. Так продолжалось пять раз - мастерство прятаться нелегкое в изучении, просто так не дается, тем более не дается кому ни попадя. Но каждодневная игра со смертью в кошки мышки хорошо учит слышать и видеть всё вокруг именно в этот момент, то есть сейчас, момент - когда ты еще жив, а любые другие моменты интересовать живого человека не должны. А на шестой разок я поддался - споткнулся об корень. Корень был основательный - об такой вполне можно было споткнуться. Она поверила и подойдя поближе выстрелила в мою кожаную тужурку. Она не могла промахнуться и не промахнулась. Но я заблаговременно зарядил ее револьвер холостым в последнее гнездо. Я подумал: а вдруг решит с собой покончить? На хрен мне мертвая любовница? Правильно, даже на хрен не нужна. Во!
Обессиленная она приземлилась прямо в мои объятия (она же не знала, нацисточка моя любимая, что я патрон подменил), как и предполагал мой комиссарский план. А объятия мои для врагов смертельные, а для любовниц самые что ни на есть духоперехватывающие и оргазмопредворяющие.
- Слушай, Анюта, ты сейчас свою душу отвела на славу, дай и я удовольствие получу. Ты же не хочешь быть мне чем-то по жизни обязана? - а мои шаловливые ручонки, уже расстегивали, распахивали, гладили и мяли, они знали что надо делать и делали это хорошо (от души!).
Я не люблю насилия и поэтому сначала показал, а потом и продемонстрировал возможности моего комиссарского достоинства (Аня уже млела и таяла, потихоньку забывая всю свою национал-социалистически-демократическо-рабочую сознательность), и оно меня не подвело. Как потом сказал Клемма про наши поползновения: это было красное на черном. Он может временами выражаться коротко и гениально точно, особенно когда мой "Маузер" упирается в его пузо, а пузо у Клеммы есть. И теперь волей-неволей ему приходится хранить еще одну военную тайну. Во!
Отряхнулись мы от хвои и листиков мелких и было уже хотели вернуться в город, чтобы предаться гулянию массовому (не путать с развратом!), как перед нами встало нечто похожее на проблему. Вроде бы для закаленного боями и сечами коммуниста не может быть проблем - одни вопросы, пока еще не решенные… но, если называть вещи своими именами - а так нужно делать всегда! - то некое явление, с которым нам пришлось столкнуться лоб в лоб, все же было проблемой, а не вопросом.
Итак, перед нами встала проблема. Необорзенная, точнее необозримая. Поэтому мы ее не смогли обозреть, а она - оборзела. Проблемой был Хлющ, он когда выпьет самогонки сверх меры, а меру Хлюща никто не видел - столько живые не выпивают! - так сразу хватает наш любимый пулемет "Максим", выпускающий от 600 до 700 пуль в минуту (в рекламных брошюрах пишут обычно цифру 666) и стреляет по кому ни попадя. А силушкой Хлющ не обделен настолько, что может стрелять из пулемета с рук, а не как некоторые - с колес. И даже могет засунуть во что-нибудь пулемет и только потом нажать… А этим чем-нибудь могу быть даже я - комиссар И.В. Привалов, его родной батя (такой же родной, как и для другим моих орлов). А меня это совсем не устраивает. Поэтому мы с Анной заныкались на сеновал и прилегли там не выше уровня горизонта в неизвестной позе Камасутры, вели себя тихо, тише мышей, плодящихся тут же кстати или некстати. И продолжалось это до той поры, пока Хлющ не кончил свои бесчинства в городе. На следующие утро в официальной хронике была приведена подписанная мной лично статистика преступлений. Убийств мирных граждан в ней было ровно нуль без палочки. А почему? А потому, что в городе, контролируемом Красной армией в мирное время не может быть гражданских жертв. А в Белоозерске сейчас стоял прочно и незыблемо мир (на веки вечные). Однако гадалок пришлось расстрелять - они давали отличную от нашей, а значит неверную и контрреволюционную, статистику. Как всегда, свое будущие жрицам хиромантии предсказать не удалось - ни одна от бдительного комиссарского ока не скрылась.
Трик-трак-труе - я получил телеграмму. В ней говорилось, что вверенными мне войсками я должен защищать Белоозерск от нацистов до последней капли нашей красной кровушки. А по разведданным прет их на этот городишко тьма-тьмущая или даже больше: дивизия целая, в боях еще не битая. Труе-трак-трик - завертелись колесики в моей башке. Рядом помогал думать в нужном направлении Клемма, плюс любовница моя неофициальная глазками стреляла в даль далекую, где можно было жить вольготно… да просто жить, а не умирать от потери крови по собственной глупости. А воевать с нашими силами (количество засекречено, но мало), против ихних тьма-тьмущих легионов-дивизий - глупо, как ни крути собственный ус. Решение выпестовалось и оформилось, из куколки замысла родилась бабочка идея… я отбил по-немецки, что город уже взят доблестными войсками великого и могучего кайзера. Дальше предлагал сдаться всей красной сволочи одним скопом. Меня, знамо дело, послали по-русски. И чем они думали там, ведь я мог не знать великого и могучего?
Чтобы ответить за свои слова, как и положено товарищу (а вы знаете как расшифровывается слово "товарищ", нет? объясняю: товарищ - тот, кто отвечает за свои слова), я приказал моим хлопцам отступать (ведь город уже занят нацистами - не можем же мы в нем находится!). Приказ этот они выполнили с радостью и волей к неминуемой победе всемирной революции. А в этом и заключается мудрость по настоящему мудрого полководца: приказывать только то, что солдат и без приказа выполнит с удовольствием. Во!
Кто-то радовался нашему отходу, а кто-то сожалел, евреи вот, например, совсем не радовались. Мы максимум грабили и насиловали, а наци и то и другое, да еще и к стенке только по национальному признаку - им доказывай, ни доказывай, что папа у тебя был хохол или русский, всё едино: расстреляют из-за носа или чего еще и вся недолга - дикари-с-с! То ли дело мы - работаем беспристрастно относительно физиологии, бьем по классам. Любо дорого посмотреть на виселицы с графами, князьями, герцогами и прочей шушерой. Шушере не место в нашем коммунистическом раю… точнее в светлом будущем. Да. Во!
Что было дальше? Да много чего было. Лучше расскажу о том чем сердце успокоилось: нас с Анной поймали белые на границе Посткавказа с республикой Бурундукия - граница была прозрачная, потому ни на какой карте еще не обозначенная, но охранялась лучше, чем даже мог себе предположить я (иначе хрен бы лысого меня заарканили!), а потом - знамо дело! - расстреляли. Меня как шпиона красных. Ее как шпиона черных. А кто сейчас говорит с вами? Моя комиссарская душа, точнее душа И.В.Привалова.
Бог-то оказывается есть. Во!
<<<на ё@Моё
|