Капельки боли
На вершину мы пошли веселой компанией, а уж кто с нее вернулся, те в цирке не смеялись.
Поначалу-то как и все остальные беззаботные отдыхающие на горнолыжном курорте мы - одиннадцать молодых и счастливых…
Катались, ну и кое-что еще, что с этим глаголом рифмуется, но это преимущественно по ночам, хотя Алекс с Региной они и днем и вечером и утром уединялись в номере. Медовый месяц, ничего не попишешь.
По трассам распределялись так: сладкая парочка - влюбленные Регина и Алекс - двумя шариками разноцветной ртути потихоньку скользила по зеленым (детским). А зачем этим жертвам Амура виражи? Правильно незачем, примерно также, как цистерне с пивом - дождь. Наверняка, у них скоро детишки народятся, вот тогда родители перейдут уже на трассы синие.
На синих катались "безжеребцовые" девчонки Вика и Роза - жгучая брюнетка оттеняла натуральную блондинку, и как их не украли местные гномы? Видимо, все сидят на наркотиках и скучно дремлют в своих зеленых видениях. Такие вот суровые бородатые типы. Стас тоже пытался ухлестнуть за… интересно, а за кем больше? Спросить не успели. Но для такого опытного экстремала - "хоронить" себя на горках для покатушек новичков - это себя не уважать. Вот он и дергал на трассы помеченные черным цветом.
Но между черными, где тусовались наши самые-самые: Стас, Витя, Анвар, и синими трассами были еще и красные, там снежок уминали Лера и Матвей - гонялись друг с другом серьезно и не всегда слабый пол уступал первенство. А еще и Лиля брала на себя повышенные обязательства и гламурно, спрятав свои светло-серые глаза, в которых потонул ни один авианосец со всей командой, за ультрамодными затемненными очечками, скатывалась там, где ни за что и ни при каких обстоятельствах не спустилась бы в своей обычной обувке - фантастически высоких и таких же нереально тонких шпильках. Ну и доигралась, конечно, растянула лодыжку и все остальные дни потягивала мартини в застекленном ресторане и отстреливалась от преданно дышащего на нее инструктора Флора, который яростно манкировал своими прямыми обязанностями. Кажется, его даже уволили.
Саша тоже выбирал красные спуски. Не надо путать Сашу и Алекса, хотя оба они и Александры. Саша он во первых не женат, а во вторых не собирается. Тяжелый у него был период - собирал разбитое сердце, посему пил неразбавленную водку вечером, а по утрам иногда забывал бриться, от чего становился только привлекательнее, но все "падающие" вокруг носовые платки оставлял без внимания. Холодок цинизма в его зелено-карих глазах не могло растопить бесшабашное солнышко примерно также, как все эти живописные вершины в белых беретах, что весело взирали на "муравьев-лыжников" вокруг гостиницы. Да, но об одной из них нужно сказать особо.
Матвей, как самый продвинутый в области электронных болванов, нарыл где-то на просторах сети, или в приватных форумах, или еще где-то интересную информацию. Никто, повторяю: никто, не скатывался с одного жутко привлекательного спуска с горы Буча. А почему непонятно - гора не шибко высокая, не ядрено крутая, не прикормившая за всю свои историю огнедышащего дракона, который бы охранял ее сон. И спуск там есть - цимус, как выражаются некоторые, а вот ни подъемников, ни ажиотажа, ни завалящей фотки в сети нема. Странно. И интересно до колик любопытства.
- Так в чем же дело, айда ее сделаем? - загорелся Стас.
- Вот и я говорю надо что-то с Бучей решать… - Матвей сверкал минусовыми очками и что-то пробивал по своему яблочному ноутбуку.
- Я туда ни ногой! - выразило свое решительное "фи" плану покорения непокоренной холодной девы Лиля.
- Особенно левой, - подначила ее Лера и девчонки надолго ушли в разговор из разряда "а кто тут не беременный?!".
Пацаны как более романтичный народ стали решать сколько нужно водки, чтобы и туда было не скучно и обратно весело. Надо сказать, водки мы взяли достаточное количество.
