|
Деньги на любовь
До смерти один штрих
Небо было цвета бедра мёртвой нимфы. Беда ломилась в дверь.
Чуть порву холст временной. И акварелью набросаю водяные знаки.
- Мотли, что это?
- Это деньги.
- Неужели те самые?
- Бери уже.
Я взял скорее следую пословице: "дают – бери", чем необходимости. Мне были они не зачем сейчас. Они мне были жизненно необходимы тогда. А между тогда и сейчас слишком большая разница. Её не преодолеть. И дело тут даже не в отсутствии у меня машины времени.
- Ты художник и я тоже художник. Ты гений и я тоже гений. Ты гей и я тоже нет.
- Перефразируешь Дали.
- Просто говорю, что в голове творится. Всегда так, все слова уже говорили до тебя и часто даже в точности в той же самой последовательности. Только времена меняются.
- И еще цвета. На картинах они усыхают, черствеют.
- Можно рисовать тушью.
Мотли наклонил ко мне голову.
- Расскажи мне, как это рисовать тушью. Неужели штрих нельзя исправить, а?
- Всегда можно заявить, что ты не ошибся, а рисовал черный квадрат.
- А рисовали бы мелом на грифельной доске, то пришлось бы доходить до белого квадрата.
- Это беда всех зебр. Одни думают, что зебра – это черная лошадь с белыми полосками, другие – что это черная лошадь с полосками белыми. И никто не видит, что зебры рождаются всегда парами и в животе матери переплетаются. И пара лошадей, одна из которых чисто белая, а другая чисто черная, становится парой зебр.
Пурум-пум-пум.
Когда двигаешься
Когда двигаешься, не так мучительна бессмысленность бытия. Семь ли стран я объехал за девять дней, девять ли стран за неделю? Какая разница. Вернулся к казино, здесь денег больше легких. А так – всё едино. Европейцев в Европе всё меньше и меньше, азиатов и африканцев всё больше и больше. Как там у Юнга "Гибель Богов"? Да нет, скорее, "Гибель божков". Если белая женщина не хочет рожать вообще или больше одного ребенка, то привет более мудрым желтым и черным. И не надо уповать на клонирование, то что проходит с овцами, не всегда проходит на людях, даже если очень хочется. Так что, без пыханий амбициями давайте освободим планетку для будущего. Только не подумайте, что я о чем-то сожалею или к чему-то призываю. Нет. Пусть будет так, как будет. А в том, что мне больше всех остальных нравится, скажем так, более белая, чем красная, желтая или черная, девчонка, так в этом расизма нет, а есть одна моя неконтролируемая глупость. Памятники искусство останутся, впрочем, Одиссей по волнам воображения будущих поколений будет плавать так же, как плавал в воображении поколений прошлых. Из философского ступора меня вывело… конечно появление в моей жизни еще одной девчонки.
Прыщи
Странно: кожа на моих локтях сухая и трескается, шелушится, в общем, ведет себя нездорово в стиле пустынника, а на лице совсем другой климат, там часто высыпают прыщи, обильно содержащие белый жир, это настоящие бочонки жира и всё им ни по чем, выдавливай – не выдавливай; не выдавливаешь – они были есть и будут, выдавливаешь – та же херня, применяешь всякие средства – результат от них нулевой. Но я не фанатик и не собираюсь обогащать из своего кармана фармо-королей. Не хай на других балбесов зарабатывают миллионы. Знал – ближе некуда – пару девиц, так они так заботились о своих личиках и так скрупулезно и безупречно обрабатывали эпидерму всякими снадобьями (маски, кремы, гели, водородная бомба – лишние по логике вычеркните), что если с той же мощью и старательностью вычищали бы иноверцев апологеты силового метода устранения инакомыслия, то у нас бы давно на планете была одна религия, одна политическая система, одна раса людей. А толк? Что тут сказать, давно я с ними не сплю, но иногда встречаемся. Выглядят без косметики как трущобы столетние без капитального ремонта, а я же художник (предположим), я легко проникаю взглядом под слой штукатурки и вижу… лучше вспомню других девчонок, ядреных, свежих… проснулся с такой утром и хоть картину пиши или снова в койку тягай, я обычно поступал по второму варианту, но пару рисунков все же сделал. По-моему, ни один из них не сохранился. А жаль, там действительно с листа на тебя глядела утренняя красота без налета химической или натуральной маскировки. Конституция морды должна быть правильной – тогда тебе ни хрена кремы не нужны. В другом случае – мучайся не мучайся, а зарабатывай задницей – она и глаже и розовее и на ощупь приятней. Хотя и там, говорят, бывают всякие геморрои и целюлиты… не знаю, не сталкивался.
