|
Амур с человеческим лицом
Coda
Был то ли четверг, то ли февраль. Точнее была лит-ра. Так и сказали: сегодня будет. Две недели не было (мы не возражали), а сегодня будет. Новый препод будет вести. Старый - Крючок - так мы его звали, спился. Если два года назад от приходил на пару с красным носом, год назад - с красной рожей, то после зимней сессии он стал приходить в аудиторию набравшись дешевой водки до такой степени, что еле держался на ногах, а длинные слова вроде "экзистенциализм" не произносил даже с третьей попытки, - его и поперли из нашего "престижного" коммерческого вуза непонятно какой направленности. То, что этот институт не институт, универ не универ так и не определился какое направление гуманитарное или техническое ему выбрать - притча во языцах. Попасть сюда сложно - экзамены не все родители сдают, нужно столько бабла отстегнуть, что некоторые с дистанции сходят: на квартиру с машиной накопили, а вот сынка или дочурку сюда пристроить пороху не хватило. Бывает.
Сэмэн уж как-то излишни резко толкнул меня локтем и я отодвинулся на соседнюю парту. Сначала протер ее тряпкой (мой носовой платок) и лишь потом разлегся локтями почти от края до края.
- Ты чего? - не понял Сэмэн.
- Музыку хочу спокойно послушать, - очень вежливо ответил я, а ведь мог бы просто послать.
Видно я предчувствовал. Предчувствовал что-то глобальное. А может просто "Дип Пёпл" так на мозги капал. Я слушаю только классику. Не менее десяти лет должно пройти с того момента как альбом записан, чтобы мои уши до него добрались - только так и никак иначе. И слушаю я альбомами, а не миксами и тем более не сборниками. Как делает остальное человечество мне по уровню вот этой парты. Хотя лучше чтобы прошло двадцать лет - так вернее, всякая шалупонь от настоящих шедевров отлипает, и сегрегация происходит на зерна и плевела, как в Коране написано (или это в Библии?).
Кто-то кинул в меня резинкой, но разбираться было лень. Кругом одна скукотища. На первой парте Ленка с Серегой, два года вместе ходят, а трахались ли хоть раз? Может подойти и так в лоб резануть: вы трахались? Лениво. Справа, краем глаза видны сестрички Адамс, фамилия у них разумеется другая, это уж мы студебеккеры (студенты с легкой руки Сэмэна) окрестили их вместе с папочкой (магнат самый крупный в нашей провинции) и мамулей (бывшая мисска страны, или даже Европы - лень узнавать подробнее) семейкой Адамс (я сам фильм не смотрел, но Сэмэн говорит, что один в один похожи семейки). А слева глыба - сам Сэмэн, даже когда я отодвинулся от него "предав" нашу дружбу с детсада, всё равно ощущаю: вот она надежная опора, гранит, который не подведет. Слева - всё в порядке. Конечно, и Сэмэн - не Сэмэн, а Семён, трансформация (гм… длинными словами стал разговаривать) от Розембаума: у него же что не песня, то обязательно в ней Сёма-Сэмэн в кого-то стреляет, от кого-то убегает, кого-то любит… Да и я - никакой не Джа, а Жорж, но когда меня называют настоящим именем хочется уехать в Сибирь на вечные поселения (куда-нибудь в Ханты-Мансийск или этот хэ-эмный город не в Сибири, впрочем, какая разница). Мамочка постаралась - уговорила отца почти двадцать один год назад так меня окрестить. Даже сейчас, когда она треплет меня по голове (ничего против не имею - причесон слишком короток, чтобы его поломать) и произносит: "Жорж" - с этого слова на меня падают плотные ряды мурашек, потом их тяжко стряхивать - прилипчивые твари, к тому же холодные.
Поток мыслеформ моих был прерван чьими-то длинными ногами в джинсах и кроссовках, ноги быстро прочапали на кафедру и я с ужасом понял: это ноги нашего нового препода. Почему с ужасом? Они мне понравились. Ну и почему с ужасом? Я испугался: а как остальное? Остальное не подвело, не разочаровало, на обломило ожиданий: свитер в обтяжку вырисовывал такую грудь… но это на периферии зрения - по центру лицо. Лицо… остренькое, как у лисички и волосы… как называется этот цвет я не знал, но он мне нравился. И еще рост огрел: без каблуков она была очень высокой, почти как я (метр восемьдесят пять), или это кафедра увеличивает?
(Ну, предположим на десять сантиметров ниже… вычитаем… откуда вычитать-то? ага, из метра восьмидесяти вычитаем… на хрен всю математику!)
Но видение село за преподавательский стол и проблема роста временно покинула мою голову - иначе был бы перегруз мозгов.
Если бы тогда Сэмэн на меня посмотрел - тут же бы раскусил: я выдернул из ушей таблетки и "Дип Пепл" стал играть в стол, а уж если Джа забивает на музыку - это конец света. Так и было. Но не я один раззявил свой хлебальник. Каждый настоящий мужчина в аудитории (не считая Тролля - голубой он или просто пи… короче, не важно это) оторвался от своих срочных дел и представил какую-нибудь позу из Камасутры, где партнером был он, а партнершей - новый препод по лит-ре. Бабы-то, естественно, стали искать в облике пришелицы недостатки: джинсы потрепанные, свитерок немодный, сережки просто серебренные и т.д. Только Жужа вздохнула похотливо - а что еще могла сделать лесбиянка в сложившейся ситуации?
- Здравствуйте, меня зовут Лера Сергеевна Солнцева, разница в возрасте у нас минимальная, так что можно просто Лера, но на вы. Все-таки субординацию надо блюсти… - она еще что-то сказала и улыбнулась (нет, наоборот: сначала улыбнулась, а потом что-то сказала).
Вот тут-то к гипотетическому холодному сердцу крокодила-Джа поднесли виртуальную зажигалку. И лед стал таять, а крокодил - превращаться в человека… И еще я стал тонуть в ее зеленых глазах (часто мы вообще не обращаем на цвет глаз никакого внимания, можно с человеком прожить - во всех смыслах этого слова - не один год и не знать какого цвета у него буркалы). Такое банальное выражение: утонул в ее зеленых глазах. Но я зуб даю (настоящий, а не металлокерамика или фарфор) - утонул!
Я потянулся и выключил плеер - даже играя в стол, он мне мешал. В левый локоть меня толкнули и голос Сэмэна известил: "Классная телка!"
Мне впервые захотелось убить друга (а вы убивали друзей?).
Куда девалось время я не понял. Но вот уже пара закончилась и ноги в джинсах от меня унесли новый смысл моей жизни (а старый-то был?).
- На физ-ру идешь? - вернул меня к реальности верный друг.
- Неа!
- Сегодня же баскет?
- Без меня потусуетесь с оранжевым мячиком.
- Дела? - предположил Сэмэн.
- Они самые! - всё объяснил другу я.
С Сержантом пришлось труднее. Сержант - это наш физрук, бывший десантник и бывший чемпион области по культуризму (ну он-то думает, что до сих пор им является, хотя только олимпийские чемпионы не бывают "экс"). Все такие важные для меня причины моего отсутствия на тренировки я выразил двумя словами:
- Надо мне.
- Скоро же чемпионат? - праведно возмутился Сержант (я же как-никак "супер-пупер оружие" в команде факультета).
- Слушай, когда тебе нужен кокаин для оттяга, я без базара достаю, а как мне надо по делам освободиться - сразу чемпионат.
- Ну если по делам… - для Сержанта это фраза далась с трудом, он только короткие команды типа "Смирно!" хорошо формулирует.
- Тогда пока! - пока он не передумал, я ретировался.
Есть в летнем парке темный пруд, там лилии цветут (откуда песня? Из "Гардемаринов" или из "Трех мушкетеров"?) Вот и у нас в студгородке имелся засранный прудик без лилий и лебедей. Но травку курить на скамейках около него было самое то. Мне нужно было успокоиться и посему курил я основательно. До темноты. Но не смотря на то, что ганжа меня успокоила, образы ног, грудей, улыбки, волос непонятного цвета проносились сквозь сердца как колючая проволока. А чо так больно-то?
Пора было двигать в общагу. Я и двинул. Почему-то администрация решила (или за нее решили родители), что надо сделать как на Западе: и сам вуз и общагу и прочие помещения в один комплекс, типа у нас тоже студенты не лыком шиты. Хотя до Запада этого от нас больше полутора тысяч км. Ближайший к нам миллионный город - Казань, да и то до него верст триста пылить… гм… однако и до Китая не меньше тысячи, так что и Восток далеко. Впрочем, я не знаю, как в Китае со студенческими городками. Но лучше чего-нибудь своё придумали, отечественное, родиноматьское, например, чего-то вроде незабвенного: баня, через дорогу - раздевалка.
С тех пор так и пошло: достаю товар, расфасовываю, продаю. Пью с друзьями или курю (часто), трахаюсь с подругами (редко), занимаюсь (еще реже) - это внешнее. А внутреннее: жду лит-ру. Вот Лера проносится от двери до своего стола - я никак не могу засечь этот момент четко. Скорость передвижения объекта моих желаний-страданий выше скорости наведения фокуса моих глазных фотиков. Далее я млею и таю, практически ничего не запоминая по предмету. В аналогичном состоянии находится только Жужа - остальные более-менее привыкли к тому, что вместо синюшного Крючка у нас по лит-ре красавица. Хотя спуску она не дает: по первому сочинению я получил 2/2. Остальные чуть лучше. "Распустились, собаки!" - она, разумеется, не так сказала, так я для себя перевел. Но для меня определение "собака" было в кассу: глаза умные, а сказать ничего не могу. Жужа-то моментально подкатила к Лере, но та ее отбрила. Это не слухи, после трагедии Жужа прибежала ко мне за травой, вот я и выведал эту секретную информацию по безупречной схеме: "История+деньги=товар", кроме этого я узнал субъективное мнение Жужы: "У нее никого нет, жопой чую!" Логичнее было бы чувствовать клитором, но я же в лесбиянках ничего не смыслю - значит, это заключение дилетанта. Всё равно бальзам: у нее никого нет!
Но…
Я не мог подойти и сказать очень простые слова: я тебя люблю.
Почему?
Мне президент Татарстана в этом отношении нравится, он иногда просто отвечает на подобные "простые" вопросы. Потому что.
Потому что.
Не могу. Всё могу, а это - нет. Как ее вижу - так теряю дар какой-либо связной речи. Да и хочется-то, чтобы красиво было. Как там в книжках? Он и она на море, на лошадях, на борту корабля, на войне… прочая романтическая обстановка прилагается. Но и обстановка - мелочи. Просто не могу подойти. Нет опыта любви, если в ней вообще бывает опыт.
Но теперь-то знаю: любовь есть. Хотя это меня абсолютно не успокаивает, а только мучит.
Страдаю.
Нельзя любить и быть наркоторговцем одновременно. Тут только так: или - или. Или ты любишь и плаваешь в коктейле из соплей и сахара, произносишь невразумительные уси-пуси, или торгуешь дурью. А меня одного на этих два занятия было мало. Вот бы хорошо клонироваться, тогда я-клон отправился бы дальше "акульничать", зашибая деньгу, а я-настоящий… хотя, как это интересно я-настоящий смог бы заставить себя-клона не любить Леру (предположим, что быстрое клонирование возможно)? Да мы бы переубивали друг друга! Нет. Нет спасения. Но это еще не значит, что ситуация безвыходная. Нужен системный подход. Ага, подошел один такой! Как я ни разруливал бизнес-чувства, всё лажа выходила. Моих мозгов, моего опыта и моих сил не хватало для решения задачи "трех тел". Не делился я на двое! И вся Вселенная мне не могла помочь. Грустно.
Так же грустно, от невозможности ходить на две пары лит-ры. Ну как я припрусь на занятия к Лере с другой группой? Сие невозможно. Начнутся разговоры, пересуды. И Джа схавают с потрохами другие акулки наркобизнеса. Смерти я не боялся. Боялся потерять ее. А вот если досконально разобраться: кого ее? Леру или свою любовь к ней? Это такой вопрос, что не вмещается в башке, начинаешь начало вспоминать - конец исчезает, ухватываешь конец - начало непонятно где. Лажа, короче. Или философия, но такая философия, что даже друг-философ помочь не может. Сэмэн мне друг, но истина дороже (нечто подобное, кажется, Платон про Сократа сказал, или наоборот). А вот если вместо слова "истина" поставить слово "любовь", то что получится?
