|
Чудовище озера Чудь
Мне эту историю рассказывал дед, а ему - его дед. Было это во времена императрицы Екатерины II, и времена на Руси тогда ошивались самые что ни на есть просвещенные, сама императрица, говорят, даже с Вольтером переписывалась. Однако лихие люди тоже по полям и весям бродили и цивилизацию слегка пообстругивали, чтобы не зазнавалась. Ну и злодейства чинили, а их за энто ловили и в остроги сажали. А дальше дорога одна - в Сибирь. Сюда же ссылали и графов и дворян калибром поменьше за заговоры и приговоры. Закон суров, но это закон. Или не закон, а интриги, но участь одна - Сибирь.
И вот месят грязь сибирского тракта арестанты, а рядом солдатики службу несут. При них самый главный по конвою офицер. Он по телесам и выправке был орел орлом, а вот по счастью в азартных играх скорее баран, посему карьера его в столице не задалась и вон уже удаляется от града, построенного Петром в Тмутаракань. Карьера, можно сказать, пошла коту под хвост. Но нет гусляра, чтобы мелодию жалостливую из струн извлек, да с честным народом ею поделился. Один звон кандальный стоит над трактом…
Во времена те далекие Россия делилась не на регионы и не на укрупненные округа, а на губернии, и на границе между Пермской и Тобольской губерниями в лесной прогалине стоял кирпичный столб. Место это и столб пограничный за весь 19 век миновало более полумиллиона арестантов, а может и весь мильон - кто же их сочтет родимых и не очень? Позади оставалась прежняя жизнь, впереди - Сибирь, как судьба. Для кого-то злодейка, для кого-то сестра родная - кто не первый раз на каторгу лапти вострил. Кто-то около столба плакал, кто-то на нем чертил последнее "Прощай". Кто-то брал с собой щепотку земли. Чтобы помнить…
367 арестантов пылят по дороге и звенят кандалами. Из Томска в Иркутск они направляются, путь дорожка длиною в полторы тысячи верст, протопают они его месяца за три, а при непогоде за все четыре. Один этап - 40-60 верст, территория мелкого европейского государства, на каждом этапе меняется охрана (штыков 40 не более). Так что на одного охранника, почитай с десяток арестантов.
С утра для колонны раздалось заведенное: "Партия, марш!" Но только это не про политическую партию и бодрый марш военного оркестра. То про команду для арестантов и они как муравьи зашевелились, вытянулись в колонну и потопали, пыль заклубилась от движения людской сороконожки. От пыли, может, живописцу радость - художественности в баталию добавляет, а для пешего путника - страдание, особливо если путник женщина или ребетенок малый. Вслед за пешими "колокольчиками", отдающими кандальный звон тракту и живности вокруг него, скрипели телеги с хворыми и слабыми, апосля них обоз с продовольствием и арьергард из солдатиков. За всем этим должен был следовать тарантас конвойного начальника, но капитан Ленский его в карты проиграл…
Если кто-то думает, что пешие прогулки укрепляют здоровье, то пусть этот кто-то оденет кандалы пятифунтовые, да в этих веригах пройдет верст пять, а потом еще пять и еще пять и еще… вот тогда этот кто-то и поймет, что не все прогулки одинаково полезны для здоровья. "Привал!" - как спасительный родник в степи пробежал крик от головы до хвоста колонны. На траве у тракта выставили свой нехитрый товар старухи и девушки. Арестантам предлагали за сходную цену нехитрое, но для живота самое что ни наесть то, самое что больше всего и алкалось: черный хлеб, крутые яйца, пироги с рыбой, а на запивку: квас и молоко (лучше не смешивать). Каждому арестанту полагалось довольствие в 10 копеек в сутки, вот на него провизию и покупали. А дальше употребляли харч по его прямому назначению, и часа на два - роздых, а потом снова в путь. В Сибирь…
Осетрина, как известно, не бывает второй свежести. А вот арестанты делились в те времена седые на классы. По первому классу путешествуют на каторгу с тюрьмой, по второму классу - на каторгу без тюрьмы. Ежу ужу и замужу понятно, что без тюрьмы оно лучше. Не беда, можно переклассифицироваться. Когда по тракту топает четыреста рыл, это не такая уж хитрая задача. Тогда анализа ДНК и даже цветных фотографий в фаз и профиль еще не придумали. Отозвался на переклички Иваном Степанычем - значит ты и есть Иван Степаныч, ну а то, что родился ты Иваном Кузьмичем или даже Денисычем - это дело десятое и в дело не подошьешь. Купить второй класс вместо первого стоило рублей пять, или пузырь белой. Это трезвеннику она без надобности, а вот если ты любишь белую, если жить без нее не можешь, если уж и пайку свою пропил и еще задолжал… а тебе на ушко шепоток: "Мил человек, сменяйся со мной именем, а я дам тебе за это шубу теплую, пять рублей денег, и штоф водки. В рудниках тебе не долго кайлом махать, пережди мальца, пока я не дойду до места поселения и когти отдудаво не сорву, а потом объяви начальству свое настоящее имя и скажи, что по ошибке здесь чалишься. Дело твое пересмотрят, бумаги сверят, господа начальнички убедится, что ты - это ты, а совсем не я, тебя отправят по этапу на выселки, а там тебя шуба будет согревать…" вот тогда за пузырь да за деньгу мелкую забулдыга и соглашаешься на рудники, вместо поселения. Артель арестантская договор блюдет строго: раз Денисыч стал Степанычем, так тому и быть. И так непросыхая до рудников топает уже…
На тракте и поблизости от этой дороги скорби арестанта от человека свободного (то бишь крестьянина крепостного) отличить легко. У арестанта полголовы выбрито, у крепостного - волосы везде растут или везде лысина. Но вот первый класс арестантский от второго по виду никак не отличишь. Поэтому то смена имен и практикуется. Один башковитый офицер предложил брить у тех, кто идет на выселки, левую половину головы, а у тех, кто на рудники, у закоренелых - правую (или наоборот). Всё гениальное просто - рецидивисты не смогли бы меняться с шалупонью. Но рацпредложение не прошло через начальственное сито. Почему? Наверное, потому, что не начальство об этом мозгами допетрило. Да, конечно, официально в конвое и карты и водка запрещены. Но мы же на Руси же, а не где-нибудь в Европах.
