Переход
сегда ушел мой кот. Когда я уже прошел курс лечения от алкоголизма. Когда я разругался с последним Светом Моих Очей. Много позже того момента, когда я выпил последнюю свою бутылку водки. Еще позже того, как я проснулся и не знал ни где я нахожусь, ни зачем я здесь. Короче после бурно-пяьно-бесплодного периода моей жизни, я прилетел в столицу страны, где я родился еще до всех этих нелицеприятных событий. Столица встретила меня равнодушно, не было даже фискальных вспышек фотоаппаратов вездесущих папарацци. Даже они забыли кто я такой. Что уж говорить обо мне самом. Метро поглотило меня и уже было выплюнуло на нужной мне станции из своей глотки, но тут я услышал, увидел, ощутил присутствие музыки. Две девушки играли и пели. Одна была высокой, в кожаной куртке и с браслетом на клепках, она вырывала аккорды из старенькой акустической гитары, другая пониже, в чем-то замшевом, но с более изящными чертами лица, пленяла окружающий мир скрипкой и бархатным голосом. Хотя я сам себе льщу, я никогда не слышал бархатного голоса, точнее я не смогу определить, что данный голос таковым является, я даже не отличу семь нот друг от друга. Я полный идиот в мире звуков и признаю это честно. Но я люблю музыку, как слепой щенок не видя своей матери, любит ее и думает, что это весь мир и что этот мир очень теплый и мягкий, дает молоко, поэтому очень хорош, и будет таким всегда. Музы не были лесбиянками. Я бы это почувствовал. Хотя могли бы сойти за розовых в специальном клубе. Но они не были в специальном клубе, они зарабатывали на жизнь или на консерваторию, или на жизнь в консерватории, в этом переходе метро. Вынув наушники, я освободился от цифрового звука и окунулся в живой ветер человеческо-деревянных вибраций, за человеческие отвечали связки девушек, за деревянные - округлые торсы их музыкальных инструментов и пальцы, я чуть не забыл про пальцы без которых этого волшебства бы не было. Когда песня оборвалась, я достал из кармана брюк (не выношу бумажники как класс) купюру в сто очень твердых валютных единиц и протянул высокой. Этого было много, даже для самого богатого города нашей бедной страны. Но это было самое малое, чем я мог им быть полезен. На вопрос чего угодно барин, я со смехом ответил: "Если угодно музам, то пусть добавят лучик солнца золотого в этот сумеречный мир". Она добавили. И добавили так, что вокруг даже образовалась пробка. Пробка из в целом равнодушных ко всему коренных жителей и всякой лимиты, которая тоже спешила по своим лимитским делам, даже быстрее "коренных". На беспорядок, точнее на отсутствие порядка тут же слетелись представители власти. Один был умудрен опытом работы в подземелье, другой был еще стажером и стажерское молоко еще не обсохло на его пушистых губах. Тут же люди вспомнили о делах и об отсутствии кое у кого регистрации. Толпа поредела. Я чем-то не понравился столпам закона и у меня спросили документики. Я дал. Мой дипломатический паспорт не внушал доверие опытному. Ему изменяет жена, я знал это так же точно, как цифру ускорения свободного падения. Стажеру, когда он женится (если женится) тоже будет изменять жена. Его величество представитель власти в этой дыре поинтересовался чьим все-таки подданным я являюсь (то есть прямо сейчас). Я сообщил, что хоть ужеи не живу под одной крышей с принцессой Средиземья (я многое что не делаю "уже"), но брак еще официально не расторгнут, не будет расторгнут скорее всего никогда. Посему я еще числюсь в рядах верных подданных Средиземья. А родился я в трущобах Зеленого Дола, что в стольких-то километрах отсюда. Стажер заулыбался. Опытный и на сей раз не поверил (а я ведь не врал, даже насчет трущоб). На мое счастье из чрева метро появилась стайка девушек, просто мечтающих стать фотомоделями. Я повернулся к ним в профиль. Он классический дальше некуда. Но этого было мало, чтобы затормозить будущих героинь подиума (или постелей так и не приведших туда). Но они его узнали, по контрасту с фоткой Дивы, у ней профиль неклассический, но она является признанным авторитетом для тех, кто хочет стать том-моделью, ее лицо способно продать обыкновенную сметану в качестве самой модной косметики за очень дорого. Мы с Дивой засветились во всех журналах и газетах со светской хроникой два месяца назад и оккупировали там самые сладкие развороты. Меня обступили с блокнотиками и потребовали автографы, но девчонки уже не были незрелыми в некоторых вопросах, и до того, как достать блокнотики узнали тот ли я К.