И выполз из мрака ужас…

Главный герой этой миниатюры появится в самый последний момент. А пока автор по завету великих мастеров прозы попытается описать время и место действия, а также дать портреты второстепенных героев, тем более, что это у него раньше получалось из рук вон плохо. Пришла пора исправить ошибки в биографии. В качестве забытого эпиграфа можно вывести следующее: солнечный свет еще не родился, а звезды на небосклоне не предвещали беды…

Эта история произошла в годы моей юности, тогда и краски были ярче и звуки громче и девчонки моложе и… врать автор более не намерен, музы могут привлечь к ответу и не пустить пастись на Парнас. Всё было таким же как сейчас (и как будет в грядущем), кроме некоторых мелких деталей. Во-первых, тысячелетие было еще вторым, а уже не третьим. Во-вторых, в Казани существовало предприятие Свияга, на котором работала бухгалтером моя мама. Теперь от завода остались рожки да ножки, а на обанкротившихся площадях развернулся технопарк "Идея". Но тогда оборонный завод еще не обанкротился и у этого славного предприятия имелась база, где летом отдыхал рабочий коллектив. А питались солнцем водой и чистым воздухом заводчане в чудных местах, где протекает сказочная речка Мёша (автор зело любит букву "ё" и разбросал её по данному повествованию щедрою рукой). А куда впадает Мёша? В Каспийское море… нет. В священную реку Ганг? Тоже нет. Можно, конечно, на карте посмотреть, но и без этого с высокой дозой вероятности можно предположить, что Мёша впадает или в Волгу (которая как и Ганг тоже священная река и называлась по непроверенным данным в стародавние времена не иначе как Ра) или в Свиягу. А уж потом в Каспийское море. Мёша речка неширокая, течет несколько быстрее свой старшей и могучей сестрицы Волги, но не так спешно, как это делают бесшабашные горные речки. Порогов на Мёши нету, а вот перекаты есть, конечно, и на них можно найти себе приключений, но это уж если постараться.

Погоды тогда стояли чудные. Да и было лето, в отличии от того безобразие, что климат нам пытается выдать за зиму (минус тридцать, северный ветер, зябко до нецензурности на языке). Не удивительно, что я с удовольствием возвращаюсь в прошлое, где балом правят июльские зной и благодать. Сколько же нам было лет? Сначала надо определить кому нам. Нас было трое, почти как мушкетеров без гасконца и миледи. Саша повыше и блондин, Паша пониже и брюнет, я – где-то посередине. Конечно, мы тянулись к девушкам, но эти ветреные создания - естественно - не отвечали нам взаимностью. Так часто бывает, когда вам больше 10, но меньше 20. Возраст переходный. Трудно вообще и на территории амура особенно, ибо добродетельные красавицы склонны мечтать о принцах на белых скакунах, а порочные девицы строят варианты при участии поклонников на белых мерседесах (уже не воздушные замки, а скорее, объекты бытия с саунами и джакузи), но и те и другие мечтают о мужественных и соответственно зрелых джигитах. А мы были неопытны и юны (недостатки очень быстро проходящие), посему больше играли в тысячу на троих. К слову, преферанс пришел в нашу жизнь чуть позже, а сейчас я уже и запамятовал: какого это несколько дней подряд резаться в тысячу. А слушали мы тогда больше всего – как сейчас помню – родоначальников электронной музыки – группу "Крафт верк", а совсем не "Битлз", "Дип пёпл" и "Пинк Флойд", или "Машину времени", "Кино" и "ДДТ". Пристрастие к примитивным текстам и простеньким ритмам "Крафт верк" я не берусь как-то осмыслить. Нам просто под эту кассету было клёво (еще одна буквица "ё" в копилке).

Разумеется, мы не только играли в карты на природе. Мы еще купались, загорали, плавали на лодке, удили рыбу и ходили в лес собирать грибы-ягоды. Я как особенно злостный лентяй больше любил не собирать дары леса, а пожирать их, а например, к рыбе и вовсе относился с прохладой. Почему? Потому что если рыбалка дневная (то бишь никакая), то ее еще можно как-то пережить, а вот если вставать надо в немыслимые пять часов, то тогда пусть вся рыба мира плавает себе где хочет, а я буду видеть цветные сны.