Синтезирую жизнь. Сие просто. Лежишь и представляешь, представляешь в мельчайших подробностях, представляешь и живешь, живешь в мечтах, в представлениях, в синтетической жизни. Если компьютер может "переваривать" множество операций в секунду, то я представлял и синтезировал лишь одну: как я скажу Лере, что люблю ее. Дальше не загадывал. Я не придумывал наши будущие ласки, не придумывал где и как мы поженимся, сколько у нас будет детей и где мы будем жить. Лишь одно объяснение в любви занимало меня. Я лежал отвернувшись к стенке и творил свое виртуальное будущее. Сотни и сотни вариантов одного и того же события, миллионы комбинаций слов, образы становились реальнее каменной стены, что расположилась в десяти сантиметрах от моего носа. Только одно объяснение в любви и всё. Дальше я не загадывал. Я боялся. Ведь мне запросто могли ответить: "Нет" или страшнее: "Давай останемся друзьями" или еще страшнее: "Ха-ха, Джа, ну ты и поприкалываться!" или еще страшнее: "Нет" или…
Карусель страхов синтетической жизни сменялась каруселью радости (тоже из синтетической жизни). И наоборот. Две эти карусели жизнь синтетическую полностью исчерпывали. Я то взлетал на качелях счастья, то падал в пропасть страдания (качельки одни и те же, вектора разные: один вверх направлен, другой - вниз).
Измаялся весь.
Заснул.
Легче не стало: приснилась Лера и он (то есть не я). Хотя, вроде, это был Джа. Но тогда кто смотрел сон?
Сколько я не синтезировал жизни, в "реальной" жизни вышло всё совсем не так…
Больше мучится не могу!
Надо действовать.
Ага… свежая идея!
То есть надо подойти и… Но вот как подойти (хотя бы подойти!), уж не говоря о том: что дальше делать? Опыта нужного нет, да и бывает ли в этой области нужный опыт? Снова по тому же кругу вращаюсь, та же пластинка в уши орет те же икающие слова-вопросы-без-ответов. Полный мозговой ступор!
Что сказать, ей наедине? Одно дело представлять в уме и совсем другое - развязать свой косный язык с умом (или лучше без него). Так я мучился две недели. Пока не наступила пара по лит-ре, где Лера объявила новое задание:
- Сейчас я вам покажу видеоряд, вы должны сами ассоциативно подобрать к нему музыку и написать сочинение на заданную тему. Тема на доске, потом перепишете… - Она выключила свет (шторы задвинулись) и включила проектор.
Перед нами начала танцевать девушка. Танец казался рваным из-за эффекта стробирования, от вспышки к вспышке цвет платья девушки менялся, кроме этого в другом ритме менялась пластика ее движений. Очень эстетично, я подобное видел только в самых дорогих стрип-шоу (когда кандыбал в турпоездке по краснофанарному Амстердаму). В темноте, что покрывала учительский стол, Леру было видно плохо, но я на воображение не жалуюсь…
Сочинение я написал, назвал так: "Сочинение на заданную тему", ведь настоящую тему с доски срисовать не получилось (занят был). Вот в нем-то всё ей и выложил. Как смог. Следующий ход был за ней. И она его сделала…
День. Вечер. Ночь. Утро. День. А потом…
Следующая пара по лит-ре.
- Все свободны! - оборвала мое счастье Лера, раздав всем сочинения с проставленными оценками (их еще и устно разбирали, но без меня - я витал в грезах), а потом просто-таки окунула в надежду:
- А Вас, Жорж (лобзиком по сердцу), я попрошу остаться, вы хуже всех справились с заданием.
Согруппники чего-то прошушукали скабрезное, но мне на их шуточки было плевать с колокольни.
И вот мы остались вдвоем… Сидеть я не мог - подошел к ней, но она сделала очень грамотно: не осталась ни за учительским столом, ни у доски, а подошла к краю кафедры, таким образом когда я к ней приблизился - оказался ниже и она смотрела на меня сверху вниз (чуть-чуть, но и этого чуть-чуть порой ох как достаточно!)
- Жорж, что ты написал? - с места в карьер двинула она своих коней (пешки были бы чересчур медлительны).
- Можно вас попросить называть меня Джа.
- Попросить, конечно, можно. Хорошо! - она рубанула ладонью воздух. - Джа, что ты мне написал?
- Сочинение.
- Нет, ты признался мне в любви.
- Это что, хуже сочинения? - слова из меня вылетали сплошь тяжелые и тут же падали на пол - уже куча валялась (я попытался носком ноги запихнуть ее под ближайшую парту).
- И как мне его оценивать?
- По пятибалльной шкале, - попробовал сострить я, получилось на двоечку по тому же прейскуранту.
- Я не о том. Оно искренние?
- Гм…
- Понятно, - она улыбнулась.
Я не знал, чего ждать от этой улыбки. Легкие всеми своими альвеолами цеплялись за шею, и было от чего пугаться - под ними разверзлась бесконечная во все стороны пустота. Крикнешь в такую: "Ау!" и эхо никогда не ответит.
- И что будет дальше? - она посмотрела на меня так, как будто мы разговаривали о погоде. - Хорошо, Стендаля процитировать?
Я не читал, но почувствовал угрозу. Угрозу всему.
- Не надо. Лучше я сам скажу… - выдох. - Я буду тебя любить, а ты можешь просто позволять мне любить тебя, если… ну… если…
- Если я не буду любить тебя?
- Гм…
- Я так понимаю о дружбе не может быть и речи?
- А как ты представляешь дружбу? - я, кажется, отступал по всем фронтам, надо каждого пятого солдата расстрелять к едрене-фене.
- Я дружу с тобой, а ты позволяешь мне с собой дружить, если… если…
- Я не буду дружить с тобой.
- Ведь можешь, когда захочешь! - кажется, она погладила меня по голове, или это майя-матрица-глюк-иллюзия-фантом?
- Но мы же тут с тобой люди не вполне свободные. Я - учитель, ты - ученик, кругом социальная среда, которая так и хочет вцепиться пастью в скандал.
- Скандала не будет. - Мои боевые слоны месят грязь на месте, но дальше не отступят - позади пропасть, в ней ничего нет.
- А если узнают?
- Не узнают.
- Точно?
- Я тут кое-чем занимаюсь…
- Торгуешь дурью!
Она знала! Такс, кое-какие шестеренки в моей башке завертелись независимо от меня (от меня вообще теперь никакие шестеренки не зависели). Сдала меня, быстрее всего, Жужа - больше некому (некому ли?).
- Да. Уже не первый год. Конечно, кое-кто об этом знает, но большинство - даже не догадывается. Для них я просто обычный студент-лентяй с ником Джа.
Она чуть наклонилась, ее груди дали себя рассмотреть, потом божественный ветер поцелуя заключил между нами союз и… нирвана кончилась, меня снова выкинули в сансару.
- Ладно, поиграем в любовь. Завтра приходи к девяти или около того по адресу: улица Маяковского дом 21 квартира 2. Учебная аудитория - не подходящая территория для любви, - она покидала что-то в свою сумочку, поправила платье какого-то теплого цвета (я не художник, я не знаю как этот цвет называется, мне он просто очень-очень-очень нравиться, как и вырез в платье цвета, который мне очень-очень-очень нравиться, хотя на бесконечность больше мне нравиться не само платье а его содержание) и, как будто что-то вспомнив, вновь обратилась к нижестоящему мне:
- И не забудь качественный кокаин.
Колокола какие-то звучат. Наверное, они на колокольне бухают, с которой я на кого-то там пообещал плюнуть (или не обещал). А что такое колокольня?
Лера покинула поле боя победительницей. А вот кем его покидал я? Опять сплошные догадки, сомнения, сомнительные догадки и догадливые сомнения…
Дверь закрылась за ней. Дверь закрылась передо мной. Я открыл дверь, но за ней уже не было Леры. Дверь снова закрылась и что? Ничего. Она просто закрылась - там осталось моё прошлое. Мое корявое объяснение в любви. Впереди - вроде как будущие. Но в то же время непонятно что.
Качественный кокаин у меня был.
Но был ли я собой. То есть способен ли я был быть?
Очень вовремя меня нашли всякие озабоченные недостатком наркотиков в крови личности, а то бы я с ума сошел от думок непростых. Вот иногда, оказывается, и отбросы рода человеческого пригождаются.
Продаю товар. Получаю деньги. Пересчитываю. Кому-то даю в долг. Ничего не забыл? Вроде, ничего. Ах да - Жужа. Ее пришлось прокачать. Я завлек девчонку-любящую-девчонок в укромное местечко и стал разрабатывать.
- Ты меня Лерке сдала? - меня аж резанула по уху, ну как я мог назвать свою Любовь так пренебрежительно? Но именно так бы назвал свою преподшу по лит-ре молодой наркоторговец, надо соответствовать. Соответствую, мать-перемать!
- Да ты чо! - попыталась отбрыкнуться Жужа, но по ее глазам я понял: не ошибся в выборе клиента для экзекуции.
- Не гони порожняк! Она, наверное, так искоса на тебя посмотрела, вот ты и стала писать кипятком, а заодно и разболтала о своем знакомом наркоторговце.
- Ну она же наш человек… - сдалась Жужа, которую я припер в переносном и прямом смыслах: довольно жестко зафиксировал правой рукой шею лесбиянки к дереву, остальной ее корпус лег аккурат на бревнышко (или когда бревно еще растет - оно не бревно? как в случае с моторами-двигателями: когда на машине стоит - мотор, а когда отдельно - двигатель, или…), поза получилась - цимус! - мечта палача-фетишиста! (или садо-мазокрута?)
- Да мне по-барабану! Ты мне за это будешь член сосать, прямо сейчас!
- Не буду! - Жужа оскорбилась во всех своих высоких фибрах души.
- Тогда деньги гони, типа неустойка! - я достал кнопарь, - или соси, я о твоем позоре никому не скажу. В отличии от некоторых, я - не стукач.
- Сколько?
- Всё, что есть!
Она сопротивлялась, но я обшмонал все карманы Жужи и отобрал всю ее лесбиянскую наличность. Бывшая хозяйка теперь уже гетересексуального нала в это время обзывала меня всякими дискриминирующими мое мужское достоинство словами, но я не требовал от нее быть политкорректной. У меня так давно никого не было, что вся эта война лягушек с мышами (как-то это одним словом называется ба-трахо-мио-махия, вроде), сильно меня увела из области бизнеса в дебри эротики. Я даже принудил Жужу меня поцеловать (в губы, для начала). Понятно, что она этого крайне не алкала. В результате целования ненавидящего меня создания, я вновь вернулся в бизнес (не люблю заниматься сексом с айсбергами - расхолаживает, знаете ли, лучше так: секс - отдельно, мороженное - отдельно, и нечего удовольствия смешивать).
- Ладно, свободна! - я ослабил захват и тут же поплатился: удар в пах, правда, цели не достиг (наркоторговец без реакции - мертвый наркоторговец), а вот от острого каблука Жужиного сапога моя кроссовка мою плоть не спасла.
- Да пошел ты… - она точно назвала адрес, куда меня часто направляли (особенно в период безденежной ломки нарики различных оттенков зеленого), а я всё не шел и не шел.
Зачем-то она утерла губы и сплюнула, а потом еще раз утерла губы. Мне нужно было сегодня более тщательно бриться и не есть чеснок?
- Слушай, а какого цвета у нее волосы? - неожиданно даже для самого себя спросил я у Жужи.
- Каштановые, придурок!
То что придурок - знал давно, а вот то что каштановые - узнал только что. Как много нам открытий чудных готовит лесбиянки дух. И кого я, интересно, перефразировал?
Завтра, которое превратилось в сегодня (бессонная ночь, коматозное утро, тупой день, который слишком долго тянулся - ненужные подробности тяжелого бытия).
20:45. Тот самый адрес. Мандраж бьет всё тело (даже в скулы отдается). Но жду. Для кого-то "около девяти", для меня - ни секундой раньше или позже 21:00. Электричка может опоздать - я буду стоять на перроне вовремя. Это не круто, это просто принцип бытия, к которому легко можно привыкнуть и не нервничать хотя бы из-за своей непунктуальности. А остальной мир пусть опаздывает или торопиться - это его дело.
Щелк - время - ровно двадцать один ноль ноль. Звоню.
Банзай!
Мягкие кресла. Я и она. На столике между нами пара бокалов вина, блюдечко с порезанным яблоком и чуть в стороне подставка с источающейся в дым ароматной палочкой. Да дорожки кокаина добавляют в обычный в общем-то натюрморт богемные краски. Слова все уже сказаны. Мне дали полный расклад. Взаимная любовь обломилась, впереди койка (я, разумеется, на всё согласен).
В любом любовном романе на странице 54 (если двухтомник - умножайте на два) герой добирается-таки до героини. Если действие происходит на природе, то добавьте еще пару страниц - он должен доскакать до точки на гнедом (обязательно гнедом!) жеребце. Далее описание того, как приятно то, что люди называют словом, объяснить которое они не могут. Можно еще выразиться так: вертикально-вербальные уси-пуси перерастают в уси-пуси горизонтально-динамические.
У нас было круче, потому что с нами был третий: сударь Кокаин.
Да и на счет койки… гм… хорошо - кровати. Так вот: кровать была широкая, низкая и не скрипела, а то бывают такие высокие, узкие и скрипящие - ужас! Не люблю гладильные доски во всех их проявлениях.