К. Я обнадежил, что тот самый. Потом расписался где было нужно. Потом соврал на их вопросы о Диве. Я не стал говорить, что она лечилась в той же клиники что и я, только в другом корпусе (для наркоманов), я не стал говорить об ее пристрастии к… Я не рассказал о нашем разрыве. Факты, в которые я завернул макароны, коими обвернул прелестные ушки барышень, прошли все виды цензуры и содержали лишь проверенную дезу. Пусть не я разочарую их в жизни звезд. Опытный тем временем решил, что если я тот самый К.К., то у меня вполне может быть дипломатический паспорт, жена принцесса и пару бумажечечных денежечек для его любовницы (он тоже изменял жене). Но бумажек я ему не дал - пусть зарабатывает на ком-нибудь другом, а не на своем соотечественнике. Мне отдали документики. Я отдал честь (по-клоунски). Они ушли. Я остался вместе с музыкой. Ни чуть не смущаясь, я стал обходить с коробкой жидкие ряды слушателей и осыпал их бессмысленными слоганами: "Мы собираем деньги на срочную операцию. У вождя в мавзолее выступила бородавка на интимном месте. Требуется срочное хирургическое вмешательство. Подайте во спасение престижа державы!" У проходящих ультрарадикальных патриотов я клянчил деньги уже на восстановление памятника одному ублюдку (очень правого толка), запятнавшему себя кровью. У дальних провинциалов (я их вычислил примерно так же профессионально, как и представители закона пятью минутами позже) я собирал деньгу на восстановление Клуба любителей идиосинкразии (они не знали что это такое также как и я, но мольба в моих глазах озвучилась мелочью упавшей в коробку - а значит я могу не только писать хорошие тексты для театра, кино, комиксов и телевидения - о литературе молчу, не мне судить - но и могу кое-чему научиться у своих подружек актрис). Девушки сегодня перевыполнили свой переходный план и заработали на только на мороженное, но и на хлеб. И даже на водку, если, конечно, они предпочитали водку (так же как я) мороженному, хлебу и всему остальному. Впрочем, о чем это я - вода, только вода существует для меня и имеет значение. Я повтори эту мантру пять раз, но легче мне от этого не стало. Но этих денег было явно мало, для того чтобы… - мне позвонили и я отвлекся. Сказав в мобильник: "А кому это надо?" и потом: "А я в метро и никуда отсюда не уйду, вам надо - вы и подъезжайте к Воскресенской станции", я вернулся к музыке. Через четыре песни к нам явились люди в костюмах, заслоняющие других людей в костюмах, оберегающих свои контракты. Я подписал не глядя "нужные бумаги" и они отвалили, мысленно пересчитывая прибыль, которую они получат за фильм по моему сценарию. Зря. Он провалится (не потому что сценарий будет плох или режиссер не доработает, или актеры не сыграют так… просто он провалится, это же очевидно). Очевидно всякому сумасшедшему как я, но совершенно непонятно людям в нормальных, дорогих, модных костюмах. Я так и не тронулся с места, пока девчонки играли. Но заканчивается всё, даже вечная музыка. На прощанье они любезно согласились взять мою визитку на которой написан телефон и вся моя биография в двух словах, снабженных и подробной репутацией: "К.К." Я не забуду этот переход никогда. Они быть может уже завтра. Хотя вряд ли - визитка помешает это сделать по крайней мере неделю или даже дней восемь (или в худшем случае не визитка, а бумажка с двумя нулями - но я не верю в продажность муз, поэтому отбрасываю это предположение в корзину - там ему самое место). А потом все будет зависеть от вот чего: будут ли живы девчонки, буду ли жив я, позвонят ли они, возьму ли трубку я, что скажут они, что скажу я, и наконец самое важное: где будет фортуна и ее чудное настроение (они же иногда тоже живут порознь). |
Copyright © 2000-2001
Сергей Семёркин