Вот и вышло, что на очередную - и конечно, самую лучшую - рыбалку всех времен и народов пошли только двое мушкетеров без шпаг, зато при веслах, которые определенную синкопу в этом произведении разговорного жанра сыграют. Тьма надвинулась со стороны Каспийского моря… Нет, всё было проще: ночь еще не рассосалась, когда мои други вышли на поиски пресноводных карасиков и окунишек. Позевывая и разгоняя на прохладе молодую кровь, они довольно быстро дошли до спуска к Мёши, где мирно покачивались лодки. Ключ от одной из них был загодя взят, и накрученная на него деревянная бобина – чтобы не утонул – оттягивал карман или Александра Юрьевича или Павла Николаевича… на этом месте нерусские читатели точно заснут (это еще с Толстого повелось: как напишет автор нетленки имя и отчество пары-тройки-шестерки героев своего очередного романа, глядь - а половина иностранного контингента писателей уже позевывает от прочитанного и начинает кемарить), а мы проснемся и с еще большим вниманием будем следить за начинающейся кульминацией. По законам природы чем ниже спускаешься, тем темнее становится. А моих друзей и без того окутывала мгла, которую не могли разогнать ни светляки (они у нас не особо и водятся), ни фонари (их на тропинке, ведущей к лодкам, не имелось вовсе). Звуки, на которые днем и не обратишь внимание, в подобном контексте воспринимаются угрожающими. Вот кто-то сипит в кустах, а вот кто-то плюхает в воде - совсем близко! - а вот кто-то препротивно ахает в чаще леса. Мороз по коже, холодные стада мурашек пробегают по спине… и тут случилось самое страшное. На пути моих друзей выросло Это.

Точнее будет сказать, что Это мои друзья нагнали. Они спускались по деревянным ступенькам лестницы (не очень ровные и не очень прочные), а может быть, ступеньки и вовсе были земляные, я достиг такого возраста, что уже начинается склероз и некоторые обстоятельства буйной юности начинают выпадать в нерастворимый осадок, из которого фактов не выдоишь. Тем не менее, какими бы не были ступеньки, дальнейший путь по ним к лодкам преграждало Это. На фоне всеобщей темени неопознанное Нечто было наиболее черной кляксой, чернее антрацита, чернее сажи, чернее угля в темной-темной шахте, куда не подается электричество и где нет шахтеров с фонариками, в общем Это было настоящее абсолютно черное тело (вся наша мушкетерская троица в последствии поступила на физфак КГУ, а сие обстоятельство определенным образом выгибает извилины). И что страннее, что страшнее всего: этот сгусток тьмы еще и издавал потусторонние звуки! То ли хрипел, то ли угукал, с перепугу и не разобрать. Надо отдать должное мужеству моих друзей (напомню, что я позорно дезертировал и в это судьбоносное время подвигов спокойно дрых в теплом и уютном домике), они не побоялись попробовать отогнать Это веслом. И – тут всплыла еще одна жуткая деталь – Это оказалось мягким! Значит оно живое!! Черное, сопящее Нечто живое! Однако отступать было поздно. Позади Казань. Впереди рыбалка… наверное, два мушкетера перепрыгнули бы Это. Но глаза моих друзей несколько адаптировались к окружающей темноте… а может быть, это воображение решило дорисовать то, что ранее было невидимо. В общем, клякса приобрела очертания… бр-р-р!

Однако не успев опознать объект, мои друзья потеряли с ним всякий контакт, ибо Это ломанулось в кусты с грохотом, который не каждый танк на форсаже выдаст.

Возможно. Повторю: возможно, это был ёжик (по габаритам совпадает). Но тогда кто крушил и ломал кусты, кто ломился через них, испуская звуки, какая не каждая танковая колонна вытянет? Возможно, что ёжик, ретировавшись от моих друзей, вспугнул еще кого-то – предположим собаку (что делала собака у реки, правда, не ясно). И вот она уже ломилась и шумела как водопад Ниагарский.

В последствии логика и юношеское воображение все-таки во взаимной борьбе высветили правильную парадигму: Нечто – было ёжиком. А что же рыбалка? По-моему, эта история оказалось более весомой, чем тот улов, что добыли мои друзья в Мёше. И долго они еще меж собой перекидывались недоступными мне фразами: "А помнишь ёжика?" Ёжик стал притчей во языцах (слово культовой вошло в лексикон несколько позднее). Конечно, я кусал локти, но то делать, за правом пользоваться собственной ленью надо платить несовершенными героическими деяниями (о сколько пафоса подогнал).

За кадром остались ощущения самого ёжика. Ведь он - бедолага! - о плохом не думал, когда выходил на какой-то свой ночной промысел. Спокойно обделывать темные делишки ему не дали двое дылд, которые свалились как снег на голову, и стали тыкать чем-то длинными и деревянным. Мертвыми деревьями в живого ёжика! Кошмар! Ужас!! Есть от чего ломануться в кусты. Зато и ёжику было что рассказать своим корешам…

<<<на Эссе