А вот следующий день у меня из жизни выпал. Так всегда с кока… с этим дерьмовым порошком… Взять бы автомат и расстрелять всех уродов, что заслоняют солнечный свет, ходят чего-то туда-сюда, все уродские и кривые, ни одного нормального чела, да и нормальных тоже на расстрел или в крематорий, ах да, у нас же нет крематория. Как всё плохо-то! Мне даже хотелось застрелить себя за то, что я такой большой мудак-размудак, что даже пулю на себя жалко тратить. Задушил бы голыми руками, падлу! А остальных в крематорий! Тьфу ты, нет у нас крематория! Нет, они бы мне сначала его построили, а потом под дулами пулеметов в топку! Всех!!!
Но для себя решил твердо: больше между мной и Лерой наркотических стеклышек не будет.
Маленькие радости. Пустячки, способные потрясти мир. Очень маленький мир. Максимум рассчитанный на двоих. Моей любви как раз хватало на то, чтобы надувать паруса этого крохотного мирка-яхты и яхта-мирок мчалась по волнам вселенской гармонии и искрилась она счастьем. Так бывает.
Что за маленькие радости?
О!
Как рассказать о ничего не значащих для вас пустячках, которые были совершенны для нас? Ванна и брызги. Смех до слез из-за упавшего на асфальт шоколадного мороженного. Гонки на велосипедах. Совместные поездки на моей старушке "яве", сначала я за рулем и она обнимает меня, потом она рулит и визжит (первый раз на мотоцикле!), а я ее обнимаю. Игра в карты на фонтане, а ветерок уносит бито к лягушкам, изрыгающим из своих ртов струйки воды. Кто победил? Да какая разница, если нам было хорошо!
Это очень просто, когда хорошо. Очень просто и неинтересно для окружающих. Попробуйте рассказать о своем хорошо кому-нибудь. Что, трудно найти желающих выслушать ужасно длинную историю минут на восемь? Ужасно трудно. Потому что никому не интересно насколько хорошо тебе здесь и сейчас или было хорошо когда-то и где-то. Мы хорошо научились скрывать злорадство под сочувствующими словами (ох как разнообразно и совершенно научились злорадствовать, да что тут говорить - сами знаете), мы научились терпеливо выжимать чужие слезы в свою жилетку, но мы так и не научились радоваться чужой радости. Сопереживать - да, сорадоваться - нет.
Или просто мороженное и просто закат. И в то же время это не просто мороженное и не просто закат. Это мороженное, которое ты лопаешь с Любимой и закат, который ты смотришь с Любимой. По ощущениям это просто-не-просто мороженное и просто-не-просто закат для тебя гораздо круче, чем групповой секс со всеми сексидолами человечества вместе взятыми (более литературное сравнение: божий дар и яичница).
И вот тут я задал себе вопрос: "А жил ли я до того, как влюбился?"
Вопрос.
И что-то случилось с именами. Ах, да - сначала о мобильнике: я же говорил, что у меня его нет, нет принципиально, нет навсегда. Ага. Теперь есть. Есть только для меня, Леры и - естественно - друга (но он не звонит, он понимает, он - друг). Конечно, труба той же сотовой компании, что и телефончик Леры (чтобы входящие были бесплатными). Мелодия Моцарта мне сообщает только одно: позвонила любимая (другие про телефон даже не занют). Я беру трубку и слышу:
- Привет, Ветерок с Юго-запада! (это она меня так называет, все-таки хоть и молодая, но препод и препод по лит-ре).
Я что-то мурлыкаю в ответ. Вот теперь можно и про имена. Она меня называла то Утренний Василёк, то Завтрак Флибустьера (и зубками так хвать, а зубки у Лисички остренькие), то Рыцарь Больших Дорог, то Танцующий Маракас. А я? Со мной вообще чума! Я звал ее: Малыш, Лапа, Мур, Зайчонок, Киска, Лерунчик, Рыбка и еще много-много уси-пусичных слов произносил я (в том числе в трубку сотового телефона). Кто бы мог подумать?! Раньше я считал, что вот эти самые рыбки-киски-крошки-лапы всё сплошь лицемерие, сопли в сахаре, короче, нормальные мужики так своих подруг не зовут. Ага.
Всё определяется искренностью: если ты искренне произносишь доброе слово, то это - искренне произнесенное слово, а если ты тужишься и стараешься быть близким и родным - то скоро вы расстанетесь. Любовь озаряет простые слова и они становятся словами непростыми. Не просто слово летит в мембрану телефона, это льется нежность, это ласка передается на расстояние. И добра в этом прекрасном мире становится больше.
Хорошо!
И все-таки действительно нельзя любить и торговать наркотиками. Я же стал добреть! Даже стал прощать долги. Мне же теперь всё равно: отдаст человек (хотя какой человек, скорее нарик - более то слово) или нет. Добрый я.
Хотя… а на что я Свет моих очей в кафешку поведу? В карманах пусто. Такс… кончаю добреть, начинаю злобствовать.
Глухой двор. Урна. Пинаю нарика ногами.
- Ты меня не радуешь, Мафаня. Что значит денег нет?
Пинаю ногами.
- Я отдам бл… - Мафаня сплевывает кровь, - …буду отдам.
- Завтра.
- Мне доза нужна.
- Утром бабки - днем кокс, днем бабки - вечером кокс. А иначе завтра у тебя, Мафаня, не будет. Ты же не хочешь остаться в сером и нудном сегодня на всю жизнь?
Дальше мы с ним пошли по второму кругу чистилища (ну, мусор-то рядом валялся, значит еще не ад, а чистка). Я его мурыжу, он пытается меня на жалось пробить. И пробил бы, если бы хоть одним добрым словом мне напомнил Любимую. Но Мафаня синий и в соплях-крови добрых слов не произнес. Хотя он их знал, он сильно много читал в детстве, потом перепробовал все наркотики (понесло его резко вниз) и остановился на дорогом - на кокаине. И кокаин любил чистый, а не разбодяженную хмарь, которую врюривают лохам недобросовестные продавцы (я не такой!). Посему отоваривался Мафаня не абы у кого, а у меня. Завтра он принесет деньги. Я это знал. Он это знал. Мафаня меня ментам не сдаст. Ну, допустим, одну дозу чистого кокса они ему обеспечат. Но Мафаня же еще не до конца сторчался, чтобы жить только сегодняшним днем. Ему же и на завтра товар нужен. А значит, ему нужен завтра и Джа…
А еще меня Лера называла Джаузиком. И это было так… когда она шептала мне в ухо: "Джаузи…" это было всё! Всё - значит всё. Причем, она так произносила это магическое заклинание д-ж-а-у-з-и, что никаких ассоциаций с ванной и пузырьками, с врачебным кабинетом, где просвечивают рожениц ультразвуком у меня не возникало. Мне почему то слышалось в этом д-ж-а-у-з-и некий автомат любви, автомат для удовольствий - да, я не скромен! - но я же приносил в жизнь Леры удовольствия.
А еще мы смеялись. Ох как мы смеялись! Ах как часто мы смеялись. Как некоторые хохочут с наркотиками, так мы хохотали без наркотиков. Мы были веселы от самой жизни. От веселой жизни мы были веселы. Смеялись над чем угодно и когда угодно. Могли прыснуть во время серьезного театрального спектакля (нас даже выгнали, но наш смех остановить тетеньки, следящие за порядком, не смогли). Смеялись с поводом и без повода, смеялись по только нам понятному поводу. Смеялись глядя друг другу в глаза, смеялись друг у друга в объятиях. Смеялись, занимаясь сексом. Смеялись в магазинах, смеялись в кино, смеялись на Старом месте, смеялись купаясь и смеялись в ванной, смеялись в бане и смеялись в транспорте. Да, у нас есть у каждого по автомобильчику, но иногда так приятно заплатить и ехать именно в маршрутке по маршруту, или в трамвайчике по рельсам, или в водном трамвайчике по кильватеру (или как там эта штучка называется). Смеялись, жуя сдобные булочки - мы специально рано утром пошли за ними и ждали открытия булочной. Ждали, смеясь.
Так странно, мы особо не конспирировались, но нас никто не вычислил. Смешно!
Наши пальцы переплетались даже тогда когда мы шли рядом, хотя не просто рядом, а вместе, это была одна из форм близости. Не понимаю парочки, которые идут и не держатся за руки (обнимание на ходу - дело другое), а если держатся, то не переплетая пальцев. Это же так соединяет.
И были еще гонки на наших машинах, чтобы всё было более честно Лера рулила моим "бумером", а я - ее "тойотой". Бежево-черный пунктир вырисовывался на трассе ("бумер" - черный, "тойота" - бежевая). Естественно, мы гонялись не по настоящему. Мы выписывали восьмерки взаимной теплоты и бдительные гаишники штрафовали за них нещадно. Глупые серые люди, что они понимают? А потом машинки незаметно подкатывали к Старому месту.
У всех парочек есть такое Старое место. "Где встречаемся?" - "На старом месте" И сразу становиться тепло и ясно: там же где всегда будет хорошо. Потому что она придет. Потому что именно она придет на такое знакомое место, которое очень нравиться именно вам. И больше никого там не будет (а на что вам нужны еще "массовики-затейники"?) - будет просто хорошо.
Нашим старым местом была одна в принципе ничем не примечательная полянка у реки. Деревья вокруг, песчаный минипляж, обрывчик, трава-мурава - совершенно обычный пейзаж. Таким много. Но для нас это - целая Вселенная. Здесь всегда светло и тепло, уютно и комфортно, душевно и хорошо пахнет. Здесь Лера мне сделала венок из ромашек (или это одуванчики - у меня так плохо всегда было с ботаникой-биологией), а потом он рассыпался, потому что не выдержал наших валяний по травке.
Когда держишь в объятиях любимую никого не хочется убивать (ни за что, даже из-за такой серьезной причины как проигрыш твой любимой футбольной команды никого не хочется убить). Быть может, евреи душат арабов, а арабы подрывают евреев, протестанты режут католиков, а католики стреляют протестантов, коммунисты мочат фашистов, а фашисты мочат коммунистов, "верные" колбасят "неверных", а "неверные" колбасят "верных", "верующие" уничтожают "неверющих", а "неверующие" изничтожают "верующих", чьи-то самолеты с крестами бомбят чьи-то укрепления со звездами, а чьи-то укрепления со звездами сбивают чьи-то самолеты с крестами, просто потому что участники этих смертоубийств с противоположных сторон не держат в объятиях своих любимых? Может быть, всем этим воякам разных мастей просто не хватает любви?
Люди, мать-перемать, да влюбитесь вы наконец!
Повторю без мать-перемати: "Люди, да влюбитесь вы наконец!"
Я не дарил цветов. Я дарил поляны. Старое место я подарил Лере вместе с речкой, пляжем и двумя ёжиками, которые очень вовремя выкатились на наш пикничок. Такие забавные!
А мои губы выводили на теле возлюбленной иероглифы нежности и ласки и здесь самое время поставить многоточие...
(Нет, не мораль меня останавливает, я с удовольствием бы поделился той радостью, что плюсовала мое настроение тогда на Старом месте. Я просто не в состоянии передать, не в состоянии из минусовых слов сложить простой знак + и снова три точки поставлю…)
А еще мы часто стукались лбами. В машине она нагнется в одну сторону, я - в другую и бамс! Или в постели - бамс! Или в магазине, в примерочной - бамс! Вроде у обоих с координацией полный порядок, а нет-нет и вдруг бамс! И обнимашки-хохотушки немедленные и бурные, с поцелуйчиками, ласками и интимом. Обалдеть!
Один день из Жизни (теперь без кавычек) влюбленного Джа. Утро. Пробуждение. Разлепляю веки. Такс… проснулся от того, что Сэмэн ухает в ванной под струйками холодной воды. Но чей это лик стоит перед глазами? Любимая, она со мной, пусть даже ее сейчас со мной и нет. Но я же ее вижу, я же ее помню, я же ее люблю. Улыбаюсь. Чищу зубы, бреюсь более тщательно (ведь я же буду целоваться не абы с кем, а с той, что вижу прямо сейчас в зеркале - улыбаюсь). Завтракаю невнимательно (чего-то жую, но что - не помню). Какие-то пары в учебном корпусе. Жду лит-ру.
Вот она. Глазками провожаю ее от двери до кафедры. Выдыхаю воздух. Не улыбаюсь, ибо торговцы наркотиков при свидетелях не улыбаются по-дурацки, не улыбаются счастливо, не улыбаются просто так - они вообще не улыбаются (скучные типы!). Ладно, улыбаюсь про себя, широко, во все зубы. Слушаю ее и не слышу, и в то же время внимательно всё фиксирую. Между нами перекинут мост, невидимый для других. Вот она говорит про книгу, а для меня она говорит о нас. Крюк вот больше о самих писателях вещал, на авторах заострял внимание, кто когда и как, а также где и в каком окружении написал то-то и сё-то, а Лера она об авторах два слова скажет и дальше просто читает, или говорит о самой Книге. Ибо… щас вспомню ее слова… какая разница кто написал книгу, если книга достучалась до вашего сердца, вы будете читать другую книгу только из-за фамилии автора, или из-за того, что и другая книга тоже зацепила вас? А может быть, у всех книг один Автор?