Однажды сон приснился: выдавливаю прыщ, а из него не просто белый катышек, а целая белесая нитка аки шёлк тащится, длинной в пальца три, намотай такую на безымянный и обручальное кольцо выйдет великой редкости. Проснулся, пробегая мимо зеркала, зыркнул. Неа, ничего близко похожего, нет у меня на лице таких жировых скважин, у меня в угодьях добыча мелкая, на пару-тройку баррелей, не больше.
Спичка
Одиночество это не то свойство, что бывает одно. Постараюсь пояснить. Представьте спичку, она лежит на столе, она одна, но она не одинока. Чтобы она была одинока нужен наблюдатель, который на неё смотрит, у него на сердце грусть и печаль и он думает: «Какая одинокая спичка лежит на столе!» Вот так и рождается одиночество - из пары. Как минимум из двух (стол можно не считать). Возможен и другой вариант - вы думаете, что вы спичка, одинокая спичка, лежащая на столе. Спичка покинутая, брошенная, забытая. Тогда, как ни крути, вы получаетесь одинокой спичкой. Но все равно одиночество не равно одному. Вы не можете быть просто одинокой одной спичкой, даже если безупречно представляете себя таковой от серной головки до стройного деревянного тела. Вы одиноки только потому, что рядом с вами кого-то нет, скорее всего, нет другой спички. Правда одиночество можно выделить двух видов: одиночество, вызванное нехваткой денег, и одиночество без любимого человека. Первых одиноких мы называем жадюгами (жмотами, жадинами). Вторых романтиками, не от мира сего, возвышенными, неземными натурами. И каждый мечтает об единении (об-единении, объединении). Чтобы избавиться от одиночества надо обрести кого-то или что-то. Деньги или любовь (мы пока их разделяем). Вот два полюса, таких далеких друг от друга, что более противоположные пары вещей, явлений или понятий трудно себе представить, если таковое вообще возможно. Итак, имеем: спичка может быть одна, но не может быть одинокой, человек может быть одинокий только когда он один, даже когда он в толпе, но без того, что ему нужно (или кто ему нужен). Одиночество находится внутри одинокого, но может быть подавлено. Суть единицы в ней самой и неотделима от нее. Заумь. Когда ты любишь - ты любишь, когда у тебя нет денег - у тебя нет денег. Ты не думаешь, ты сходишь сума. Не думая, или думая и несясь по извилинам по одной и той же гоночной трассе - нет любви, но есть деньги, есть любовь, но нет денег. Миг - они не нужны, миг - они нужны. Она нужна, а ты ей не нужен. Спичка лежит на столе. Ее можно зажечь, а можно облить водой. Она сгорит или размокнет. Она в твоей власти, но она не одинока, она не сходит с ума и не думает о невозможном, о глупом, о том, что никогда не будет.
