|
Рассказ про дружбу и ненависть
Жил был мальчик и звали его Вова, а лет ему было десять и был у него друг Саша. Дружили они еще с детского сада, и в школе учились в одном классе и сидели, конечно, за одной партой на всех уроках. Были вместе и в радости и в горе, и в счастье и в несчастье. Да, ссорились порой и даже дрались иногда, но быстро отходили и мирились. А уж если напасть какая, например, мальчишки с соседней улицы дразнят, тут уж совсем как один стояли друг за дружку. Короче говоря, были они настоящими друзьями, такими, что не только водой - кипятком не разлить. Но вот однажды купили родители Вове расписных солдатиков, не солдатики - загляденье, мальчик даже историю стал лучше учить, чтобы узнать в какие времена такие воины были и в каких битвах участвовали. Оказалось, что солдатики были точными копиями существовавших на самом деле в далекие-далекие, можно сказать - дремучие века гусар и гренадер. Но это хоть и имеет самое прямое касательство ко всеобщей истории, с историей про Вову и Сашу никак не связано.
Естественно Саша был тут же оповещен о новом чуде военных игр и мальчишки вместе стали устраивать битвы и баталии, войны и небольшие пограничные конфликты. И было им хорошо. Из всех новых солдатиков Вове наиболее полюбился трубач, он так зажигательно призывал всем своим видом в атаку (а звука его трубы, конечно, слышно не было, но иногда казалось, что он издалека доносится - это фантазия давала о себе знать), что солдаты смело шли вперед, даже на превосходящие силы противника. Мальчик так полюбил трубача, что и засыпал теперь только с ним, и когда просыпался первым делом искал любимого солдатика (он иногда терялся под одеялом или, если выразиться более правильно, маскировался в скомканном ландшафте) . Вова носил его в школу и ему казалось, что трубач приносит на уроках удачу, мальчик даже советовался с ним, когда на контрольных выпадало особенно трудное задание.
А потом случилось страшное: трубач пропал. То есть исчез, был унесен черным троллем под пол, рассыпался в песок от чар злой колдуньи. Вова обыскал всё: свою кровать, одежду, заглянул даже в обувь (на затаился ли он там), посмотрел под кроватью, под диваном, естественно, под столом, ковер что лежал в спальне был осмотрен с превеликой тщательностью - может под гнетом его шерстки где-то задыхался трубач и еще бесчисленное количество мест - всё без толку, эти тщательные поиски ничего не дали. Трубача у Вовы больше не было.
И тогда гаденькая мыслишка заползла незаметной змейкой в его голову: "А не взял ли трубача Саша?" - слово "украл" с собой мыслишка не притащила, но и "взял" звучало страшно. Ведь он не спросил - если бы спросил, другое дело, что бы я ему не дал? Дал, конечно, даже подарил бы, хоть и жалко бы было, но Сашка же друг - подарил бы. А так… получается что? Он позавидовал мне и тайком унес трубача к себе и сейчас любуется им и играет один! Мыслишка расправила свое тело и стало большой змеей, и ясно стало, что не уж это безвредный, а гадюка ядовитая. Она проросла до глаз Вовы и вот уже мальчик смотрит на окружающий мир узкими вертикальными зрачками, а через них видно вот что: точно Сашка взял, да не взял даже, а укал. Точно украл и точно украл он: вот и ходит он так, как будто украл трубача и говорит также и жесты все однозначно свидетельствуют - он украл, и голову он поворачивает не так как раньше, чувствуется виновность. А значит - виновен!
И тогда Вова стал своего друга ненавидеть и думать о мести, о тайной мести - как солдатика у него украли втихую, так и он мстить будет. Только вот не придумывалось ничего достойного - всё мелочь пузатая мельтешила. Ну ничего, сердце-то змеиное - подождет. Гадюка удлинилась и стала сворачиваться в кольца, а чем больше колец у гадюки, тем больше в ней яда, яда черного, едкого. И Вова тем ядом стал пропитываться…
А трубач тут некстати объявился, он непонятным образом пролежал все это бурное время на книжной полке (Вова точно помнил, что он его туда не ставил), и вдруг, когда его уже никто не ждал, упал с нее и очутился прямо перед змеиными глазами. Гадюка в Вовиной душе стала уменьшатся и издохла, корчась под ослепительными лучами правды. Но каким мерзким от себе показался-то после ее смерти - это же надо друга подозревать, и ни разу не спросить по-человечески - прямо в лоб: "Ты не брал трубача?", а сразу месть замыслить! А Сашка-то главное все такой же как и был раньше, то есть до "кражи" солдатика: и смотрит он абсолютно нормально, и ходит, и бегает как всегда ходил, бегал; и головой поворачивает так, как поворачивать должен человек, не укравший любимого трубача. И стало Вове плохо, совсем плохо стало. Не мог он другу в глаза смотреть и маме с папой не мог - не достоин он их. Но и молча мучиться не мог - не выдержал бы долго.
И он не выдержал в конце концов: прибежал, запыхавшись, к Сашке и вывалил всех расписных гренадер и гусаров на стол. "На, дарю!" - сказал по быстрому, и убежал. "Стой!" - кричал Саша. - "Подожди!" Но главное было не оборачиваться и ничего не говорить, а бегал Вова быстрее своего друга. Оторвавшись от Сашки, он забежал на минутку домой, нужно было забрать загодя приготовленные вещи, и вот он уже идет по дороге, идет туда, куда глаза глядят, куда глядят человеческие глаза, и яд гадючий с каждым шагом от дома, от родителей, от друга верного, стал потихоньку из души выходить, по капельке - почти незаметно. Когда он совсем вытравится и Вова опять станет настоящим человеком без змеиной примеси, он вернется. Обязательно вернется.
>>>на ё@Моё
|