Дорожки не видно было конца, но вдруг из-за поворота показался путник, который маршрут колонны круто изменит, но обо всем по порядку. Не просто путник, а фигура весьма примечательно, то ли купец первой гильдии, у которого караван отбили сарацины, то ли авантюрист с большой дороги, а может всё это вместе - бородища такая широкая, что не одну, а целые три натуры укрыть может и те не замерзнут в зиму лютую.
Водку во времена те давние пили не из теперешних худосочных мерзавчиков, а из ведер. Посему пили душевно. Где-то на третий похмельный день или неделю вторую Афанасий - именно так звали фигуру с бородой - под крупно нарезанную репу и очередной в бесконечном ряду уже выпитых стаканчик белой изрек вместо тоста историю: мол, живет в озере Чудь чудовище, а даже можно сказать дракон, шкура у того дракона такая прочная, что ни стрела ни пуля ее пробить не может. А утроба дракона ненасытная, жрет он все: девственниц, просто баб, детей малых, свиней, коров, мужиков и любую другую скотину, включая под лапу попавшего медведя или тигра, были бы в Сибири слоны али мамонты и их бы жрал…
А капитан Ленский ему отвечал так: я вас (они уже перешил на ты, но тут служивый решил снова на вы перейти), Афанасий, конечно, уважаю, но зачем вы мне прямо в глаза городите всякую… (литературный язык всё народное, да под горячую руку сказанное вместить не в силах), …ахинею, а?
Осерчал Афанасий и стукнул кулаком по столу. Стол тот дубовый, грубо сколоченный, развалился и водку стало пить значительно тяжелее. А пить было нужно, ибо вопрос задал Афанасий не простой:
- А земляк мой, Николай Федорович, которого дракон съел, он тоже… ахинея?
Стушевался офицер, у него даже галун как-то побледнел. И долго они пили в полном молчании, только хруст репы и разряжал тишину. А через некоторое время…
Это сейчас глобальные сети мир опутали, сближают народ в чатах, боеголовки самонаводящиеся из точки "наши" в точку "ненаши" летят с космической скоростью, а в те времена до озера Чудь только с проводником, притом проводником трезвым, добраться и можно было (о джепээсе или глонасэ не слыхивали). Да и то плутать пришлось изрядно. По тракту шли прямо, да приходилось петлять и заворачивать, а тут петляли и заворачивали, но выходило вроде как прямо. Единство мать ее еди в противоположности! Но арестанты не жаловались, да и солдатики не роптали. Им без разницы куда идти. У одних судьба, у других приказ.
Роптать начали, когда стали канаву от озера Чудь копать. Да и то не шибко. Так сквозь зубы. И началось дело небывалое - осушение озера, рядом с которым ходить и то боялись. И вот вода обнажает камни и тину, солдатики держат пищали наперевес… а кроме тины да лягушек в месте том темном не видно… ни зги.
И только когда от озера осталась одна лужа, да ил, грязь первобытная вспучилась и на свет Божий показался дракон. Чешуя у него в лучах золотых не играла, да и глаза не шибко горели, пламя он опять же не изрыгал, а от того только страшнее становилось. Стрелки по гадине промахивались, да и когда попадали в чудище, казалось, что оно заколдованное - и свинец его не берет. Да и осенение крестным знаменем должного эффекта не приносило - нечисть исчезать с театра военных действий явно не собиралась.
Тут рассказ дедушки раздваивался, после четной бутылки водки он обычно рассказывал так: и тогда чудище озера Чудь пожрало всех арестантов и воинов и никого не осталось на болоте, чтобы сказ о том сложить. А после нечетной бутылки он рассказывал иное: офицер выстрелом из пистолета выбил дракону левый глаз, тогда воины приободрились - значит, чудище не заколдованное, а из мяса и костей, да и арестанты пошли на дракона с лопатами и мотыгами. Навалившись всем скопом и нечисть изничтожили, а апосля победы этой героической, но ни в одну летопись так и не вошедшей, шкуру изрядно подпорченную вилами да пулями с дракона содрали, и каждому по куску досталось. На память вроде как. О том, чтобы скелет сохранить - даже и речи не было. Тогда научные изыскания не особо в чести были. Только череп на сосну прибили, чтобы другим драконам сюда заползать неповадно было.
Понятное дело, никто деду моему (и его деду) не верил, и тогда он доставал рваный кусок кожи с чешуей, что твой пятиалтынный, и на стол так шмяк. И это был аргумент! Ведь никто, даже из тех, кто в воскресную школу ходил, не мог определить от какого гада этот кусок. И скептики, а также критики и Фомы неверующие свои ротики обычно затыкали. Да это и правильно. Когда ни аргументов, ни фактов нет, надо хоть запасы золота своим молчанием множить. Я тот кусок пытался приспособить в качестве коврика для мышки, но в игры играть получалось плохо, так что обратно в кладовку снес, пусть полежит покамест, а там, глядишь, внукам эту же историю расскажу, или сами в блогах прочтут…
(автор кое-что позаимствовал из книги Джорджа Кеннана "Сибирь и ссылка", в чем чистосердечно и признается…)
<<<на Эссе
|