Она появилась как-то неожиданно. Вдруг. Миг назад её еще не было, а мигом позже без нее уже нельзя было представить жизнь. Точнее игру. Точнее игру на большие деньги. Она притягивала удачу. Я не знаю, была ли она ведьмой, или это просто какие-то силы установили своеобразный закон: когда она смотрела в мои карты мне шла такая фишка, что казино пикировало к своему разорению. Головы ломали умы, ручки дергались, ножки куда-то спешили и: меняют крупье, способ тасования, со всех сторон нам в затылки дышат всякие спецы по подвоху. Хоть бы что - мы совершенно честно (то есть так, что не придерешься ни к чему) выигрываем. Она просто смотрит ко мне в карты и они... они приходят. Фантастические расклады. Оплаченные флеши один за одним. Так не бывает. Но у нас безрукавки, мы не вытаскиваем тузов из-под нижнего белья – за этим пристально следят десятки камер и спецов. И снова раз - и успех. Два – и гребём фишки. Причем ей это как бы не особо и надо. Нет, она радуется, мы хлопаем друг друга по ладоням, обнимаемся и даже целуемся (почему даже чуть позже). Но вот ей до выигрыша нет никакого дела. Она как бы на мои эмоции смотрит. Мне хорошо - она улыбается. Как зеркало. Страшно даже иногда становится. Худенькая, в простой одежде, без наколок и макияжа она выглядела много желаннее, чем многие фифы, одетые и обутые от и до, с фигурами настолько заглаженными пластическими хирургами, что изъян может обнаружить лишь рентген, да и то только после третьей бутылки (я еще промолчал про терпеливых массажистов и тренеров по фитнесу). С бриллиантами и ключами от дорогущих тачек, с… Ага. Почему-то только мы не переспали. Как-то информационного повода не было. Нас связывала только игра. Точнее меня связывала с ней. А она как... мебель, не холодная только, а живая, чувствующая. И в то же время зеркало - взялось из ниоткуда и некоторое время сопровождала меня. Когда мои сто тысяч долларов превратились в миллион я готов был остановится. И тут могли возникнуть вопросы. Много вопросов. Что дальше. Возвращаться в Россию? А что, можно было бы купить себе чистую биографию. Только зачем? Оставаться здесь? Еще более зачем? А девчонка пропала. Однажды. Ведь по-честному я должен был разделить эти деньги. А тут - никаких вопросов, кроме не имеющего ответа: почему? Она исчезла, ни телефона, ни адреса в интернете. Никаких зацепок. Я растерянно слонялся по казино Монако. Меня уже знали в здешней монаршей семье. Ну как же, как же, русский, немного сумасшедший, пьющий водку стаканами и с обязательной хандрой. А тут еще любовная история и ангел хранитель в образе девушке хрупкой и без косметики. Есть повод для знакомства. Только нет смысла что-либо делать. Я сел, взял водочки, «фанту». Так и не приучился пить натуральный сок с водкой. Без водки - дело другое. А с водкой мне нужна «фанта» - зашоренная я личность. Тем не менее, переделать меню в казино было легче, чем меня – «фанту» туда внесли. Теперь я пригубил, не ставя стакан на стол, выпил еще - зачем делать лишние движения потом, когда можно сделать их в количестве меньшем сейчас? Раздался мотив из фильмов Чаплина. Мне кто-то звонил.
Когда я увидел надпись Лекси на экранчике, нет, я не подумал, что это мне снится, или: ух ты, мать-перемать! Апатия. Но и спокойно я трубку не взял. Мозг уже просчитал то, что должно было выслушать ухо. И апатия сменилась падением.
- Привет! Я замуж выхожу! – на одном дыхании выпаливает она.
- Поздравляю! - рожу кривит улыбка, наверное, правильнее было бы сказать оскал, слава Богу я не вижу его в зеркало.
- Приглашаю на свадьбу.
- Знаешь, я, наверное, не смогу, меня разыскивает милиция. Лучше вы к нам в Монако.
- Неплохо устроился?
- Неплохо.
- Как принцесса?
- Чувствует себя хорошо.
- Ты там не теряйся, может, королем Монако станешь.
- Могу только принцем регентом, без права наследия. Короче, я не теряюсь.
- Я за тебя рада.
- Я тоже за тебя рад.
Кажется, мы еще сказали друг другу счастливо или что-то в этом роде. Это была ложь, может быть, взаимная, а быть может, обоюдная. И тишина, а вокруг только мертвые Надежды с косами стоят. Но зато я теперь знал, что мне нужно делать. Я очень быстро удвоил свое состояние. Я очень быстро расстался с принцессой. Я очень быстро вложил миллион долларов в никому неизвестную компанию со смешным названием «Артёмсофт». А потом это компания сделала революционную программу для смартфонов. И её купила за большие деньги «МелкаяМягкость» – та самая, что находится до сих пор под управлением Биллушки, которого многие хотели убить, но делают это большей частью виртуально (то есть никак). Мои акции возросли в цене в пять раз, потом еще... короче, я смог купить остров и постарался там забыться. Для многих это была бы сказка, предел мечтаний, исполнения всех заветных желаний. Для меня - поражение. Мне чудилось, что я Наполеон (не по гениальности и величию, а по крушению жизни), ведь как ни крути, а великий полководец оказался неудачником - один, на острове, проигравший поход в Россию Ватерлоо (для историков последнее существеннее, точнее для людей мало что смыслящих в истории), его сначала сделали у нас, а потом уж добила коалиция. И вот лев ходит по клетке и думает: а как же я попал в зоопарк? Где допустил тот самый роковой просчет? Где та точка, откуда возврат невозможен? И если лев мудр, как дракон, он поймет: уже при рождении было поздно что-то менять.
