|
Квартирантка
Сталинка, дверь, подъезд, лестница. Запах мочи ударяет в нос.
- Да, пахнет, не ахти, но сама понимаешь, центр, люди пьют пиво, а туалетов всегда не хватает.
Пара поднимается по пролетам, пролетам широким, кажется, по таким можно подняться до небес (на самом деле - не выше пятого этажа). Впереди, на правах проводника, через две ступеньки шагает парень неопределенного возраста между 20 и 30 годичными кольцами на спиле (хотя у людей возраст не по спилу определяется), одет в черное простое: майка, брюки, кроссовки, легкая щетина оттеняет щеки, нос длинный с острыми крыльями, как спойлер у гоночных болидов рассекает воздушный поток, на носу очки, что фильтруют свет солнца и глаз не разглядеть (но, наверное, они кроме передачи цветовой индификации радужки еще и умные). Она пробудет на прочность каждую ступеньку запредельно оранжевыми ботиночками, из них на свет белый посмотреть высовываются носки яркой расцветки, но всю гамму не разглядеть - джинсы порванные и протертые перспективу ломают, ноги длинные чуть худоватые, выше узкая талия в ремне, майка с панковской группы портретом, грудь вполне полновесная, свободная от бюстгальтера оков, на руках загорелых нет фенечек, но на одной шрамов паутина, на другой - напульсник кожаный с металлическими блямбами, лицо упрямое и в то же время доверчивое, глаза чуть раскосые большие, волосы слишком короткие, то ли были дреды, с которыми пришлось расстаться, то ли в момент роковой девчонка постриглась наголо и сейчас последствия эксцесса сглаживаются, подробности под бейсболкой козырьком назад, в ушах сережек слишком много, чтобы можно было их сосчитать одним взглядом, за спиной рюкзак, но это мало кого волнует.
- Зато центр, центральней некуда, и до остановки минута ходьбы. До Универа вообще пешком пять минут. Правда, этаж четвертый, так что бегать вверх-вниз придется немало, зато форму не потеряешь, не зарастешь жиром.
Девчонка фыркает (такая не зарастет).
- Череп человек душевный, когда не пьяный и не вмазанный, а не пьяным и не вмазанным он не бывает никогда. Так что денег в долг ему не давай ни при каких обстоятельствах. В случае чего, ссылайся на меня, он сразу отстанет. Если не отстанет, звони мне на трубу, или делай вид, что звонишь. А вот и дверь в апартаменты.
Парень звонит. Звонит еще раз, настойчивей. Звонит непрерывно с минуту. Потом отжимает язычок замка тонкой металлической пластинкой, что по совместительству является ключом в его собственный современный подъезд с домофоном (но далеко отсюда, на окраине).
- Милости прошу, заходи, чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты за это удовольствие будешь мал-мала платить. Халява развращает, знаешь ли. Сейчас будем искать Черепа.
- Может, его дома нет.
- В такой-то час? Здесь где-нибудь валяется. Ну вот, что я говорил. Собственной персоной.
На кухне, привалившись к стене полусидит полулежит худой костлявый юноша в джинсах и без всего остального, копна волос на голове слишком густа, чтобы разглядеть особенности собственно черепа, посему непонятно, за что ему дали такое прозвище. Глаза его не здесь и не сейчас. Посредник щелкает пальцами перед носом Черепа - результатов ноль. Тогда в ход идет чайник, струя из его носика смачивает гриву Черепа, раздается сердитое "пошли все на… я отдыхаю!" Но глюки не уходят, а почему-то продолжают жестоко лить воды потоки сверху.
- Илюха! твою мать! чо кайф обламываешь? - чувствуется врожденная интеллигентность Черепа, ведь в целом предложении он обошелся без неопределенных артиклей.
- Квартирантку я к тебе привел. Зовут Мамонтенком.
- Я Олененок.
- Главное она будет платить за комнату. Надеюсь, с первых денег, что ты с нее получишь, мне долг частично вернешь, - глаза Черепа еще не до конца понимают, хотя слово деньги несколько оживило их. - Я говорю, долг частично мне погасишь. Не вздумай ее на иглу посадить, у нее папа авторитет. Кого он авторитет, Мамонтенок?
- Мамадышских.
- Не слышал о таких, что говорит, скорее, о моей неинформированности. Понял, Череп? Никаких наркотиков младой натуре не давать! И не домогайся сексуально, если она, конечно, этого сама не захочет. А то мы тебя потеряем, мне будет очень жалко приходить на могилу своего должника, я даже поскуплюсь на цветы. Череп, ты все понял?
- А траву она курит, трава не наркотик…
- Ты куришь траву?
- Неа, лучше водки
- Наш человек! - Илюха восхищается.
- Пойду ванну приму, намочили всего, темные люди… - бурчащий Череп проскальзывает из нехозяйскоприимной кухни в сень благостную ванны.
- Пошли твою комнату смотреть, - парочка углубляется в недра огромной квартиры. - Вот видишь, замок надежный. Запираешься и посылаешь всех, кто хочет вломиться, дверь крепкая, такая выдержит годичную осаду. Тут и засов есть. Ничего ценного не оставляй, потому что ключи от замка терялись, у кого их только нет, впрочем, ничего ценного, кроме собственно тела, у тебя и нет.
- Спасибо!
- Ой не благодари, а то я расчувствуюсь, начну лапы свои грязные к тебе тянуть. Но чувствую, Мамонтенок, что человек ты проблемный и родители твои тут ни причем, проблемность в тебе самой, но объяснить вразумительно я это свою предчувствие не могу, но на всякий случай удаляюсь. Нет, поцелуев прощальных не надо. Глупая неформальская привычка. Целоваться надо с любимыми и больше ни с кем.