Нет, я положительно не умею цитировать. Улыбаюсь. Улыбаюсь в парту - если кто и увидит, то подумает, что Джа просто обкурился до пары. А ведь я с той совместной уборки белых полосок кокса на улице Маяковского ничего будоражащего не принимал. Даже простую водку. Совсем дурак, да?
День. Бизнес. Скучно.
Вечер. Выбегаю на автостоянку, ага - забыл ключи от авто. Влюбленный. Возвращаюсь назад, нахожу ключи, выбегаю на автостоянку, ага - забыл документы. Такс… Возвращаюсь. Долго пялюсь в стену и тщательно думаю: ничего не забыл? Вроде, нет. Выбегаю на автостоянку. Завожу "бумер". Еду. Нет, все-таки забыл - бензин кончился. Голосую, улыбаюсь. Меня подбрасывают до автозаправки. Кормлю "бумерок" отборным бензином. Еду.
И вот мы встречаемся (неважно где, важно что это мы). Время, тянувшееся до сего момента судорожными толчками (не смазано, скрипит, тянется), теперь бежит ровно, гладко, совершенно незаметно. Часы выброшены, приемники выключены, пушки не стреляют.
Хорошо!
Доползаю поздно ночью до родимой хатки. Кошачьи привычки, да и конспирация, мать ее перемать! Мну свою постель, улыбаюсь, вспоминаю Леру. Засыпаю.
Утро. Пробуждение. Разлепляю веки. Такс… проснулся от того, что Сэмэн ухает в ванной под струйками холодной воды. Улыбаюсь. Лера рядом и я ее люблю.
Сколько это длилось?
Вечность и один день.
Один день и вечность.
Улыбка не стиралась с моей физиономии.
Я практически не работал и не учился (точнее делал и то и другое, но всё на автопилоте).
Автопилот, кстати, не подводил. Я по прежнему четко знал: меня никто не ведет (то есть хвоста - или уж совсем банальным языком: слежки за мной нет). Не менее надежная информация: меня никто не ждет с пером в темном переулочке. Потому что я знаю кому и как отказать в дозе, а кому и когда не отказать. Я учусь на минимальные тройки и скоро получу абсолютно синий диплом. Что это для меня?
Фон.
Не более, чем фон для любви.
Но ведь эта картина счастья так никому не интересна, что ее не возьмут в художественную галерею даже на место плана эвакуации в случаи пожара.
Скучно?
Сейчас будет наоборот…
М-м-м… снова забыл сказать то, что обязательно надо было сказать. Когда я особенно зажмурился от брызг накрывшей мой чердак волны счастья, прошептал (а это тоже самое, что громко проорать!): "Как хорошо!"
Дамы и пацаны! Если вам хорошо, молчите об этом! Ведь это хорошо, так легко может превратиться в…
Что говорят мудрые люди: Бог не посылает человеку испытаний сложнее чем те, которые человек в принципе способен выдержать. А меня нашли. Нашли испытания, которые я выдержать не мог. Младшенькая Адамс стала лить дерьмо на Леру, бла-бла-бла… каждое грязное слово - как залп главного калибра линкора и каждый залп попадает в мое сердце, а в нем и так мало кровинепроницаемых перегородок и много дыр. Сплетница раскочегарилась так, что у меня глаз начал дергаться и костяшки пальцев на правой руке хотели ударить о стену (ну не о девушку же им ударять - я практически джентльмен и девчонок не бью). Изменить отношения к миру внутри себя я не мог, пришлось изменять мир снаружи. Я точно знал, что Адамс на меня давно глаз положила, вот я и ответил на маяки. Просто подошел и без лишних слов положил ей руку на колено, вторую руку на второе колено, легкое расширяющее движение и вот я уже между колен. Адамс от таким моих действий замолкла, что мне и нужно было. Наши губы встретились, и по мере проникания языков в обитель друг-дружки, мои руки так задрали юбку, что даже такой тупой мозг, как мой в данной ситуации, определил: под юбкой ничего не было, ну что ж: свобода тела - начала пути к свободе духа (обратное тоже верно).
- И это всё? - не поняла моих действий Адамс, когда я после "всего, что между нами было" вдруг потерял к ней интерес и, поправив юбку на партнерше по оральным ласкам и взяв под мышку пакет с тетрадями и еще кое-чем, ретировался.
- Свободная страна, свободные люди, - повторил я слоган одного нашего местного борца за демократию (так себе борец: ворует не больше других).
- Сволочь! - бросила обломленная в лучших чувствах Адамс (сие слово отлично подойдет в вышеупомянутому борцу за продажную девку империализма - демократию).
- Не оспариваю, - согласился я с нападками и напрочь отказался платить какую-либо контрибуцию.
Улица. Фонарь. Аптека. В аптеку мне не надо, я сам - ходячая фармакологическая фабрика. Мне нужен дом. Вот он. А вот квартира. Звоню. Тишина. Это совсем не то, что мне нужно. Второй звонок. Третий. Четвертый, долгий - это уже паника. Красная надпись на пульте управления моей персоной: "Тревога!" Что делать? Ведь мы договорились…
Звоню на мобильный, фраза автоматическая, как гильотинка, по ушам чешет: "Аппарат абонента выключен или временно недоступен".
Я ждал до двух часов ночи. Мог бы и дольше - но смысл? Она где-то будет ночевать, но не здесь. А сегодня лит-ры нет. Иду на автопилоте (не потому что пьяный, а потому что состояние никакое) и тупо повторяю:
В трамвайчике есть свет,
А в нашей квартире света нет!
В трамвайчике есть свет,
А у нас с этим полная жопа!!!
Пробравшись в общагу, я лег на постель и стал мучиться многочисленными параноидальными думками. Вот одна из них: Лера нашла себе любовника, который в тысячу девятьсот девяносто девять раз круче меня и с ним зажигает на борту белого лайнера, идущего по маршруту: "Хилое Тут - Прекрасное Далеко". Мы не увидимся больше никогда! Никогда мы больше не увидимся! Мы больше никогда не увидимся! Не увидимся никогда мы больше! Не увидимся никогда больше мы!
Звоню к ней домой (понимая, что это абсолютно бесполезное занятие). Длинные гудки бесконечной чередой где-то выстроились и мимо меня шеренгами проходят. Вот ведь суки! Не виноваты ни в чем - а всё равно суки.
А потом были многокилометровые кошмары, дурные сны, плохое пробуждение, гадость во рту и красные глаза какого-то дурня в зеркале. Дурня дурно не бритого. Пришлось его брить, но его безобразие не стало от этой процедуре симпатичнее.
Поиски, поиски. Надежда перерастает в безнадегу, счастье лицезрения знакомого силуэта - в страдание от того, что этот силуэт оказывается совершенно не той девушкой. Ходют тут всякие, понимаешь!
Догнал я свою любовь на автостоянке в нашем студгородке. Мне было плевать на конспирацию: я затарился в ее потрепанную "тойоту".
- Что вы здесь забыли, молодой человек? - это был гром, это были иерихонские трубы, это была дрожь земли перед Армагеддоном.
- Лера, чем я заслужил такую немилость? - я свернулся в комочек размером с мелкого таракана.
- Целуетесь хорошо, - она засунула ключ в замок зажигания и завела машину. - Можете ничего не говорить, просто закройте дверь с той стороны.
- Я ничего не понимаю, объясни толком в чем я виноват? - то, что я виноват, я уже понял по ее виду, но вот чем я обидел ту, ради которой легко утопил бы человечество в крови?
(Всё или не все? Это вопрос. Оставил бы несколько десятков приятных мне людей. Друга, разумеется тоже - но это даже не обсуждается. И пару тысяч остального быдла - для контраста.)
- Лепетали очень возвышенно на счет какой-то эфемерной любви, а на перемене, в присутствии многих свидетелей чуть ли не совокупляетесь с гражданкой Адамс, нет вы вольны делать это и по полной программе когда и где вам угодно, но зачем же третьих лиц вводить в заблуждение? Сказали бы, мил человек, просто: хочется переспать с преподом по литературе, это было бы по крайней мере честнее, - а глаза у нее были совсем холодные…
- Да я! Да мы! Она же для меня ничто!
- Да мне-то какое до этого дело? Жорж, выйдете отсюда вон, пожалуйста!
Вот это ее "пожалуйста" меня и подкосило. Я открыл дверь "тойоты", вылез и закрыл дверь - три действия выкинули меня из области "Счастье" в область "Хана". "Тойота" тихо тронулась и стала уезжать… уезжать, она была так не похоже на большой белый лайнер из моих патологических бредней, но в то же время идейно была абсолютно точной его копией.
У меня отняли мир. Я как будто шел по стеклянному туннелю, потолок которого все опускался и опускался, а моя шея вся склонялась и склонялась вниз, таща за собой остальные отделы позвоночного столба. И весь этот паровозно-позвонковых состав медленно шел ко дну…
- Сэмэн, мне нужна твоя помощь, - хорошо, что он мне навстречу попался, я уже еле полз.
- Кого надо замочить?
Тяжелая пустота в груди давила и давила к асфальту. Как зимой на морозе: упал - замерз - умер - попал на стол к патологоанатому.
- Меня надо напоить.
- А чо травки не покуришь?
- Не поможет.
- Это же твой Бог-Джа, ты же у него под крылом ходишь, как не поможет? - искренне удивился Сэмэн (он просто не просек, насколько плохо его другу - я же не истекал кровью, я истекал душой), а мне хотелось крикнуть: не томи!
- Слушай… - я сконцентрировался и ответил не заготовленной телегой, а истиной почти в последней инстанции: - Джа - это этикетка, под которой всяким придуркам впаривают наркотики, всякие разговоры о расширении сознания, о продвижении в прекрасное далеко, о единении с энергией космоса и даже о легализации каннабиса на широких пределах России-матушки - просто байда. Нужно продать товар. Товар - травка, которая многих утягивает на тяжелую наркоту. Дальше просто: заряжается шприц пропаганды, а лучшая пропаганда - это религиозная пропаганда. Вот тебе и Джа и иже с ним. Легенды и притчи распространяют умные головы, только большинство из них уже сторчавшиеся головы. Живые трупы. Мертвые священники в разноцветных рясах и с фенечками в руках. Эти псевдонеформальные проповедники ничем качественно не отличаются от других мракобесов, не смотря на свои претензии на эксклюзивность. На Земле нет ничего нового и нет новых Богов. Как тачки к каждому автосалону обновляют - а суть та же: телега на четырех колесах, просто стала дороже, а значит, манит сильнее.
- Опиум для народа, - резюмировал мой потенциальный спаситель.
- Что-то типа того. Мне напиться нужно! - еле стою на ногах.
- Не вопрос. Щас возьмем родимой и будем делать чпоки, - Сэмэн закрутил головой определяясь: где побыстрее затариться нужными ингредиентами.
- Это когда с пивом?
- Водка без пива деньги на ветер! - больше Сэмэн меня ни о чем не спрашивал, просто поил чпоками.
Чпок - это надежно. Чпок - это оглушающе. Чпок - это выход из всех твоих проблем (конечно, временный). Чпок - это просто: Берется любая тара, на дно загружается водка, потом туда пива по вкусу…
(а можно и наоборот, чпок - штучка истинно возратимая - или обратимая, как некоторые процессы в физике, - причем возвращать ее можно разными способами.)
…потом тара закрывается ладонью и шваркается о колено - получившаяся шипучка быстро запихивается в глотку (каждый глотает или не глотает - как умеет). Простенько и со вкусом. И по башке бьет отменно. Именно это мне и было нужно. Я же помирал натурально. Не знаю заметил ли это Сэмэн, но тогда он меня от смерти спас. Точно.
Друг.
Похмелье было тяжелым - то что надо.
Когда я думал, что всё худшее уже позади, мне стало еще хуже. Ведь Лера была тут рядом, но это в "реальности", а в моем субъективном мире (ох как он бывает важнее порой, чем весь остальной "большой" мир) между нами было столько километров, что лучше про них промолчать. Но и от этого молчания легче не становится. Лежу в темноте в нашей комнате. Заснуть не могу, не думать о Лере не могу, не думать о том, что всё плохо - тоже не могу. В ушах - наушники, из них льется старый-добрый "Крафт Верк", считалочку эти электрушные ребятки проговаривают. Раз-два-три - и так на разных языках, всё просто и понятно. Вспомнилось вдруг, как однажды в клубе девчушка так напилась, что просто колбасилась рядом с динамиком ей было мало и она залезла головой в сабвуфер (ватт так на триста, или даже на пятьсот), и так ей там видимо хорошо стало, что через малое время у нее из ноша кровь пошла. Мне бы сейчас кровопускание тоже не повредило, одно плохо: нет поблизости пиявок, а опасная бритва Сэмэна, что мирно спит в ванной, слишком радикальное средство. Я-то обычной пользуюсь "жилеткой", лучше которой для мужчины якобы нет. На самом деле хорошо отточенная опасная бритва гораздо лучше, это даже доказывать не надо, типа аксиома. Переворачиваюсь на другой бок и это движение вырывает из моих ушей "таблетки". Звук пропадает - так ему и надо.