Хорошим костылем, да даже не костылем - мощной подпоркой - для фатализма и последующего пессимизма может являться оптимизм, если он конечно к вам является, а не подсылает своих секретарей в виде опьянения, наркотических глюков и забытья оргазмов - лишь суррогаты счастья, потому как кончаются быстро, эти состояния надо постоянно поддерживать. Повторять, но они вторят все слабее и слабее. Да и вообще не то - надо быть трезвым, влюбленным... взаимно влюбленным... всё, пожалуй.
Я иногда бываю трезв. Три дня в неделю, два вечера в неделю, ни одной ночи в неделю. Так продолжалось где-то месяца два. Потом я послал детективов в Казань. Когда мне прислали доклад, я протрезвел. И это было хорошо, хотя мне и было плохо. Если свести к двум словам пухлый доклад с множеством фотографий, то останутся три-слова-приговор: счастливая семейная жизнь. От доклада, кстати, ничего не осталось, кроме пепла. Я смотрел на огонь костра, ничего не придумал сидя и посему решил размять ноги и пошел гулять по песку. Заложив руки за спину, мыслей не было, приходилось морщить нос, чтобы как-то соответствовать образу диктатора, не сумевшего завоевать мир... гм... не хочется походить на Адольфа Гитлера, кладу воображаемую трубку в рот и начинаю попыхивать.
- Настоящие джигиты никому никогда не угрожают, даже себе...
Нет, и товарищ Сталин из меня не получится. Масштаб не тот. Да и опять же мир я не завоевывал, как он (ему, кстати, тоже не удалось, хотя контролировал он больше, чем Гитлер, Наполеон, Македонский к тому же удерживал власть более длительное время, чем вышеупомянутые человечки, делал бы матрешки диктаторов – Сталин был бы первым и самым большим). Мир был передо мной, я был внутри мира и виден со всех сторон как на ладони. Кому это было надо - ни хрена не понятно. Я разбежался и прыгнул в воду. Солёно-мокрое поглотило меня и не подавилось.
Возвращаясь. Из воды. По оси времени. В даль. Можно еще раз пробежаться по былому:
- Я за тебя рада.
- Я тоже за тебя рад.
Всё было не так. Нет, слова я передал точно, ну пусть не до запятой. Вообще весь этот разговор... он был наигран до такой степени, что все всё понимали и тем не менее марионетки (куда тянутся ниточки?) скользили по положенным сценарием рельсам. Есть такой орден: "За заслуги перед отечеством". Так и этот звонок с приглашением на свадьбу был как бы орденом, признанием, а значит обязанностью. Кругом полно таким премий. Вроде бы человек в этом году ничего не сделал, но по совокупности прошлых достижений, его нельзя не отметить и ему вручают Очень Важно Называющуюся и Весьма Изящно Оформленную бирку, ярлык, клеймо. Ты теперь не просто баран, ты - принадлежишь к племенному стаду, ты занесен в анналы как лучший носитель генофонда. Глупость, конечно, но какая приятная, как тешит самолюбие. Самолюбие оно же как ёжик - любит бегать по высокой траве, чтобы брюшко и другие чувствительные органы щекотались. Она не могла не позвонить мне. Я не мог не взять трубки и не поздравить. И приехать к ним на свадьбу я тоже не мог. Барьеры были выше и надежнее, чем интерес к моей персоне силовых структур Родины. В какую строчку я бы попал в неофициальном списке приглашенных лиц? коллега по работе? друг? Спасибо, я лучше тут постою. Телу захотелось разврата и я выписал через интернет Машу. У нее был самый высокий рейтинг в ХХЛьной классификации. Но это далеко не мороженное для души. Ничего не вылечилось, ничего не залечилось, ничего не было осчастливлино.
