|
Черная жвачка
Волнение на море было два балла - контрабандой заниматься самое то. Конечно, контрабандой мелкой, ведь в окрестностях отродясь ничего "крупного" не происходило. В каких именно окрестностях? Поверьте, сие совершенно не важно. На дело пошли трое, можно даже сказать троица. Троицу составляли следующие физические (а быть может, местами и духовные/душевные) лица: Пламя (фамилия у него Пламенский, поэтому ничего удивительного, что погоняло прилипло именно такое) - отец троих детей (сам признавал только последнего, но… в жизни всякое бывает); Егорыч, просто Егорыч, просто мужик, надежный как канистра спирта, у него даже особых примет; Фадей - самый молодой из троицы, несидевший еще (это не признак ловкости самого Фадееча, скорее это следствие недоработок органов окрестностей), еще неженатый, у него даже внебрачных детей еще (или: до сих пор) не было, в общем, парень не нашедший покамест свой жизненный путь, можно сказать: шалопут (похоже на "симбиоз" двух слов салопуть). В отличии от последнего, Егорыч и Пламя уже сроки мотали (и отмотали), Егорыч - четыре года, а Пламя - два, правда, условно. Бывает.
Несколькими днями ранее в деревню, что около окрестностей находится, и в которой проживали все три главных героя этой незатейливой истории, приехал один блудный сын, точнее вернулся, точнее будет сказать: сынок это еще был. Привез он ворох историй (различной степени недостоверности) и блок жвачки, жвачки непростой: черной, с лакрицей, раздавал ее всем, и с ухмылкой (широкой) наблюдал через сколько секунд попробовавший "незабываемый вкус" скорчится и выплюнет. Ну не любит человек, проживающий в окрестностях всякие заморские штучки-дрючки (пусть эти штучки-дрючки и колоссально полезны для здоровья), гадость - она и в окрестностях гадость. А некоторые выражались гораздо круче, впрочем, блудный сын от мата русского на чужбине не отвык и забористые выражения его душу не трепали. Только Пламени жвачка заморская понравилась и он ее жевал не переставая вот уже несколько дней, и сплевывал бурый, отработанный челюстями шлак где ни попадя.
Контрабандисты бывают разные: серьезные платят мзду пограничникам или ментам и везут себе спокойно грузы из точки, где контрабанда стоит мало в точку, где она стоит запредельно много; доморощенные (они же "романтики") мзду не платят, по причине того, что гордость и бюджет не позволяют им честно платить налоги государству. Посему груз "романтиком" контрабандных путей приходится вести товар таясь и прячась от бдительного ока (тихо, то есть, без шума и пыли, скромно, можно даже сказать). В окрестностях обязанности бдительного ока исполнял инспектор Федорчук, мужик силы недюжинной, веса за сто двадцать килограмм, и характера архивредного из-за хронической трезвости (что-то у него с желудком было), быть может, он и брал бы взятки борзыми щенками или трубками (коллекционировал он трубочки длинные и не очень, с резьбой и без, из редких пород дерева и "обычные"… и набрал уже за сотню), но не приносили "черти от контрабанды" ни щенков, ни трубок - вот и серчал Федорчук, а осерчав, - ловил, а отловив, - закрывал. Потом жены (сожительницы, любовницы) несли передачи мужьям (сожителям, любовникам), такая уж бабская доля женщин окрестностей: дома можешь мужика пилить и тиранить, но если тот сел - обязана носить табак и хавку. Обычай!
Несколько часами ранее, контрабандисты изрядно приложились к стеклянному горлышку для поднятия духа и опускания внутреннего холода. И где-то на третий круг бутылки по рукам…
Фадей не верил своим глазам. То ли они врали, то ли часы. Он передернул плечами и спросил у Пламени:
- Слышь, сколько время твой будильник кажет?
- Какой на… (тут Пламя дошел в обвинениях незаслуженных до третьего колена предков Фадея) …будильник, это куранты, в них даже кукушка… ик… живет.
- Пусть живет она там! Сколько они сейчас показывают?
- А у тебя что, глаза е… (любят друг друга со страшной силой)?
- Просто скажи, а? - видимо, в голосе Фадея Пламя услышал что-то нехарактерное, ибо вполне мирно ответил:
- Шесть часов.
Фадей подошел к часам и прокрутил стрелку с шести часов на девять:
- А так?
- Шесть часов.
Фадей прокрутил стрелку на двенадцать часов:
- А так?
- Шесть часов.
Фадей прокрутил уже без надежды (но порядок должен быть полным - надо все версии проверить) на три часа:
- А так?
- Шесть часов.
В принципе, Пламя должен был уже на второй раз послать Фадея в далекое далеко, ну а на третий - еще дальше и с изысками. Но уж больно молодой контрабандист побледнел, уж больно у него вид стремный стал: бледный, трезвый, тревожный.