Раз-два-три, айнц-цвай-драй…
Любовь - сильный наркотик. У меня деформировалась психика: я стал читать. Лежу в своей комнате и читаю Достоевского (мама бы меня увидела - прослезилась, зуб даю, а последний раз она плакала при моих родах). Иногда смеюсь, иногда вскакиваю и начинаю ходить по комнате переполненный прочитанным. В момент изрыгания очередной порции моего смеха, омывшего обои, вошел Сэмэн.
- Что читаешь? - за одно он и поздоровался и узнал, что друга беспокоит.
- "Братьев Карамазовых".
- Делать что ли больше нечего?
- Угу… - я так и не оторвался от чтива.
- Ну и как?
- Временами просто обхохочешься! И кто это сказал, что Достоевский - мрачный писатель?
- Точно не я.
Мы еще долго разговаривали, но я так и не запомнил на какие темы, скорее всего, в основном о жизни и немного о смерти.
Потом мы разошлись (точнее ушел Сэмэн), а потом (возможно, это было на следующий день или даже на следующей недели) снова встретились.
- Слушай, Джа, а чо эти современные писатели пишут?
Я был несколько обескуражен таким вопросом Сэмэна.
- А зачем это тебе? - действительно, зачем Сэмэну это?
- Баба последняя все уши прожужжала, фамилии авторов я не запомнил, но понял - наши, молодые. Ну как этот… Считалкин… только более известные.
- Да я же книжки-то читаю всё больше классические, так меньше шансов на дерьмо нарваться. В мире же нет ничего нового - так что даже самый "современный" автор пишет о старом. Главное как он пишет. Он может быть модным, культовым и т.д. а пройдет двадцать лет - о нем, кроме филологов никто и не вспомнит. А вот если книги этих писак будут переиздавать и вспоминать даже после их смерти, если это не коньюктурщина, если это надолго - значит они уже не писака, а действительно писатели. Когда берешь новинки - редко добираешься до пива, много пены. Прошло время - и пена осела, а настоящее пиво вкуса не потеряет… - холодненького бы сейчас! Да где взять? Я постарался вернуться от пива к литературе: - Так зачем мусором свои мозги забивать? Вот через червонец лет я прочитаю наших современных, если найду кого-нибудь, и это уже будет литература. Это мой принцип. И к музыке и к кино я так же отношусь.
- А во времена битлов ты бы их слушал?
- Не знаю. К концу их карьеры наверное бы купил пару ранних пластинок.
- Придется бабу поменять… - задумчиво изрек Сэмэн.
- Лучше ей Достоевского подсунь, или Гессе. Это не пена.
- Что продажи упали? - поменял тему друг.
- Продажи в норме.
- Какой-то ты не такой!
А кто лучше врача разглядит твою болезнь? (гурд)
- Сэмэн, не грузи!
- Джа, как ты относишься к торговцам наркотиками?
- Я бы их расстреливал. Серьезно, торговцев смертью надо расстреливать.
- Думаешь, такое наказание подействовало бы?
- Или да или нет. Скорее, нет, чем да. Государство, которому требуется смертная казнь, чтобы усмирить своих подданных скоро превратится в дерьмо. Но смертная казнь - это барьер, это сильное средство, крайнее средство, последнее средство - если оно не поможет, то всё, шалтар. Конечно, если всё вокруг прогнило основательно, то и оно не сработает. Мы же говорим не о чудесах в решете. Но одни лечат даже неизлечимые болезни, другие - нет. Я из тех кто лечат.
- А если бы смертную казнь в России ввели?
- Стал бы торговать оружием, - я встал в позу рыночного торговца и изрек: - Кому пулеметы, кому огнеметы!
- Малина.
- Что малина? - не понял я.
- Лучше бы торговал малиной, но это утопия, а я обожаю первую и ненавижу вторую.
Я на время умолк.
- Может, не торговцев надо стрелять, а более глубинно потоки перенаправлять. Воспитывать по другому… - я иногда после задумчивости могу такое ляпнуть!
- Ну ты, Джа, загнул. Воспитывать! У нас же как: кто-то рожает, кто-то, из тех кто родил, детей даже любит, а кто-то воспитывать может. Но вот чтобы и родил и любил и воспитать мог - это редкость. Вот меня, например, надо держать подальше от детских садов. Меня же только запусти к детям, я же им тут же такое скажу, что потом ни один родитель из их памяти вытравить не сможет. Хотя, конечно, лучше молчать.
И тут уж мы оба замолчали. Да и детей у нас еще пока не было.
Когда друг ушел, мне вспомнилась история связанная с битлами. Я был еще мальцом, в родительских хоромах мне было скучно (видимо, из-за не менее родительских хромосом, хотя иногда мне кажется, что я приемный ребенок - уж больно не похож на предков, как физически, так и духовно, как моралью своей, так и аморальностью, по прочим характеристикам - те же данные) и я часто уходил за "запретку": перелезал забор в большом фруктовом саду и через пустырь попадал на очень известное в узких кругах место нашего города - Лужу. Там тусовались разные личности, направляющиеся свои стопы, обутые в порой рваные шузы, из северных столиц к Черному морю. Там я и начал познавать обратную (если смотреть с точки зрения моих предков) сторону жизни. Однажды я увидал там очень колоритную личность. Личность была одетая в рваную джинсу, небрита, волосата, загорета (что так нельзя выражаться? теперь можно), играла на гитаре, курила (я думал, что это был простой табак) беломорину, и пела с хрипотцой:
На велосипедике вдвоем
Педики вдвоем!
Елоу субмарин…
Тогда я не знал что к чему и решил, что вот эта личность и есть "Битлз" в полном составе. Очень просто: пара неправильно понятых слов, пара жадных глотков пива - а дальше детские мозги заурчали и всё расставили по местам. Такие дела.
На Луже я и девственность потерял и бизнес нашел: стал наркоторговцем. За свои слова отвечать - учат наших октябрят (почти в рифму, но совсем не правда, меня этому научили не в школе, а на Луже). Да много чему меня лавочки на Луже научили, а учили там быстро: когда тебе разбивают нос, очень быстро усваиваешь даже самые казалось бы сложные для твоего понимания уроки. Но иногда мне думается, что Лужа, это было только направление к дому Саввы и Маши.
Ведь в этом доме жили с одной стороны два уже глубоких (по меркам молодости) старика, а с другой стороны - там жила Любовь. Ведь шестидесятилетние люди там любили друг друга!
Это была загадка. А может быть наоборот - ответ. Савва и Маша (и его и ее звали по другому, он был то ли чех, то ли словак с непроизносимый для нашего слуха фамилией, она - то ли китаянка, то ли вьетнамка с простой фамилией Ли, но с непроизносимым именем, состоящем из сплошных гласных звуков). Его в давние-давние времена "окрестили" Саввой, ее - Машей. С тех пор так все и звали.
А ведь я раньше не замечал в их доме главного, мне было хорошо там, я часто ошивался по-близости и часто пил там чай (крепкий, черный) и/или молоко (козье, коровье), но не понимал почему мне там было так по кайфу: меня там согревала их взаимная любовь.
(Снова некстати: пробовал я как-то человеческое молоко. Ну там у подруги ребенок, он - там, а она с нами куражилась, и ей надо это… отжимать или выжимать. Девчонки, я не знаю как это у вас там называется, но мне довелось испробовать уже в "зрелом" возрасте женское… человеческое молоко. Не вкусно. И как я на нем вырос?)
Только теперь я осознаю: пара Савва-Маша была и - главное! - есть единственная, которая сумела любить всю свою жизнь… и пусть продолжают любить. Эй, там наверху! не забирайте этот пример Любви с большой буквы от нас, дефективных даунов, которые не способны на взаимность!
Захожу во дворик через калитку, стучусь в избу - настоящая изба! - мне открыла Маша, расплылась в улыбке морщинистой. Пригласила зайти. Я зашел. Не успел кроссовки снять, как меня Савва с какой-то железякой из сеней догнал.
- Здорово, пострел.
- Здравствуйте.
- Котенка покорми.
Я взял блюдечко, налил в него молока (сегодня утром еще в вымени плескалась - сразу видно) и поставил на пол. Тут же моя рука была атакована черным тигром с белой грудкой, белыми "сапожками" на лапках, и белым кончиком хвоста.
- Это Душман, - пояснил Савва.
- А почему Душман?
- Потому что бандит.
Дед больше ничего не сказал и стал чинить непонятную железяку, как выяснилось несколько позже это была часть от печки. Маша тоже молчала - на деда смотрела. И я молчал - на них смотрел. Да, я немного завидовал. Даже сейчас невооруженным глазом видно: они когда вместе - так прямо светятся. А ведь вместе с восемнадцати лет. Получается их Любви больше сорока лет- непостижимое рядом. Но кроме банальной зависти, я еще немного радовался. Радовался чуждому счастью. А это уже хорошо. И вспомнился мне почему-то опрокинувшейся грузовик. Давным-давно, в пору моего светлого детства я стал свидетелем происшествия: грузовик, спускающийся с горки и поворачивающий на перекрестке налево, опрокинулся, а вез грузовик молочную продукцию. Белые ручьи потекли по асфальту. Не сразу, но об этом узнали кошки и коты ближайших подворотен и сбежались они на свой праздник жизни. Может быть, потому что я это видел, мне не нравиться поговорка: "Будет и у вас праздник - и на вашей улице перевернется грузовик с травой". А быть может, мне она не нравится потому, что я сам торгую дурью и как никто другой знаю: грузовики с травой не переворачиваются.
Душман, насытившись молоком, попытался проглотить мою ногу. Попытки объяснить ему, что я гораздо больше, тяжелее и сильнее ни к чему не привели. Хотя нет, привели: мои руки-ноги покрылись сеткой царапин, а Душман нескучно провел вечерок.
Меня вызвал наш Посторонний В. так на арго местных студебеккеров (где-то в этом слове есть двойная согласная, но я всё время забываю где) звался директор нашего супер-пупер вуза. И не просто так звался. Дело в том, что он как бы был, но власть его была номинальной, а значит в жизни простого студента директор выполнял функцию фантома (мнимой единицы, с которой любят носиться математики). Ничего серьезного он сделать не мог: исключить за неуспеваемость, например. Руки коротки. Он скидывал инфу о двойках такого-то раздолбая предкам этого "светоча науки", те отстегивали положенную сумму и давали своему отпрыску по башке - ведь даже очень богаты люди не желают платить сверх меры. Отпрыск обычно брался за ум (ведь некоторых льгот он лишался, да деньги на карманные расходы могли урезать) и подтягивался до тройки. Имеешь три по всем предметам - и ты неприкосновенен (порог реакции). Можешь делать что угодно - тебя не выкинут. Ну понятно, что ментам надо будет заплатить за экскурсию в обезьянник, в случае пьяного дебоша на улице или минета за рулем (но это уже служивым с палочками полосатыми придется отстегнуть) и т.д. Каждый выход за рамки социума (говорим о замеченном девиантном поведении) - имеет свою цену. В принципе даже от сбитого машиной ребенка можно заслониться стенкой из золотых кружочков (во внешнем, тяжелом мире).
Первокурсников инициировали так: надо было во время Первой Глобальной Пьянки пробраться к директорскому кабинету и выжечь под табличкой с его настоящими ФИО: "Посторонний В." Дверь с такой надписью висела обычно неделю, потом за счет бюджетных (родительских) средств дверь менялась (а зачем менять табличку, если можно заменить дверь?). До следующего года или Второй Глобальной Пьянки. И никакая охрана с сигнализацией обряду помешать не могла. Потом охранники оправдывались тем, что система не сработала, а сами они ничего не видели (конечно, им дали на лапу, конечно, они взяли - ведь у нас студенты богатые учатся)… после такого "чп" могли и сигнализацию сменить (но эта мера ничего не меняла - на следующий год всё повторялось).
В данный момент надписи на двери не было - скучно. Я постучал, открыл дверь, сделал три бравых шага в кабинет, вытянулся во весь свой рост и гаркнул:
- Рядовой Джа по вашему приказанию прибыл!
- Всё юродствуете, Жорж… - дальше он назвал мою фамилию, надо же я её забыл!
- Местами!
- У вас по литературе сплошные неуды.
- Местами!