Некстати. На острове я обустроился знатно. Есть хижина у меня и есть гамак. Про ноутбук и лодку с мотором я уже упоминал. Еще я прикупил джип "Гранд Чероки" черного цвета, сильно он мне напоминал события из прошлого, посему очень забавно на нем рассекать прибой. Ехать можно сто метров туда, потом те же сто метров обратно. Редкие моряки из судов, бросивших неподалеку от острова якорь шизеют мальца, от картины: "дикари" (а я мало от них отличаюсь) гоняют по песку на машинке стоимостью за 50 тысяч (комплектация богатая). На крыше даже пулемет установлен. А по вечерам с той же крыши рассекает тьму луч синематографа. Смотрим классику. Местным очень комедии Чаплина нравятся.
Однажды неразумные люди позарились на чужое добро и пробрались на наш остров. И теперь три шеста украшают черепа. Экзотика.
Скажи!
Я хожу по воде
С распущенными волосами.
Я хожу по воде,
Практически без волос.
На ногах они выбриты сёдня,
Чтоб не мешать загару и мужикам.
Я брожу по воде
Местами с загаром.
Купальник полоски от солнца сберег.
Я хожу по воде
Чуть пьяная утром.
Я хожу по воде
А точнее по дну.
Не буду о грустном. Буду о весёлом. Ещё я рисовал на рулонах туалетной бумаги разные истории. Детишки от них были в восторге. Это как комиксы, только не листать надо, а мотать – наматываешь рулон с одного ролика на другой и на протяжении 54 метров (плюс-минус два) рождается, живёт и умирает история. Я рисовал и про супергероев, вроде Бетмена, и про совсем обычных людей, живущих на острове, и про себя рисовал. Истории жили не долго – всё-таки туалетная бумага непрочна. Наверное, в этом была их прелесть. Я рисовал «исчо», детишки так просили, я их научил русскому слову «исчо!» и глазками лупоглазились, как им откажешь. И как я раньше не любил детей? Может быть, я просто не любил ребенка в себе?
А вот если прямо сейчас… достаю ноутбук (маленький электронный болванчик, только головой не кивает), подсоединяю к спутниковому телефону, выхожу на просторы сети трех перевернутых "М" и посылаю на телефончик Анне, короткое сообщение: Люблю! (с пометкой от кого и как меня найти, если что – чтобы не перепутала, а то мало ли). Отсоединяю телефон, закрываю ноутбук. Улыбаюсь. А мне улыбается Маша. Вокруг солнечно, мокренько и немного дельфинит. Другими словами – райская среда обитания. Но чего-то не хватает. Нет, не денег, деньги-то есть, их даже много больше, чем нужно мне и всем местным аборигенам. Не за тем ли я смску посылал? А вдруг она ответит? Смешной человек я – все норовлю в будущее заглянуть. Нет сил признать, что если вокруг меня вот это, а не другое, то это значит, что совсем даже не может быть, не наверное, а совершенно точно следующие: вот этого самого мне и надо было.
Ну а вдруг все-таки откликнется на зов? Тогда хватит ли мне денег? Ох и плачевный я Бакася, еще не началось, а я уже страшусь вариантов.
Лазурное море лежит на боку
и рыбки за хлебом стоят.
А чайки чуть выше глотают волну
и к рыбкам под воду хотят.
Дельфины поют и моргают во сне
таком же, как тот, что во мне
Живет и не видит себя наяву
иль в звёздной дали по ночам.