Теперь - только теперь! - надо упомянуть главную героиню действа: погоду. Эта ветреница обманула ожидания - по всем каналом прошла убаюкивающая елейная сводка: "Всё прекрасно в этом лучшем из миров". А на самом деле прекрасно было далеко не все, особенно в области горы с хрестоматийным названием Буча. Снег на ее тупой как свиное рыло вершине держался на честном слове и крыле какой-нибудь эзотерической бабочки где-то в Новой Зеландии, которая сидела-сидела, грела попу и всё остальное, а потом возьми и махни…
Цепочку из нас - десятерых молодых и смелых - накрыла лавина. Что ее сорвало - матерное слово Алекса, проделки злобных троллей, или банальный перепад температур в точке образования фрактала - сие неведомо. Зато следствие понятно всем: клубы белой ярости смели беззащитные перед стихией фигурки туристов в ярких и разноцветных комбинезонах.
И закрутило каждого, и каждому выдало по билету. У кого-то билет был белый, у кого-то наоборот. Лера не сдавалась и сопротивлялась до последнего, тянулась вверх, рвала безжалостную пелену перчатками, но не поднять ее было не то что девичьим рукам - домкрату гидравлическому… Дышать, дышать! А воздуха нет, и вот уже темнота окрашивается розовым, этот цвет для букета роз выставить или для открытки любовной. А он где-то там разлился, под рыжими локонами. И вспыхнуло последний раз. И неслышно и невидимо посинели девичьи губы.
Стас дольше всех ускользал от молота - он скорее летел, чем спускался по таким кручам, что и в классификации для них клеточку не придумали, но не убежал. Накрыло и измочалило о камни, наст, напильник из стволов елей. Белые всепроникающие щупальца вывинчивали ёлки из своих гнезд, и в этом елочном гробу Стас и успокоился навсегда.
Витя - рубаха парень - принял лавину на грудь, он защищал Розу и Вику он защищал тоже. Он не отступил, не сдал рубежа, но даже большего сердца не хватит, чтобы сыграть со смертью в орлянку. Как в одноруком бандите завращало три тела и выпростало на экранчик три раза зеро, и некому было на это смотреть.
Даже на глубине шести метров электронный навигатор Матвея продолжал работать. Он четко принимал сигналы со спутников и определял местоположения своего хозяина. Уже мертвого.
Алекс с Региной - два сапога пара, они бы любили друг друга и умерли в один день, как и клялись перед алтарем. Но вышло по другому. Алекс из последних сил рвался к повороту тропы, как будто знал, что за ним спасение. И Регину за собой тянул - они первыми в цепочки шли, всех обогнали и рвались к какой-то только им ведомой цели. И оторвались от основной группы и когда лавина свалилась сверху, как белоснежная рысь, были метрах в сорока от того, что вскорости стало братской могилой. И успели завернуть. А там то ли выщербинка в теле горы, то ли выдавленный прыщ - в общем можно притулиться и надеяться на лучшее. Только вот незадача - места в "лавиноубежище" только для одного. И Алекс - как более сильный, впихнул Регину в этот пенал. И держал до тех пор, пока его самого не унесло в туннель, из которого никто не возвращается. А Регину несколько позже найдут спасатели… и решат, что у девушки шок, много позже этот шок не сможет вылечить даже очень дипломированный психиатр.
А Анвара ждала дома жена с маленьким Арсланом. Да, Арслан Анварович орал где-то далеко на Родине, а может этот ор был своего рода молитвой - папка вернись! Анвар и не поехал бы кататься, какое уж тут катание, но без него всю компанию не смогли бы устроить в гостинице по божеским ценам. Длинная эта история и не к месту сейчас нашу казанскую диаспору и взаимоотношения внутри нее вспоминать. Анвар должен был завтра вылетать с курорта. А уехал много позже с грузом 200 в цинковых саркофагах. Но то позже, а покамест еще ничего было не решено. Так же как и всех Анвара подхватили могучие белые руки, так же отутюжили под сыгранную в быстром ритме мелодию "море волнуется раз, море волнуется два, море больше уже никогда не будет волноваться"… Как он выбрался, как ходил и друзей своих кричал, как до крови обдирал ладони, выкапывая - по едва заметным приметам и без таковых - товарищей, только не выкопал - снега было столько в коктейле смертельном намешано, что не разгрести одному и не отделить живого от неживого. Об этом он никогда не рассказывал.