- Мне позвонить вашей матушке?
- Был бы рад. Если дозвонитесь, передавайте от меня привет!
- Вы свободны.
- Местами! - развернулся кругом я через правое плечо, что было в общем-то неверно, но кроссовки в пол впечатывал как и обозначено секретным пунктом №123 в Уставе ВС РФ.
На выходе из кабинета столкнулся с Сэмэном.
- Посторонний вызывал?
- Ага, деньги будет с маман лупить.
Сэмэн был какой-то мрачный, я фишку не просек и задал не тот вопрос:
- У тебя же тоже двойки косяками, не призывал на ковер?
- Нет.
И вот тут я совсем облажался - и кто за язык тянул?
- А почему тебя не выкидывают, за тебя же никто не платит?
- Не платит.
- Как так?
- Сказал Постороннему, что если он подпишет приказ о моем отчислении, я его убью… (пауза, перевариваю) …отцу обещал получить высшее образование, и я его получу. А оценки в дипломе меня не волнуют.
Друг.
- Слушай, может по биш грамм прозрачной холодной водки? Надо же как-то отметить то обстоятельство, что… сегодня день разлива Брахмапутры по эскимосскому календарю.
- Черт с ней, с Брахмапутрой! Просто нажремся.
Оказывается у моего друга была годовщина. Отец у него погиб ровно четыре года назад…
(Память у меня стала как решето - надо бы заменить. А всё грёбаная-сука-любовь виновата. Или, может быть, виноват все-таки я?)
…отец у Сэмэна должен был выйти из зоны (сел он сам, чтобы вышак не получить в то, еще доперестроечное время, в котором высшая мера не заменялась пожизненным заключением), а тут гроб прислали цинковый - это была темная история (по сравнению с ней загадочная гибель Мэрилин Монро - просто прозрачная калька).
С кладбища шли нагрузившиеся, но трезвые. Сэмэн и в гадюшнике "Маракеш" (ну не тянет это заведение на "высокое" звание бар) пил и не пьянел. А я нажрался. Свет стал то гаснуть, то меркнуть… Но я еще помню, что сдал трезвого друга Анюте и посчитал свою миссию полностью выполненной - ведь отдал в такие надежные руки, что спокойно заснул на чем-то мягком и удобном один, а проснулся на полу и в компании с головными болями. Бр-р-р!
Мы с Сэмэном лежали в нашей комнате и занимались следующим: Сэмэн плевал в потолок, а я смотрел дуроскоп, но по сути тоже плевал в потолок, так как звук у телевизора был выключен. У нас с Сэмэном договоренность: я включаю телек без звука - Сэмэна раздражает почти всё, что "вещают из дуроскопа" (словами интонацию не передать - это надо слушать в исполнении автора, тогда сразу станет ясно, что звук на дуроскопе подлежит обструкции). В свою же очередь он включает без звука радио на нашем музыкальном центре - ибо уже меня раздражает почти всё, что крутится на радиостанциях. Сэмэну же вполне достаточно созерцания частоты станций, которая высвечивается на экранчике муз.центра. Ему же легко - он философ, к тому же философ невлюбленный (а интересно - бывают ли философы влюбленные?).
И все довольны!
По дуроскопу транслировали репортаж с какого-то православного праздника. Патриарх дирижировал действом, полит-тусовка присутствовала в полном составе (раньше бы написали: "и другие сопровождающие лица" - или что-то в этом роде).
Зазвонил телефон. Сэмэн бы точно не подошел, поэтому трубку взял я. Это была мама.
- …
- Да, - выдал в микрофон я.
- …
- Да.
- …
- Нет.
- …
- Угу!
На этом разговор кончился.
- Звонила мама, поздравила с днем рождения, - выдохнул я в околоджавое пространство.
- Что за дела?! - встрепенулся Сэмэн. - У тебя же завтра день Варенья?
- Ага, но мама часто путает. Всё из-за этого праздника, - я ткнул пальцем в дуроскоп.
- Мракобесы, - уровнял всех под одну гребенку мой уже не плюющий в потолок собеседник.
- Слушай, я завтра, наверное, не смогу присутствовать на своем празднике.
- Это ничего, без тебя нахерачимся! - успокоил меня Сэмэн. - К бабе пойдешь.
(Он не спросил, он утверждал - ибо знал.)
Друг.
- Тогда пошли сегодня на рыбалку!
И мы пошли на рыбалку. Каждый из нас пристроился на корме лодки, парочка которых была выбрана из множества других судоходных агрегатов, что притулились около пристани.
(Пристань притулилась около берега. Берег - около речки. Речка - между берегами. Короче - всё путем!)
Закинули. Стали молчать. Не курили (табак не курю я, а Сэмэн не курит совсем).
Рыбалка удалась! Особенно для рыб (мы не поймали ни одной).
Вернулись в нашу берлогу. Сэмэн сразу заснул, а меня Бахус (или Морфей) в объятия не принимал. Я думал и думы были разные. Сначала я думал о завтра. О Лере. О Лере. О Лере.
Потом я перешел на сегодня. Думать о сегодня и не думать о Лере было совершенно невозможно, примерно так же невозможно как не вспомнить о Друге. Но всё-таки между двумя этими невозможно была разница. Я повернулся на бок и стал разглядывать Сэмэна (Лера и так была перед глазами).
Сэмэн архетипичный ариец. Метр девяносто, блондин, "правильная" форма черепа, голубые глаза. Достаточно? Характер нордический. Он никогда не гоняется за юбками, возможно, именно поэтому юбки гоняются за ним. Ему не надо говорить комплименты, осыпать девушек цветами и баксами - они итак ведутся, плющутся, колбасятся и ломаются сами вместе со своими принципами и целками (если, таковые, конечно, имелись в наличии у девушки до встречи с моим другом) и млеют, да именно млеют от Сэмэна. Он обращается со своими пассиями грубо (вместо слово "девушка" он всегда скажет "баба", даже в присутствии этой самой девушки-бабы). но он никогда никого своей грубостью не обидел. Очень многие особи женского пола при взвешивании на безмене "плохой-хороший" меня и Сэмэна придут к следующим определениям: Я - плохой, Сэмэн - хороший (закатывание очей, зубками в маникюр).
Любая национал-социалистическая или по-простому фашистская организация мечтала бы иметь в своих рядах Сэмэна, да вот беда: мой друг зело не любит фашистов. Кроме них, он не любит сионистов, коммунистов, империалистов, демократов и вообще всех сторонников какого-нибудь -изма, которые спят и видят, как бы захапать в свои цепкие лапы земной шарик. Мнение Сэмэна по этому поводу: надо оставить окружающий бардак потомкам в неизменном виде. Любое его улучшение приведет к ухудшению. По-моему, это фраза достойна анналов мировой философии. Но сначала я думал, что Сэмэн не любит фашистов (если видит по своему курсу - может так дать в морду, что потом отмазки типа: "а я не фашист, я - сочувствующий" - никого уже не интересуют), потому что одно из самых светлых общений с бабами было у Сэмэна еврейским (если так можно выразиться без кавычек "" - на чьи нашивки похоже?). Говоря менее витиевато, одно время он встречался с евреечкой и даже спустя много лет вспоминая те денечки начинал светиться изнутри (видели бы это фашисты - причисли бы Сэмэна к своим святыням - образ святящегося Сэмэна мог бы даже вытеснить из фашистского сознания Их Священную Корову: А. Гитлера). Правда, с родителями той давней любви (а я подозреваю, что Любовь там была, кажется, первая и пока единственная в жизни моего друга) у Сэмэна не сложилось. Это и понятно: внешность-то у Сэмэна архетипично арийская, к тому же вместо слова "девушка" даже в очень приличном разговоре - а с предками девицы разговоры у молодого человека именно приличные, то есть без мата, - могло вырваться на белый свет слово некошерное "баба"; ну и совсем "криминал" - Сэмэн никогда не был в консерватории. Девушка, видимо, не настолько сильно любила Сэмэна, чтобы порвать с предками (редкий случай!) и порвала с моим другом. Итак, у Сэмэна были причины не любить и сионистов. И лишь много позже Сэмэн дал мне полный расклад по своим симпатиям-антипатиям: "Я не допускаю в свой разум свои чувства и наоборот. Так что придурков, что хотят изменить мир я не люблю. Всех!" А потом добавил фразу про бардак, которую я уже цитировал. То есть сионистов он не любил из-за того, что они сионисты, а всякие личные заморочки тут были абсолютно не причем.
Возвращение в завтра было неизбежным. Друг тоже будет в завтра, так же как там будет Лера. С ее именем на устах и образом в мозгах я и заснул. Снилась эротика, а порнография наоборот - не снилась.
И когда я вновь подумал (только подумал же, никому не говорил!), что хуже уже не будет (а что могло быть хуже? любимая здесь, и одновременно ее здесь нет, и ничего с этим поделать нельзя - ну что может быть хуже?), стало хуже…
На горизонте появился гвоздь в моей заднице - некто Феликс стал подъезжать к учебке и забирать Леру не на чем-нибудь а на "феррари" (красном, новом). И что это за имя такое Феликс? На вид ему лет тридцать, значит мог и сам денег наворовать, чтобы на такую тачку хватило. Ведь я наторговал дурью на "бумер" - каждому своё.
Но что это за имя все-таки? Не наше оно какое-то.
Лера мне рамсы раскидала понятно: я же тебе говорила и др. Очень доходчиво. Она мне действительно всё сразу расписала. Вот и сбылось: "если обстоятельства сложатся так, то имеем то-то и то-то" - всё четко.
А мне от этой четкости легче?
И что все-таки это за имя Феликс? Смазливое оно какое-то, даже Дзержинский его от этой смазливости кровью не отмыл - не своей кровью, чужой - может, поэтому и не отмыл, а лишь прополоскал. К тому же кого сейчас волнует Дзержинский - прошлое это.
Надо было что-то менять и я пошел в парикмахерскую. Поздоровавшись с Марьиванной (ее все так звали - вылитый персонаж из анекдотов про Вовочку, только более добрая), я объявил: под ноль!
- Ну буду так стричь! - "отбрила" меня мастер.
- Если я говорю: под бокс - значит под бокс, а если я говорю: под ноль - значит под ноль! - меня хрен отбреешь.
- У вас же скоро выпускной бал! - это был ее последний аргумент.
- Я бандану новую купил, а с волосами в ней жарко.
- Ну бал же! - Марьиванна аж стала пунцовой от негодования.
- Сам постригусь, но руки у меня кривые порежусь и всем буду говорить, что это вы меня так коряво постригли. Вам будет стыдно, Марьиванна! - это был мой предпоследний аргумент, его хватило (последнего аргумента не было, я бы просто взял машинку и сам себя того).
- Черт с тобой, шалопай непутевый! - она взяла в руки машинку и стала снимать с меня волосы, как кожуру с апельсина снимает острый нож. Но я не был похож на апельсин, я даже не был похож на выжитый апельсин, а даже не был похож на апельсиновый сок из выжитого апельсина, я даже не был похож на отфильтрованный апельсиновый сок из выжитого апельсина, я даже не был похож на выпитый и переваренный апельсиновый сок из выжитого апельсина, а был я похож на… (а ведь моча тоже желтая).
- О, бритый кактус! - заметила Анюта, с ней мы встретились около парикмахерской.
- И тебе привет! - я попытался на скорости обвернуть толстушку-веселушку, но Анюту хрен обвернешь.
- Чо куксишься, доходячий? - это я-то доходячий?? нда, сейчас можно так про меня сказать.
- Дела доконали.
- Лапуля, кого ты хочешь нае… - грузовик просигнал так мощно, что даже Анюту сумел на миг заглушить. - …наверняка, из-за девицы-красавицы сохнешь.
- Без комментариев.
- Да на хрена мне твои комментарии. Всю правду рассказывай!
Я рассказал. Облегчился. Поплакался, можно сказать, в сухую (в мокрую я с очень глубокого детства не плаксивлю). Ну и водки, разумеется, выпили. Но не напились - всего один пузырь на двоих - не из-за трезвости, просто Анюте надо было бежать на девичник (она и так из-за меня опоздала).
- Ну пока! - Анюта взасос отметилась своими губами на моей лысине.
- Чао! - помахал я вслед удаляющейся на девичник веселости крупного калибра.
Есть одно преимущество в стрижке под ноль: незабываемые ощущения от подушки (такие же незабываемые, как те, что испытываешь, когда опускаешь руки по локоть в цемент - но это уже другая история). Но даже эти непередаваемые ощущения (признаю: не в состоянии эту щекотку словами описать) не могут ни на йоту скрасить страдания. Страдания от неразделенной любви. От проблемы: я - тут, а она - там. И это настоящий кошмар. Потому что выхода нет: я - тут, а она - там. Парадокс. От этого сходят с ума и стреляются. Или еще чего похуже вытворяют. А я как дурак укусил подушку. Подушку так незабываемо ласкающую мою обритую башку - я после стрижки еще и побрился: чтобы блястело! (или блююстело!)…
У каждого кто трахался в жизни много больше одного раза был самый страшный секс. Обычно у мужчин это бывает так: хочется, а не встает. У женщин это бывает несколько более разнообразно: хочется, а у этого козла не встает! или: да когда же этот кобель кончит?