Не успел я зарифмовать как следует строку, как стала звучать мелодия из фильмов Чаплина – это значит, что мой телефон зазвонил. Тут вариантов масса: может, мне хотят сообщить, что надо пополнить счет (есть у меня такие знакомые: звонят и просят заправить их мобильники, а то де мы не сможем полноценно пообщаться), может, звонит кто-нибудь знакомый, может, ошиблись номером, а может, всё только начинается…
Послесловие участника событий
Вот примерно это и прислал мне через иннет Василий. С ремаркой: "Почитай, а может, что и изменишь, но если будешь перемешивать цвета, так уж и не испорть. А то здесь же это никто не оценит - все на птичьих языках говорят, по-русски никто не гутарит. В иннет выставлять – смысла нет никакого, у меня и сайт отсутствует вместе с амбициями литературными. А ты же у нас писатель, ну вот и держи буквицы. Так будет лучше, ну и вообще…" Вот эти последние три слова меня и сдернули с мертвой точки Лени. Я стал буковки обрабатывать, ясно дело, добавлять свое, чуть-чуть изменять в стиле и совсем ничего в фактах и их последовательности. Выиграл ли от этого текст теперь уж и не узнаешь. А поскольку мои амбиции еще не совсем исчезли, то фамилию я сохранил авторскую (то есть свою). Все-таки художники не пишут, они рисуют. Это мы, писатели, пишем. Каждому свое. А вот картинки подписаны ДВ, художником их рисовавшим. Так и должно быть. А ну да, всех же интересует не мои заморочки, а встретились ли Анна с Василием. Насколько я понял из сумбура… семь секунд, у меня зазвонил телефон…
Несколько позже я увидел по дуроскопу, что по архипелагу, включающему в себя тот остров, где жил Василий, катком прошелся ураган Берта. Кадры бедствия казали около тридцати секунд (сюжет обычный), я успел заметить перевернутый джип. Потом в нем нашли рисунок. Обычный рисунок. Обыкновенная девчонка на нем. Бумага и карандаш. Почти не пострадал от стихии. На благотворительном аукционе, выручка от которого должна была пойти на помощь малочисленным аборигенам пострадавших островов, рисунок этот простой был продан за двести тысяч евро. Покупатель пожелал остаться неизвестным. Посему я не знаю, кто купил девчонку.
Картины было две.
Вторая не дошла до торга.
Ведь каждый, кто смотрел,
вдруг понимал:
вот так оно и есть!
и перейти хотел за грань.
Она самая
Свистит ветер, ревет ветер – это к острову приближается ураган. А мне вдруг стрельнуло выйти в море на лодке, посему запись дневнековую заканчиваю, вернусь - допишу…
(там было записано именно так, слово "дневнековую" - а я не стал исправлять - прим. Семёркина)
Кстати, а кто писал курсивом справа?
Очередная данетка
Да. Если бы я (тут надо представиться по всамделишному – Семёркин, перехожу из персонажа в авторы) писал роман, то именно так бы и закончил. Эффектно и загадочно: главный герой погибает в вихре совсем не идеальной любви, а реального урагана. Найденная картина (не показанная читателю и посему вызывающая вопросы). И серединный вопрос. Но на самом деле всё закончилось совсем не так… Художник жив и спивается. Спивается потому что… тысячи причин. Однако главная одна – потому что выбрал глагол пить. Если бы это был первый гений, который по тихому решил себя угробить, наверное, я бы резко ему сказал всё, что думаю по этому поводу. Ибо именно такие ситуации описывает древняя мудрость: промолчи и зло восторжествует. Но… я не могу убедительно сказать: кто ни разу не любил и кто уже отлюбил, обязательно найдет её завтра. Потому что я в это… не то, чтобы не верю. Просто нет энергии сделать фразу убедительной. Я готов быть смешным и морализировать, но я не готов выходить в шутовском костюме на сцену и читать мораль, когда в зале нет зрителей. Пусть он сам выберет путь. Путь водки. Или путь любви. А денег… денег хватит. Их всегда чуть больше, чем нужно. Ощупываю карманы… гм… ничего нет. Очередная улыбка обогащает вселенную. Тот самый маяк, мимо которого любовь не проплывет. Нет (что в некотором роде означает да).
Апосля
После смерти жить очень легко. Ничего тебя с жизнью не связывает, ничего не мешает выбирать путь-дорожку. Ничего не мешает жить. Многие могут удивиться, чего это я попёрся снова в Казань. Ведь мог выбрать любую другую точку на глобусе. Да, действительно свобода выбора была. Только выбора не было. Я не Остап Бендер – мне не нужны огни Рио и вся остальная Южная Америка с белыми штанами. Я не герой Кафки и не плыву в Америку Северную. Я даже не бравый солдат Швейк и мне не зачем ехать в Прагу и всю остальную Европу. Мне не нужен и другой глобус – этого достаточно. Потому что есть Казань, которая судорожно прихорашивалась, готовясь к тысячелетию. Точнее, её прихорашивали (пластические хирурги обычно уродуют, лишая индивидуальности, и архитекторы грешат тем же). Я мог поехать куда угодно, но мне жутко захотелось узнать: как оно там на Родине. Без меня. И вернулся другим человеком. Наблюдателем. Туда, где мне было очень важно любить ту, которой… иногда лучше рисовать, чем говорить.