А что же Саша? Вот теперь и пара для главной героини - погоды - нашлась, и главное совсем не климат… нет, так уж вышло, что не по своему желанию Саша - обычный человек из мяса, костей и мозга, которые плавают в мешке на 70 процентов состоящем из воды, становится главным героем истории. А начиналось усе так же как у других: палки-лыжи в ошметки, ботинки клацают и выпускают из пасти обломки ненужные лыж, и крутит, крутит Сашу каруселька такого аттракциона, что самостоятельно на него никогда не вскарабкаешься. Только маршрут другой. Не как у всех. Эксклюзивный. Вынесло и бросило Сашу к периметру жутко секретной военной части без номера. Даже генералы российские с очень большими кокардами и широкими фуражками о данном объекте ничего не знали, вроде как и нет его на карте. Может, поэтому с горы Буча и не скатывались лыжники? Да кому уж теперь какая разница до столь мизерабельных подробностей. И посты вокруг части были и видео наблюдение, и кое-что еще, чего нам не понять, а вот ведь как бывает: хриплый полукрик-полустон Саши услышали вовсе не часовые или микрофоны наблюдения, а медсестра Зина, которая была, так сказать, в глубоком тылу. Впрочем, иногда акустика в горах и не такие выверты выделывает.
Медсестра вздрогнула, услышал первое тихое "помогите!". Сначала Зина подумала, что это белая горячка подкралась незаметно - девушка давно не употребляла ничего кроме спирта медицинского, очищенного и на счет горячки опасения ее были обоснованы, но уж больно жалобная "белуга" помощи просит. И снова раздалось непонятное "помогите". И тогда Зина пошла к любовнику своему не единственному, и по совместительству начальнику части, не будем обозначать его звания. И он проверил сигнал, хотя очень не хотел на всякие "истерики" отвлекаться". Но когда собственными командирскими ушами различил в окружающем мире "помогите", тогда он принял меры…
Вернемся лучше к Саше, потому что у вояк шестеренки начали раскручивать маховик цвета хаки (в зимний период он белый) и не надо служивым людям мешать бить в уставные и не очень колокола. Когда его последний раз стукнуло, больно не было, больно не было уже целую вечность. И вот теперь - знать бы что это такое - лежал Саша распластанный, в каком-то космосе и казалось ему, что наверху звезды, хотя вроде бы день был, тогда - давным-давно - когда он еще чувствовал боль. Когда еще не было хруста в позвоночнике. Сашу передернуло - но не всего, он не мог понять где он и как лежит, и что там внизу… внизу почему ничего не было. Не было ног. Совсем. А ведь… а ведь раньше они были! Он кивнул, как будто говоря веское "да" - были. И вдруг за звездами он увидел небо, и свет, и мир там был, громадный и светлый. Вот тут Сашу и пронзило - прямо в сердце отдалось от левой руки, как будто иголку или спицу длинную он пальцами, как дротик дартса, направил аккурат в собственное сердце. И захрипел Саша в снег, потому что кричать не мог. Вывернута левая была, неестественно загнута, как будто игрушку обозлившийся на нее вдруг ребенок скрутил нечеловечески. "Хана", - подумал Саша. И еще подумал: "А что там с правой?" Вроде, ничо. Вроде, есть и не болит и в отличии от ног, которых нет, вроде, даже напрячь ее можно, только не поднять - много на правой навалено слишком. Вот так он и застыл в вечности: без ног, со сломанной левой рукой, с придавленной правой и с мордой почему-то на улице. Может, тролли так решили пошутить…
И только грустный ангел играл что-то на свирели. Но ноты с небес до участников событий не долетали (с северо-запада неслышно для Саши к нему ползли люди в белых масхалатах - но пока про это молчок). Замерзали ноты где-то между Парнасом и Бучей и падали в бездонную пропасть.
"Помогите!" - в безнадеги повторял Саша и не надеялся, что его услышат. Он представлял большого, лохматого, добродушного Сенбернара, который вразвалочку подойдет и лизнет, и подставит бочоночек с живительной влагой, и открутит краник… стоп, стоп, стоп! Какой лапой он краник будет откручивать-то?! Сенбернар он же не обезьяна. Краник должен открутить я, а как я его откручу, если левая долбает в сердце болью с мазохистской периодичностью, если правая не может взять вес? А ноги… о них лучше и не вспоминать, да и не ногами же бочонок с коньяком, грогом или чем они там его заправляют вскрывать?