- У тебя чо, самогонка обратно пошла? - проявил человеческую гуманность и дружеское сочувствие одновременно Егорыч (он тоже заметил, что с Фадеем не все в порядке).
- Не… нормально всё… - и чтобы доказать, что всё действительно нормально, Фадей одним глотком допил пузырь.
- Ни х… (высокая степень восхищения чужой наглости) себе! - выразил превосходную степень восхищения чужой наглостью Пламя, Егорыч же лишь крякнул.
Под северный ветер была вынута вторая бутыль… по расчетам контрабандистов, в шесть часов утра Федорчук должен был спать, а значит можно было идти на дело… ну, вот после еще пары глотков… еще одного… еще одного самого последнего… и на посошок… ну и чтоб допить… вот теперь можно!
И они пошли… пошли не быстро, быстро идти старая моторка Егорыча не могла, она больше тарахтела, чем рассекала волну, но зато была вместительна как линкор или даже авианосец. Тем временем, Федорчук спал, но не из-за нерадения к службе: он знал о предстоящей вылазки троицы и намеревался пресечь, однако его будильник не сработал (очень странное обстоятельство однако, ведь до этого пять лет будильник исправно служил на благо державы, которая раскинулась вокруг окрестностей). Бывает.
До Насвая дошли спокойно. Такое бывает даже у контрабандистов.
А вот потом…
И тут троица оказалась в довольно-таки любопытной ситуации: она находилась в деревне Насвай, которая каким-то хитрым образом полностью попала в черную жвачку, которую в свою очередь выплюнул Пламя, находясь в деревне Насвай. Физики, глядя на этот беспредел обязательно что-нибудь воскликнули бы, например: "Пададокс!" (это в нос произносится и именно так: "пададокс" через два "д" и надвинули бы на носы очки), но не было физиков, готовых распутать этот забористое непонятно что, находящееся внутри головоломки, покрытой сенью загадки. Контрабандисты смирились с тем, что они находятся внутри Насвая, из которого хрен выберешься, потому что со всех сторон его окружает липкая чернота с привкусом лакрицы, которая по всему является жвачкой, которую выплюнул (не подумал он о последствиях!) Пламя.
Совсем не кстати: ни одни местный житель деревни на сваях не жаловался на темень, отсутствие солнца, отсутствие свободы и ограниченность горизонта коричневой липкостью. Все насвайцы жили своей обычной жизнью. И стервы-чайки летали туда-сюда, будто для них никакой преграды из жеваной жвачки не было. А вот троица попала. Как выбраться из деревни, которая находится в сплеваном шарике бурого цвета?
Нет! Такое бывает??! А?
И тут к ним подошел мужик в высоких болотных сапогах, потертой штормовке и с основательным рюкзаком-анатомиком за плечами. Мало того, что мороз пробрал по спинам отъявленных (не первый раз на дело ходили) контрабандистов, так еще и каждому в отдельности, а также и всем вместе им стало ясно: в рюкзаке у мужика что-то особенное, там находится нечто даже круче чем бриллианты, золото вкупе со своей сестрицей платиной, меха шиншиллы и антиквариат вместе взятые… однако что там точно никто сказать не мог (ни вслух, ни про себя).
- Здравствуйте, - сказал незнакомец и это само по себе было подозрительно, ведь в окрестностях вежливостью отличаются только пи… (эстеты).
- День добрый! - кинул веское слово в воздух Пламя и выплюнул очередную жвачку, чернота вокруг Насвая стала гуще.
- Не плюй! мать… (и до седьмого колена включительно и в разных позах и несколько раз) - обругал коллегу Егорыч.
- Могу подсказать как отсюда выбраться, - мужик явно перегибал, это было чересчур то, что было надо именно здесь и сейчас.
- Не просто так, конечно? - поинтересовался Фадей.
- Конечно, не просто так… - непонятно было: то ли мужик щурится, то ли скрывает в глазах искорки настолько густой темноты, что можно и дубу дать и окочуриться, а можно сначала окочуриться, а потом дубу дать, или наоборот.
Много выкуренных сигарет и выпитого самогона спустя, каждый из контрабандистов присваивал эту фразу себе (может быть, они действительно сказали это вместе? или каждый в отдельности, но одновременно?):
- Спасибо, сами выберемся.
- Как хотите… - мужик улыбнулся и контрабандисты протрезвели.
Протрезвели не просто так: им показалось (только показалось!), что мужик на самом деле не мужик, а дьявол и что в рюкзаке-анатомике у него находятся души, и что у них есть еще возможность продать свои… но ведь контрабандисты - не барыги, посему каждый в отдельности (или все вместе) решили выбираться из жвачки, которая окружила деревню Насвай сами.