Посредник удаляется, захлопывает за собой входную дверь. В подъезде не перестало пахнуть мочой. Центр.
Две похожие хрущевки-близняшки. Парочка ныряет в левую, если смотреть с юга.
- Да, это не центр и не сталинка, до остановки пять минут быстрым шагом, но у тебя же ноги длинные, дойдешь за четыре. Зато этаж второй, да и лестницы короткие, мочой, опять же не пахнет, да и хозяйка душевная, не пьет и не колется, зато обогреет, накормит. Лепота. Уже пришли.
Илья звонит в дверь. Через малое время раздается "хто там?".
- Тётя Даша, это Илья, квартирантку вам привел.
- Заходи, мил человек, карточный долг когда вернешь? - дверь открывается, но это не значит, что открыт проход - его занимает крупнокалиберная фигура могучего сложения, руки женщины способны остановить на полном ходу БТР, разломать горящий ипподром вместе с терминатором, в данное время они чуть припорошены мукой.
- Так я же не вам должен.
- Квартирантам моим, а они уже мне.
- Тогда сегодня.
- Дело хорошее, - вот теперь можно и внутрь пройти, тётя Даша колыхнулась и снялась с места (она больше пароход, чем просто нетто).
- Вот знакомьтесь, Мамонтенок.
- Я Олененок.
- Это фамилия такая что ли?
- Отчество.
- Не трогай папу!
- Ах да, папа у нее серьезный человек. Авторитет забыл кого.
- Мамадышских.
- Все время забываю это простое слово. Так что, тётя Даша, вы уж как-нибудь вразумите узбеков своих, что лучше грабли свои держать от этой девчушки подальше, а то вернуться они на родину раньше срока и в тесном деревянном купе.
- Что ты стращаешь, как будто я допущу насилие в своем доме! Блины будете?
- А должникам дают?
- Ты же не мне должён.
Все трое протискиваются на кухню, где Илья и Мамонтенок лакомятся блинами с пылу с жару.
- А по-простому, без выкрутасов, как тебя зовут? - интересуется тётя Даша у Мамонтенка, между делом (она пополняет не успевающую падать - руки голодного молодняка быстро выхватывают строительные блоки - блинную башню новыми толстыми кругляками).
- Жанна.
- Хорошее имя и негоже его стыдиться.
- Я не стыжусь, оно мне просто не нравится.
- А блины?
- Очень вкусные!
- Угу! - поддерживает Илья, он только что обмакнул один такой в вишневое варенье и затолкал в рот.
Лавочка. Центр. Парочка пьет пиво из одного полуторалитрового баллона.
- Бедовая ты все-таки девчонка, Мамонтенок.
- Я Олененок.
- Все равно бедовая. Поселил тебя у Черепа, так он умер от передозировки, так и не отдав долга. У тёти Даши недели ты не прожила, как всю ее квартиру - чудо архитектуры времен оттепели - сдвоенную во времена дикого капитализма затопило сверху, да так, что у хозяйки инфаркт случился.
- А ты ей денег не отдал.
- Не ей. Отдам. Карточный долг - это святое. Колесо кармы, мне не отдали, я не отдал. Только я жив, значит придется вернуть. Может, тебе к родителям в этот… Мамадыш?
- Неа.
- Тогда даже не знаю куда тебя, мне своих друзей жалко. Ты какая-то брутальная девица, у тебя не рюкзак, а ящик Пандоры.
- Не нагнетай, - пиво передается из рук в руки.
- Впрочем, есть один вариант. У меня матушка уехала из нашей республиканской столицы в столицу всея российской федерации, так что хата свободна на три месяца как минимум, а в перспективе на целый год. Живи у меня, денег я с тебя брать не буду, но яичницу жарить обяжу контрактно.
- Письменно?
- Поверю на слово.
- Носки сам будешь стирать.
- Помилуй, Мамонтенок, мы же даже не муж и жена. Да и вообще у нас машина стиральная автомат этим извратом занимается, - снимает с головы Жанны бейсболку, треплет ее по отросшим волосам. - Обрастаешь, Мамонтенок!
- Олененок.
- Ну какой ты Олененок? Да, и самое главное, не более одного кавалера в ночь. А то я существо высокоморальное, могу и разлагаться начать от обилия разврата и порока. Со своей стороны гарантирую отсутствие третьей девушки в моей комнате в темное время суток.
- А вторая кто, я?
- Не надейся! Впрочем, у меня и одна барышня - редкий гость, но я оптимист и не исключаю позитива из своего будущего.
- А почему такая несправедливость, тебе можно с двумя, а мне только с одним?
- На правах хозяина имею привилегии. И никакого панка после одиннадцати.
- Да ты, Илюха, деспот!
- За мягкотелой внешностью скрывается тиран.
- Шекспир?
- Авторское, не только в Мамадыше стихи слагают.
За такими беседами пиво допивается и возникает вопрос: куда пойти отлить. Благо - вокруг центр, полно подъездов, кустиков и даже елей.
А в декабре Илья сломал ногу. Спускался с не такой уж и высокой горки, но не удачно заложил вираж - в итоге закрытый перелом. На собственной свадьбе он не носил невесту на руках. Только кружил на месте. Мамонтенок смеялась. Ее волосы успели отрасти настолько, что удалось их оформить во вполне приличное каре, белое короткое платье, светлые волосы - его черная челка, падающая до бровей, черные строгий костюм, черный ботинок рядом с белыми бинтами гипса. Черное и белое, инь и янь. Умные выходят замуж, а дураки женятся - афоризм, наверняка придуманный каким-нибудь холостяком-неудачником.
<<<на ё@Моё
|