А вот у меня было так: друг, видя моё потерянное состояние (ни водкой, ни беседой, ни водкой и беседой не снимаемое), подослал ко мне гонца. Гонцом была симпатичная крошка, которая без предисловий заявила: "Меня Сэмэн послал тебе минет сделать, пошли!" Я находился в такой прострации, что даже ничего не анализировал, не сопротивлялся и не торопил события, не возражали и не радовался - я вообще никак не реагировал (мне было чуть интересно: где Лера, но эта мысль была автопилотной, я ее всегда думал, она всегда теребила душу, ибо теперь - а значит, всегда! - Леры никогда не было со мной всегда-никогда… всегда-никогда…). И вот во время финального баскетбольного матча, когда все прилежные студенты и студентки либо играют либо болеют, либо танцуют в группе поддержки, либо делают вид, что сопереживают действу на оранжевой площадке, мы затарились в женский туалет, закрылись (точнее, я ничего этого не делал, делала исключительно она, я лишь наблюдал со стороны), и… крошка добралась до моей ширинки (сначала ремень, потом замок… на военной подготовке мы разбирали автомат…), а я включил в плеере джаз (ранний, автор мне не известен). Надо сказать, минет она делала по высшей категории, по категории люкс. Мало кто может сделать грамотный минет. Минет - это искусство, высшее мастерство которого дается единицам из миллионов (не делающие минет миллиарды в расчет не берем). Крошка эту вершину покорила. И вот, когда даже находясь в глубокой потерянности, я стал доходить до оргазма, в туалет затарилась еще одна не интересующаяся баскетболом парочка. Охи-вздохи, мощный ритм, флюиды по всему помещению… и тут, как в немецком порно: "Да, Феликс, да!" И мысль, пробивающая Титаник моего разума аки айсберг титановый: это Лера. Любимая. Здесь и Сейчас. Только руку через стенку кабинки протянуть и…
Крошка продолжала губками делать то, что она умела потрясающе, умела гениально, умела божественно (молния не поразило - значит не кощунство), а я… проваливался в детство… туда, точнее "в тогда", когда ты прячешься от водящего, а он тебя находит и первым добегает до места "застукивания" играющих: "За Джа!" - удары по дереву… я - вне игры. Я-то вне игры, а вот член… он сделал то, что было нужно и доложил по-военному: "Не знаю, чего там у вас в генеральном штабе происходит, мы академий не кончали, может быть, вы тут все с ума посходили… гм… а у нас на фронте - всё тип-топ!"
В другой кабинке… тоже было всё в порядке, если так можно выразить то, что выразить нельзя (у них порядок для меня не был порядком, хотя это был несомненно порядок, но и у нас порядок для меня не был порядком… я даже не осмысливал весь тот беспорядок, который даже беспорядком не был).
И мне впервые в жизни захотелось убить себя (других-то мы легко укорачиваем на голову и по более крошечным поводам). А вот сейчас ни Леру, ни даже Феликса убить не хотелось (хотя его я мысленно убивал много раз, но это раньше, а сейчас). Да, убить кого-нибудь из них (имя у этого кого-нибудь будет обязательно начинаться на буквы "ф") - заманчиво. Однако это было бы как-то по-книжному, по-киношному, по-театральному… короче, дешево и не стильно. Хотя и убить себя - тоже не стильно, но более гуманно.
Мысли о суициде, естественно, меня посещали и раньше, да и, наверное, будут еще приземляться у меня в голове. Но в этот раз это было по-настоящему осознанно. Я посмотрел на потолок. Там не было крюка, на котором бы можно было затянуть уже расстегнутый ремень. Да и действительно странно было бы увидеть там крюк для люстры. Люстры в туалетах не ставят мудрые архитекторы. Я улыбнулся. Крошка приняла это на свой счет. Я это ее заблуждение не опровергал, только громкость вывел на максимум и в уши ударил джаз.
"ТТ" я доставал в обход Сэмэна, хотя через друга было бы быстрее и надежнее, но друга, во-первых, нельзя было подставлять, а во-вторых, друг стал бы интересоваться: зачем мне ствол, уж не для самоубийства ли? Он бы имел на это право.
Друг.
Они уезжали. Для меня навсегда, не знаю как это было для них. Но в данном случае меня как абсолютно заточенного любовью эгоиста волновал только я сам и все мои пусть даже субатомные переживания. У меня забирали Леру и поскольку она в этом виновата быть не могла (потому что не могла быть виновата никогда), значит виноват Феликс - логика булатная. Я вышел на дорогу и преградил им проезд. Романтик большой дороги, загораживающий путь мировому злу - не нарисованная картина Репина (а может лучше бы нарисовал Дали, диалектическая пара реализм-сюрреализм, как плюс-минус). Ствол холодит позвоночник, его прикрывает майка навыпуск. Всё реально (и одновременно нереально). Лера, видимо, что-то прочувствовав вылезла из авто, но не спросила банально: "Джа, что ты здесь делаешь?" или еще более тупо по-голливудски: "С тобой всё в порядке?" Нет, со мной было не всё в порядке, и я был здесь и сейчас, чтобы трансформировать хаос в порядок.
- Ты, наверное, пришел сюда не прощаться! - вот что она сказала - догадливая! Лера всё приближалась и приближалась ко мне, еще шаг и сольемся в виртуальных объятиях.
- Мне надо поговорить вот с этим сударем, - это уже я чего-то бормочу.
- О чем?
- Это будет мужской разговор.
- Не делай глупостей, Джа! - это была, может быть, и не совсем та фраза в данной ситуации, но действия Лера вела в правильном направлении.
- Феликс, на семь секунд, поговорить надо, - и жестом приглашаю его на свежий воздух.
- Джа, мы уже с тобой обо всем поговорили! - этот пижон даже не вылез из машины. В чем-то феминистки безусловно правы: мужик мельчает, вырождается. Неужели в перспективе клонироваться будем?
Лера перехватила мою руку с пушкой.
- Джа!
- Давай всё решим прямо сейчас. Поговорим или постреляемся, Феликс, ау!
Вокруг стало образовываться напряженное поле любопытства. Краем глаза замечаю толпу зевак. Шоу для них - жизнь для меня.
- Джа, это бесполезно, я всё равно уеду.
- Ну и езжай, он мне за товар не заплатил, то что здесь происходит - сплошная коммерция. Пусть за базар ответит!
- Этого хватит? - картинно бросил пресс баксов на капот своего "феррари" Феликс (слишком много букв "ф" в начале слов, как это флуктуация по научному называется?).
Справа на мне висела Лера, впереди на моём счету повисла большая куча бабла, меня окружали, я на всех фронтах проигрывал битву за Любовь, битву за жизнь с Любовью, битву за мир, где возможна жизнь с Любовью.
И я стал стрелять…
Кому-то покажется странным: почему я не выхватил кинжал (а он у меня был) тогда в туалете? почему надо было доставать тэтэшник и стрелять в… автомобиль. Ведь даже не в людей! Не знаю. Хотелось сделать что-то красивое, а получилось как всегда… коряво… (тут можно сделать изящный пассаж: мол, мы не в сказки а в жизни и т.д.) но это не правда. Правда иная: я не знаю.
Сижу за решеткой в темнице сырой, вскормленный неволей орел молодой. То ли Пушкин, то ли Лермонтов. Я попытался вспомнить еще какого-нибудь нашего поэта. На ум пришли лишь Ахматова с Цветаевой. Так они передо мной в вальсе и кружились Пушкин с Ахматовой, Лермонтов с Цветаевой. А потом была дуэль.
Лежу и думаю: кто меня может вытащить?
Мама - в Лондоне, на звонки не отвечает - нашла себе любовника и тонет в океане счастья. Зачем ей мешать?
Отец - палец о палец не ударит, чтобы отвлечься от своего ОББ (очень большой бизнес) и вникнуть в проблемы своего МО (маленький отпрыск). У нас с ним давно холодный мир, после горячей войнушки локальных размеров. Он мне в свое время предложил брак с одной особой, под которую давали приданное в виде банка. Я отказался. Он стал давить - я огрызнулся. После этого мы не поздравляем друг друга с днем рождения, но и не посылаем при встрече - значит мир, холодный мир. А особа была ничего, но я тогда сильно психовал. Каждый день курил ганжу с рассвета и до заката и всё равно был на нервах. Дивчина, с которой я спал, забеременела, из всех своих ублюдков-любовников в качестве отца для будущего ребенка она выбрала меня (из-за родителей моих или нет - не знаю). Я дал денег на аборт. Она чуть не умерла. А тут мне в качестве награды - брак с банком в придачу.
Сэмэн - прислал записку: "Побег нужен?". Я ответил одним словом: "Нет". Но всё равно тепло стало. Друг.
Итого - (это графа такая, а не человек) 0 (ноль это, а не буква "о") - количество вариантов, которые мне нравятся. Но это еще не значит, что положение безвыходное.
Отрыжка. Но не от тюремной баланды (кстати, вполне удобоваримой), а от тех действий, которые я (я?) совершил. Чудак. А множественное число чудАки (ударение на "а" - так прикольнее), вот я и выхожу такой неорганизованной толпой чудАков. Что бы сейчас не делали - поздняк метаться. "Толпа" свое отбегала. Скрип засовов - приподнимаю одно веко, но не стоило даже напрягаться: в камере появляется новенький. Что мне до него? У меня отрыжка.
Я прорыгал и бал выпускников. Благополучно, надо сказать, прорыгал. Не участвовал, не наслаждался. Ну и ладно, не больно-то и хотелось! Только буханье салюта в участке слышал. Бум-бум-бум. По ком звонит колокол в небесах?
Друг мне потом всё рассказал одним словом: бодяга! Я ему верю. Младшенькая Адамс стала королевой бала, один кекс, именем которого не стоит здесь засорять текст, стал "королем". Бодяга, она бодяга и есть, как ее благовониями и приправами не сдабривай.
Обстановка разрулилась благодаря папаше-Адамсу. "Феррари" оказывается был застрахован. Вот есть же предусмотрительные люди, которые страхуют свои тачки! Феликс был из таких. Страховая компания, которая должна была платить за дырки в кузове дорогого авто, входила в финансовую империю Адамса. Короче говоря, за своего будущего зятя заплатил не менее будущий "папашка" (ну, и ментам перепала от него же приличная сумма). Феликс с Лерой при деньгах умотали в неизвестном направлении, а мне предстояла свадьба. Но не сразу. Сначала надо было стать католиком. Это оказалось не шибко сложно: папаша-Адамс щедро отстегивал костелу (надо же у нас в городе был свой католический костел!) и проблем не возникло.
Священник отбурчал своё и вот я уже католик (Париж стоит мессы - а для меня свобода покупалась по той же цене). В другой день его святейшество еще немного побурчал (рекс, пекс, фекс - Аллилуйя!) и мы с младшенькой Адамс можем поцеловать друг друга.
Само свадебное действо было образцово-показательным: это была идеальная свадьба (с точки зрения общепринятых понятий об идеальных свадьбах). Стол ломился от явств, томада (или его католический аналог, впрочем, какая разница?) зажигал, музыку выдавал живой оркестр, гости - цвет общества, всё утопает в цветах. И даже есть кому кричать "Горько!" (а как горько-то!) Сэмэн улыбается и орет каждый десять минут, попутно опрокидывая стопки в два раза чаще, чем звучат многочисленные тосты, и гладя по коленке свою очередную пассию.
Он не был свидетелем - он же мне друг. Но ему можно было кричать горько так часто - он же мне друг. Даже мама приехала из Лондона и я впервые за много-много лет был рад ее видеть. Искренне рад. Старею, наверное.
Первая брачная ночь удалась (я не посрамил условий контракта). А контракт был такой: удовлетворяю жену по самые гланды (другие слова, конечно, употреблялись в официальном документе, но смысл такой), делаю бейбика и…
(Заменить бы иносраное слово "бейбик" нашим теплым: "ребетёнок", но как-то не получается, вот и иносраные слова, оказывается, иногда нужны. Кто бы мог подумать?)
…и живу в счастье и радости как минимум три года, ращу семейство, так сказать.
Хотя женушка сразу начала язвить.
- А знаешь, почему ты сейчас в этой койке кувыркаешься?
- Потому что метко стреляю, - специально неправильно ответил я, чтобы она могла воспользоваться домашней заготовкой (пусть дивчина порадуется).
- Нет.
- А почему по-твоему?
- Помнишь, тогда ты меня лапал на подоконнике?
- Когда именно?