Ага…
Выжили из моторки всё. Разогнались до восьми узлов в час. Острым носом взяли на таран жвачку и…
Завязли в ней по самое "не балуй". Бывает.
Тот же причал, тот же "мужик" прохаживается перед глазами. Та же моторка, не способная вернуть трех контрабандистов на историческую родину. Та же жвачка кругом. Ту же жвачку жует Пламя и организм его, ослабленный регулярным употреблением алкоголя-никотина, насыщается лакрицей.
- Может, того, махнем? - Фадей курит и думает (или думает и курит).
- Чего махнем? - Егорыч практически не отвлекается: он серьезно перебирает движок.
- Души на спасение.
- Да, мы же ими почти не пользуемся, - Пламя внимательно смотрел в дырку (хотел узнать: сколько осталось топливо - ни хрена не увидел) и сказал свое слово в беседе.
- Чем?
- Душами.
- Вы пи… (мальчонки), может, и не пользуетесь, а мою душонку он не получит. Своя она ближе к телу! - Егорыч погладил масляной рукой по своей тельняшке и все замолчали.
Движок - перебран, топливо - проверено, сигарета - выкурена, разговор - продолжен.
И так вертели слова и эдак. Переставляли местами. Меняли знаки препенания…
Сошлись на том, что "мужик" их души не получит. Казалось, он услышал их решение и спокойно - подозрительно спокойно! - потопал одному ему понятной дорогой (а ведь метров до него укладывалось столько, что и шпион с аппаратурой в матюгах решение контрабандистов: "не продавать!" не различил бы, ну шпион, может, и не различил бы, а "мужик" всё точно просек).
- А давайте мы ее сожрем! - предложил Пламя.
- Кого? - не врубился Фадей.
- Не кого, а что. Жвачку, что вокруг Насвая.
- А жопа у тебя не слипнется? - поинтересовался совсем без мата (и это было крайне подозрительно в данном контексте) Фадей.
- Будем жрать и пускай слипается! - веско сказал Егорыч. - Зато пердеть не будем.
И они стали ее жрать. Много-много-много лакрицы изжеванной перекочевало в желудки контрабандистов. Самым популярным приколом и обращением, и междометием, и матом одновременно стала фраза: "Не перди!" Люди кушали-жрали лакрицу. Или лакрица проникала в людей. Или живое сливалось с неживым. В общем, шел непонятный для физиков процесс.
Чаф-чаф-чаф…
И челюсти стынут от изнеможения.
Но надо грызть. И троица грызет.
Чаф-чаф-чаф…
Фадей, Пламя и Егорыч прогрызли-таки себе путь из ловушки. И очутились…
Прямо в единственной на все окрестности камере.
- Уф! - благодушно обозвал обретенную благодать простым "уфом" Егорыч и растянулся на нарах. Остальные тоже выразили бессловесно свой восторг (кто как мог, но без мата - на последний сил не было) и тоже растянулись кто где. И вырубились.
"Мать-перемать!" - было самым мягким выражением, которое употребил Федорчук в окружающее пространство, когда проснулся и обнаружил, что будильник не выполнил свою миссию. Он долго буянил дома и довел жену до истерики, которая тут же вылилась потоком необоснованных обвинений на самого зачинщика. От пилы-жены Федорчук скрылся на службе. Какого же было его удивление, когда он обнаружил в камере трех контрабандистов, которые с кротостью святых угодников взирали на "представителя силовых структур окрестностей". Только твердили хором: "Начальник, доказательств у тебя нет. Значит нас выпускать надо. Бабы ждут".
Бабы действительно уже окружили здание (кто орет и передачу принес, кто просто орет, в общем: народ волнуется, но пока чепчики в воздух не бросает). Федорчук стал искать недостающие улики или хотя бы свидетелей. Но свидетелей в окрестностях никогда нельзя было найти. А улик на троицу не было: лодка - была, но пустая (пустая в смысле контрабанды). Даже поездка в Насвай ничего не дала. Однако по закону три дня трем человекам впаять можно было и часы несвободы отсчитали для контрабандистов положенный срок.
Жена Егорыча, сожительница Пламени и девка Фадея получили от троицы прямой и конкретный наказ: когда выйдут, то сделают такое с блудным сыном, что тому мало не покажется никогда. Блудный сын в свою очередь поклялся самой страшной клятвой, что он троицу не сдавал. На что пришел ответ из-за решетки: "Сами знаем, что не козлил. Отгребешь за жвачку!" С этих пор блудный сын в окрестностях окрестностей не наблюдался также фатально, как и черная жвачка.
Троица вышла. А Федорчук задумался на тему: как так получилось, что вроде бы мечта сбылась (троица посажена) и в то же время не сбылась (троица вышла)? Но от этого глобального вопроса его отвлекла изжога, и он пошел за содой.
<<<на ё@Моё
|