Вместо добродушного и молчаливого четвероногого его окликнул двуногий. "Кто такой?" - раздалось. Надо же не собака, а говорит, наверное, с ногами, вот ведь у кого-то есть ноги и этот кто-то… бред какой-то, а может не бред и меня спасли?! И забилось в радости сердце и заколотилось о клетку ребер и уже не до ломоты в левой, не до правой, которой не пошевелить, не до ног… а если ли ноги? "Помогите!" - а что Саша еще мог прохрипеть, на русском, пусть и не международном языке.
Белое на белом. Незаметное. Вооруженное. Из одного "сугроба" другому сказали:
- Вон он, командир! - снайпер указал на еле видимое с такого расстояние лицо диверсанта. - Его лавиной накрыло по самое небалуй.
- Да, хорошо его припечатало, мало не покажется, - встрял в разговор третий "сугроб", который больше всех размышлял на тему: "по какому такому злобному замыслу принесло сюда этого диверсанта?"
- Руки покажи, покажи руки! - крикнул сержант.
- Помогите! - хрипела перекошенное и бледное лицо в лунке.
- Дурака включил.
- Ага, нас на мякине решил провести, - бойцы знали, каким коварным может быть враг.
- А ну-ка дай предупредительный…
И снайпер положил первую пулю рядом с лицом слева, а вторую - справа. Чтобы иллюзий у диверсанта не было, что он сможет отсюда свалить, так сказать не заплатив за проезд по Родине.
Что-то чмокнуло рядом с Сашей. Слева и справа. И только потом он совместил это и то. Грохот. Дважды грохот был. Они… вместо того, чтобы спасти, стреляли. Они стреляли по нему! И так гадко стало, так погано и муторно на душе. Не от того, что стреляли, от того, что не верили. И Саша заплакал, с детства как-то не приходилось, а тут горечь наружу по другому выйти не смогла. И капельки боли, боли не телесной, боли душевной, стали прозрачными жемчужинами стекать по перекошенному лицу и успокаиваться на белом снегу. Как будто устрица рассыпала жемчуг на морском дне, которое - по прихоти создателя - было абсолютно белым. И глотка не могла уже больше ничего кричать и только одна мысль резала почище бритвы - они видят, видят, что он ревет… и отвернулся Саша от голосов этих незнакомых ему гадов. Чтобы не показывать свою слабость, чтобы слез хоть не видели, раз уж решили его покалеченного и недобитого добить. И так он согнулся, так рванулся, чтобы позор с лица сорвать - пусть бы даже с кожей! - что перчатка, что ответственно согревало его правую кисть вылезла мухомором из под белого марева.
"…Ъ, это же турист!" - только и смог вымолвить сержант. А снайпер дернулся - хоть и был он профессионалом и мог белке в глаз попасть со ста метров - и еще одна пуля вспорола снег рядом с бывшим "диверсантом", а теперь уже вроде как ставшим гражданским бедолагой туристом, которому просто не повезло. И поползли белые призраки спасать покалеченного Сашу, и откопали, и оказали первую помощь, а Саша долго плевался и повторял: "Уйдите, гады, не трогайте, гады, оставьте меня в покое, гады!" Но наружу вырывалось только невнятное бормотание. Однако же поняли "гады" общий смысл, поняли.
И где-то там, за гранью отделяющую Бучу от "небучи" металась Лиля. Она превратилась в фурию, в валькирию в немезиду. Она рвала и метала, она подвигала на спасение всех и вся и мешала операции, ей же и запущенной. Она затарилась в вертолет к спасателям, хотя это было категорически "нельзя", и уж не до подвернутой лодыжки было, когда о лавине стало известно, сошедшей с Бучи. Лиля вместе с мужественными людьми откопала Регину и также как они растерялась, - вроде живая была Регина, а как трава бессловесная, только губами шевелит и ничего не говорит. И над ней Лиля плакала и над освобожденными от белого савана трупами друзей, и над дерганным Сашей, который матерился и скрежетал зубами. Только уровень мирового океана от этого не поднялся - вот даже льды в Антарктиде тают, а ему хоть бы хны.
<<<на Эссе
|