- Не притворяйся, что не помнишь. Твой шаловливый пальчик чуть не залез мне туда, куда я далеко не всех допускаю, а не менее бойкий язычок нашел гвоздик у меня во рту.
У Адамс по телу было много сережек разбросано, плюс три татушки. Но мне больше нравится, когда на девчонках из украшений - только ровный загар (видимо, я чуть-чуть ортодокс).
- Ну, вспомнил.
- Когда ты мне соврал про Лерку, тут-то я и решила: ты на мне женишься и будешь трахать столько раз, сколько я захочу.
- Я тебе не врал.
- Врал! Сказал, что у тебя ничего с ней не было!
- У меня с ней тогда ничего не было.
- Но ты ее любил! Ты думаешь, мы бабы этого не чувствуем? Да у тебя на роже было написано: втюрился как мальчишка. И в кого?!
- А что такое? - поднимаю бровь.
(Давление в котлах паровой машины поднималась, слесарь напряженно смотрел на манометр и утирал грязным рукавом пот со лба. "Только бы сработал предохранительный клапан!" - лихорадочно думал он /хроники затонувшего броненосца/).
- Да знаешь ли ты как она получила это тепленькое место? - кажись, начинается ее звездный час, снотворного нет поблизости?
- Ну и как? - в принципе я знал, что за этим вопросом последует - грязь (где клапан? где клапан предохранительный?).
- Дала директору, разумеется.
Посторонний В. трахал Леру - это не могло уложиться даже в бесконечной башке, а уж тем более в моей - ограниченной черепом.
- Возможно.
- Не возможно, а точно.
- А ты откуда знаешь?
- Я тоже дала директору!
Она засмеялась, я не засмеялся.
Не кстати: диплом я все-таки получил. Абсолютно синий (то есть, там были одни тройки), я даже по физ-ре умудрился схлопотать трояк, а это было у нас очень трудно сделать. Диплом мне очень пригодился: в него удобно складывать всякие важные бумажки и дорогие сердцу фото. Ведь дорогих сердцу фото не может быть много (фотоальбомы - это лишь дань тщеславию, там обычно мало действительно памятного). У меня такое фото всего одно, на нем Лера лежа на животе задумчиво читает книгу, больше никакой одежды на ней нет. Фотографировал я, плюс мыльница (даже без зума аппаратик был). Что в этой фотографии особенного? Во-первых, она черно-белая и это выгодно оттеняет ее в век цветных и жутко безвкусных фото-ляпов, во-вторых, на ней Лера такая какая она для меня… (как не хочется употреблять слово "была"): любимая, рядом, не обращающая внимания на меня (ведь вместе мы провели всю ночь). Вот эту фотографию и оберегает своей броней диплом. А больше он мне ни для чего не нужен (ведь по сути это всего лишь кусок картона - или из чего они там изготавливаются? - со всякими малозначащими словами).
А Сэмэн тоже диплом получил. Я иногда думаю: "А что было бы, если бы Посторонний В. исключил Сэмэна из вуза? Сэмэн бы его убил?" Хорошо, что в фразе там много частиц "бы". В реальности Посторонний В. не исключил Сэмэна - между прочим, за самый тяжкий грех в нашем заведении: за неуплату счета - а Сэмэн не убил Постороннего В.
Аплодисменты.
Пару месяцев спустя (по календарю человечества) и пару вечностей спустя (по календарю моему) я достоверно и точно (к тому же из независимых источников) узнал, что нашими стараниями с малышкой Адамс на свет скоро появится малыш мужеского пола (не, все-таки медицина у нас на уровне - ребенок еще не родился, а его уже на экранчике видно, про врожденные болезни можно узнать - у нашего таковых нет, посему аборта не будет). Мальчик - это наследник, а наследник - это самая важная строчка в нашем контракте с папашей-Адамсом и я решил похерить строчки менее важные. То есть, умотать из этой области пространства-времени незаметно для сторонних наблюдателей.
Плана как свалить у меня не было и я решился действовать по настроению. А настроение на всех частотах вопило: рви когти отседова!
Наскоро собравшись, я попрощался с хибарой Адамсов, так и не принявшей меня в качестве своего (я действительно никак не проходил систему определения "свой-чужой", встроенную в любой уважающей себя дом вместе с привидением). Кольцо я опустил в вазу, которая была "под династию Мин" - там его вряд ли кто-нибудь найдет, разве что не в меру ретивая уборщица. Никому не сказав ни "до свидания", ни "прощай", ни "пока", ни даже "чао", я двинул.
А вот с другом я попрощался. Коротко, без соплей. Мы друг друга поняли. Мы же друзья. А Анюте послал открытку и посылку (бутыль водки) - пусть улыбнется и вспомнит меня добрым словом, а я от него икну где-нибудь на трассе.
Жизнь свою выстроил по одной фразе, давным-давно услышанной от Саввы. Он дрова рубил для бани. Для настоящей бани настоящие дрова. У них вообще всё с Машей настоящее: настоящая изба в центре города, настоящий участок, настоящая корова, настоящие куры и настоящий петух горланит утром настоящее ку-ка-ре-ку. И это в центре города, такого пафосного и дорогого (да, не Москва, но все-таки), между новых многоэтажек и еще более новых приземистых элитных застроек (коттеджи, фазенды, дворцы). А ведь у них нет мохнатой лапы в главзастройпроекте (или как там называется контора, которая решает где и что можно строить, а где и что - нет). Но у них есть настоящие дети, которые своих родителей в обиду не дадут. Потому и стоит настоящая изба в центре города. И всё строиться вокруг нее. А моя жизнь вокруг той фразы, что осталась давно в прошлом по абсолютному времени (я ее даже забыл), и вернулась ко мне в настоящее яркой нитью по моему относительному времени. Вот вокруг какой оси завертелся Джа: "Профукать можно что угодно, - Савва раскалывает очередной чурбан, - только не профукай любовь". Причем, он это не назидательно сказал, очень просто, между двумя расколотыми чурбанами. Но основательно, так основательно, что несколько лет спустя я построился словно дрова в поленицу.
Однако жить, а тем более путешествовать надо было на что-то. Я подвязался доставить кило героина из точки А в точку Б. Героин был горячий. Это надо чувствовать. Бывает горячий ствол (из такого только что кого-то порешили), бывает горячая тачка (только что угнали и перебили номера), а бывает горячим героин. Я не заглядывал в пакет, но так себе представляю его начинку: в основном тальк и лишь сверху пара пакетиков с героином, а быть может, с героином и вовсе один пакетик. Меня задерживает доблестная милиция (которая в курсе моего маршрута). Ой-ти батюшки! У добро молодца какой-то белый порошок! А мы его (порошок, а не молодца) на экспертизу. Что говорят всёзнающие эксперты? В пакетике героин (а значит во всех пакетиках героин - логика аристотельская), а мы его взвесим - ого-го! - целый килограмм. Можно вызывать телевидение, ставить в нужной графе галочку. Раскрываемость растет - премии и лычки служивые получают за заслуги. А тем временем за мной из той же точки А в ту же точку Б совершенно спокойно везут сколько надо килограммов героина.
Я не стал людей разочаровывать: взял билет на поезд "точка А - точка Б" на своё имя (как лох), а сам поехал автостопом. Не один, с одной толкинутой девахой. Чтобы веселее.
Деваха стопила машины, я покупал жрачку и обеспечивал безопасность. Шофер "камаза", подбросивший нас довольно прилично по нужному нам маршруту, смотрел на меня с сожалением: мол, девушка тебе, паря, досталась… и как ты ее только трахаешь? Я лишь молчал, ничего не объясняя. Толкинутая просто всю дорогу с жаром описывала игрушки, жизнь орков, эльфов и хоббитов - есть отчего водиле на меня с сожалением смотреть.
А на счет потрахаться, всё оказалось гораздо лучше, чем я предполагал. Правда она в последний момент поинтересовалась: а читал ли я "Властелина колец"? Но я ответил правильно: только "Сильмарион". Это был достаточный пароль. Партнерша по ложу дальше скучать не дала (она даже на время забыла о жанре фэнтези - настолько живенько всё было). В общем и целом, мое отчаяние вкупе с пораженческими настроениями были раскрашены в бодрые цвета средиземья (или как там это всё у эльфов-гномов называется).
Кто-то в это время сильно напрягался. Не поймали на поезде с поличным наркокурьера - бывает. Нету галочек, нету премий и лычек, контакты "мафия-милиция" затребовали дополнительной денежной смазки.
А пакет я доставил в точку Б с большим опозданием (отыграл роль духа в одной ролевой игре). Но доставил же - пусть деньги дали не те, но отстегнуть пришлось - по понятиям я был прав: спас товар и всё такое... Был один тонкий момент: а вдруг они товар будут проверять, а там тальк. Но пакет с "сургучовыми печатями" авторитетных человечков (в их иерархии, в других-то пирамидах, данные авторитеты - совсем не авторитетны) был невскрытый - так что и тут я был чист, как кварцевое стекло.
Почему у нас такой бардак? У нас - это не только в России, хотя и в России с бардаком - полный порядок. У нас - это практически на всей планете Земля. Почему когда тебе надо найти одного человека среди пяти (6, 7?) миллиардов он (в данном случае она) не находится? Бардак! Мне истово хотелось жить в мире, придуманном Оруэлом, в "1984". Там бы я Леру нашел легко: у каждого свой номер, место жительство каждого индивидуума - определено, шаг влево, шаг вправо - только под контролем. Мечты, мечты… у нас в конце двадцатого века (а ведь позже, позже 1984 года!) полный бардак. Каждый живет где хочет, а при наличии денег так и вовсе может сменить - хотя бы по документам - фамилию, год рождения, пол и прочие "регалии". Бардак! Найти Леру было невозможно: она уехала оттуда, где был я, и приехала туда, где меня не было. И всё, ничего более точного ни сказать, ни узнать, чтобы потом в темноте орать про себя я не мог.
По иннету связываюсь с Сэмэном, но и у того глухо. Пришлось положиться на отчаяние. На собственное отчаяние, на отчаяние моей интуиции. Почему-то она вывела меня к белым стенам казанского кремля. Я смотрел на них как баран на новые ворота и ничего не понимал: зачем я здесь? зачем я? зачем?
Только много позже я проверил свой почтовый ящик и обнаружил письма от Сэмэна, их было три: в первом он сообщал, что Лера в Казани, во втором - спрашивал как у меня дела, в третьем - мать-перемать! - интересовался куда я пропал. А больше писем от него не было. Друг понял, что если я не отвечаю - значит так надо.
Друг.
Но это было много позже той памятной поездки на "восьмерине".
А до поездки была встреча в магазине "Подарки". Я зашел туда, только потому, что мне понравилось название. А Лера зашла туда, потому что ей нужен был подарок для Феликса (у того скоро должен быть день Варенья). Подарок получился для меня: Лера. Я обмер, и старался не показываться на ее зеленые глаза. И не верил своим - Лера!
Чтобы не шокировать продавщицу в отделе, около которого я впал в столбняк, я сразу купил что-то абсолютно мне не нужное вообще и особенно абсолютно мне не нужное теперь и не забрал сдачу. После моих слов: "Оставьте себе" - продавщица больше не волновалась за мое самочувствие (только деньги спрятала и пошла с другим клиентом разговаривать). Тем временем Лера не нашла ничего подходящего (и меня тоже!) и вышла из "Подарков".
Подъем в гору преодолен. Меня по прежнему не замечают. Сам я прекрасно чувствую слежку: у меня хорошая память на лица и неплохое (не хвалюсь!) чутье. Как-то раз наш КГБ (не важно, что название другое) отрабатывал на мне ведение объекта. Итог слежки за мной: все сдающие зачет провалились. Так бывает. Но сейчас следят не за мной - слежу я.
Она села в аккуратненькую ярко-желтую французскую малолитражку. Мне нужно было срочно поймать машину. Улица с односторонним движением - я бросаюсь под колеса первой же тачки с призывно поднятой рукой (ногами своими и рожей я тоже умолял остановиться)… скрип тормозов и бампер "восьмерины" вкапывется в одной сигаретной пачке от моих коленей. Рву дверь на себя и выдыхаю:
- Вот за той тачкой, деньги не имеют значения!
- Понял, - только и ответил водила и втопил по газам, литые диски провернули шины, а шины ободрались, как карандаши в точилке, об асфальт.
Едем.
- Баба твоя? - цедит меж зубов водила.
- Неа.
- Бывшая баба твоя?
- Ага.
- Сейчас с другим?
- Ага.
- Понял.
Едем.
- На Горки катит.
- Что?
- Не казанский что ли?
- Неа.
- Бывает.
Едем.
- Без обид, братан, но ты ее либо мало трахал, либо денег мало давал. Бабе только это и надо: чтобы мужик драл от души и денег приносил.
- Ага.
- Я тебе говорю!
Едем.
- Хорошо водит.
(Водила даже один раз присвистнул от восхищения - но Лера действительно классно водила).
- Ага.
Приехали. |