Прежде чем вернуться, я дал кое-кому взятку настолько больших размеров, что никто не поднимал архивы: никаких претензий, связанных с УК РФ у этой самой РФ ко мне не осталось. Да, мзду и во времена Верещагина брали и сейчас не прекратили. Хотя и Верещагины остались. Но я бандеролькой прочапал через другую таможню.
Что постановил суд. Гражданин Бакася (в миру Василий Деркин) никакого касательство к смерти одной очень важной персоны не имеет и иметь не может. Стоило это не дороже благотворительности. Какой? Да это я занялся контролируемой глупостью (после смерти чего только не совершишь сдуру, пока еще голова повседневными заботами не забилось) – взял и продал на аукционе свою картину и сам же её купил за дорого. Чтобы в гуманитарный фонд досталась порядочная сумма, а не огрызок от оной, и все эти денежки пошли дорогим моему сердцу аборигенам. Пусть купят себе много-много огненной воды и порушат свои гены с хромосомами. И пусть выживут сильнейшие. Отбор, мать-перемать.
А остров. Что на нем не сиделось? Однажды взяло и опротивело. Так, что ни секс, ни водка, ни даже фильмы Чаплина в возведенном из тростника кинотеатре не спасали. Показатель счастья: это улыбки на лице и сны, сны, где я вижу картину. Ту, что еще не нарисовал. В Казани даже когда я мучился в любовном угаре, я иногда улыбался, (пусть и как несчастный сумасшедший) и видел картину. Здесь – хожу с постной рожей и вообще прекратил видеть сны. И занимаюсь самоедством, что хуже, чем онанизм и совсем не так приятно. Я моргаю, но мои веки не обновляют будущего. Меня никто и ничто не ждет в следующий миг бытия. Я карандаш, который исписался и мне некуда больше идти, мне нечего больше хотеть, и руки подать некому, потому что здесь не принято здороваться за руку. У меня от этого не, не, не чешется все под кожей. Я лишний в ярком мире солнечного острова. И как-то сами собой ручонки начинают паковать вещи, а ножки бежать, бежать даже пусть в тюрьму, на зону, но родную. Как бы пошло это и не звучало. Ну, положим, с застенками я погорячился, откупиться у нас можно, были бы деньги (гм… снова зеленая подводная лодка всплыла, надо будет стать диктатором и печатать оранжевую валюту), и связи (без связей то же самое раза в два дороже). Как я рад был видеть скудный международный – какая насмешка над этим словом! - аэропорт «Казань», который в Казани (ну, назвать как-нибудь иначе аэропорт, это же надо фантазию применить). Асфальт я не целовал, но мне захотелось сделать что-то соизмеримое и поделиться радостью. Лучше поцелую девчонку за стойкой регистрации. Так и сделал. А потом улыбнулся и долго восторженно ей объяснял, как я рад видеть красоту родины своей и особенно её красоту личную, она несколько оттаяла от официоза службы на границе неба и земли и почти сняла обручальное кольцо. Но мне в этот омут не суждено было нырнуть. Меня ждал другой…
Счастливый магазин. Гляжу открылся, забежал за чем-то… уже и не вспомню за чем. И тут меня окликнули:
- Валенсио.
Сбавляю прыть, оборачиваюсь и вижу её, облокотилась о прозрачное – это стена в отдел индивидуальных подарков была, кажется – и улыбается, и глядит из под черной-черной челки. Вроде бы ничего не изменилось.
- Лекси! – и даже мои губы растянулись в улыбке, но только это была улыбка неискренняя.
Примерно как у Семёркина, когда он меня впервые после смерти увидел. Нет, он крепко пожал руку, обнял ещё крепче, обошелся без троекратного поцелуя, что-то выпалил полагающее в таком случае, вроде "как я рад!", и глаза его горели, и он действительно был рад. Как человек. Но потом в нем проснулся писатель, и вот уже у писателя слегка скулы от моего вида свело. Оно и понятно: он уже успел книжку сварганить, где я почил в бозе эффектно, а тут весь текст коту под задницу (хвосты бывают не у всех, под задницу значит надежнее). И с Лекси произошло примерно то же - начались игры в "а помнишь? – помню!", "а знаешь? – не знаю!" Когда косточки общих знакомых перемыли, стало говорить не о чем. И мы распрощались. Я купил салфетки для протирки оптики (вот до чего доводит фотолюбительство), а она… она. Нет, как она все-таки изображала рыбку… никто на всей планете не сделал бы это более завораживающе. К сожалению, такого не нарисуешь и даже не сфотографируешь. Сомневаюсь, что даже видеозапись способна передать. Наверное, надо это сопережить и тогда станет ясно про что я молю языком.
А почему магазин счастливый? Так на русский язык слово "Бахетле" переводится, первый наш татарстанский гипер-магазин, а то все забугорные да московские конторы свои мега-хатки для товаров строили. Я и живу теперь рядом и работаю тут же, да и фото теперь только здесь и печатаю. Не могу себя сдержать. Я не могу хоть иногда не видеть Лекси. Хотя мы уже понимаем, что…
Пью. Действительно. А что не пить сторожу детского садика? Тем более, что я никому не рассказываю, сколько денег у меня было и что я от них отказался. Иначе со мной не будут пить, мне будут завидовать и просить помочь материально. А так счет благополучно забыт (в случае настоящей смерти, они обрадуют несколько человек, которые ни сном, ни духом). А на портвейн хватает и зарплаты. Когда не хватает, у меня есть заначка. Железная коробочка из-под конфет дореволюционных (имеется в виду революция 1917 года, а то еще про другое подумаете), там лежат несколько десятков тысяч ненаших рублей. При крохотном отщиповании от пачек толстенных, этот кладезь не опустеет многие лета.
И вдруг. Как всегда неожиданно.
- Дёркин.
Как музыка была это простенькая и в то же время загадочная буковка "ё" в моей фамилии. Редко люди говорят так. Я обернулся. И если эти ласковые точки-ушки над буквицей приворожили мой слух, то эти глаза… Широченные глазюки, такие способны вместить весь мир и еще тебя. И хлопнули ресницы. И мир исчез, а я и она остались. Если бы я рисовал её, а я несомненно не раз буду пытаться это сделать, то я на белом листе легкими штрихами вывел девушку-анимэ. Только так. Большие дрожащие светом глаза под копной каштановых волос. Асимметричные локоны чуть запаздывают от своей хозяйки и…
- Я видела твои картины.
- Не может быть. В России их всего две в частных коллекциях, а все остальное на острове далеком…
- На сайте писателя…
- Не упоминай его фамилию всуе. Он пишет про меня книгу и всё, что ты скажешь, может быть использовано против тебя. К тому же у него плохая память и он часто перевирает чужие реплики. Может… - я стал крутиться на месте, соображая, куда можно повести новый смысл моей жизни в этом… да, иногда даже гипермаркеты бывают не бесполезны, по крайней мере, там можно встретить свою любовь. – Знаешь, я сегодня вечером буду охранять покой одного детского садика, тут недалеко. Приглашаю на свидание в королевство лилипутов.
- Дети – не лилипуты. Это настоящие люди, а мы то, что от них остается.
- Слушай, а ты не можешь еще раз меня позвать.
- Дёркин.
Колокольчики на небесах звучат так же.
- Значит, не сплю.
Специально для нас включили замерзший дождь и из темноты рано наступивших сумерек повалили беззаботные сверкающие ажурными платьицами недотроги.
- Новогодние снежинки. Кто больше наловит?
Мы стали приглашать своими языками белых красавиц совершить посадку не где-нибудь, а на алом-мягком аэродроме, но снежинки нам не верили. Совершенно дурацкое занятие. Конечно. Это так же верно как и то, что я этим вечером не пил, впервые за много-много упавших в Лету листков календаря.
И только после свадьбы выяснилось, что она художественный критик, только без своей галереи. Вы себе можете это представить? Я - нет. А ведь у меня есть деньги даже на две галереи. Да, но более я ничего не скажу Семёркину…
<<<на Повести
|