|
Пляж
Скучно…
вожу трави-
нкой по
загорело-
й ноге…
Поехали с пацанами на пляж. Банальный знойный вариант. Правда, поначалу я подумал, что рванем куда-нибудь в экзотические края: Бали, Гоа, Шиншиллы или Гавайки. Короче, в далекое забугорье. Мол, знай, писака, наших. Оторвешься, кореш, не по провинциальному кисло, а по столичному, по первопрестольному.
Сладко
мороже-
нное
тает
на
губах.
А выдвинулись на внедорожниках до деревни то ли Тимошкино, то ли Красные зори… От Москвы далече будет, чем на Гавайки аэробусом. Спидометры на усы не одну порцию макаронных верст намотали, причем макаронин суровых: асфальт до сих поселений не довели бодрые служители прогресса в оранжевых робах. В результате подобного бездействия сюда не каждый джип доедет: паркетники цепляют днищем и подвеской колдоебины и замирают унылыми железными кучами обломков - горе хилым колоннам завоевателей! Но мы ехали на реальных тачках и поэтому добрались до Лукоморья - слава бодрым джигитам!
Пузырьки
колы
щекочут
шею, но
высыхают
раньше брете-
лек купальника.
Поскольку я гость приглашенный, бип-персона, мой социальный статус зашкаливает за знак бесконечности (горизонтальная 8) …именно меня послали узнать насколько водичка соответствует метафоре "парное молоко".
Нарви мне
камы-
шей,
и он поплыл
за ними.
Шлепаю по зеленой траве, иду на взлет, и после неудачной бочки приземляюсь на песок. На бок, на киль, на балласт, на плавки. Из стратоферы близорукими глазами засек светлые локоны, что эклектично топырились во все румбы компаса. Плечики цвета кофе без молока почти задушили позвонков пунктирную цепочку. Она обхватила колени и смотрела куда-то на воду. Или это всё мираж?
Жаркий
интим
обошел
слева.
- А я шел мимо, но сейчас вижу… зря я это делал. Позвольте представится, Сергей, - киваю несуществующим чубом, аки гусар (хотя форму никогда не носил), шевелю губами дальше по строю словес: - писатель-прозаяк из Казани. Откомандирован нашей диаспорой сюда на отдых. Солнце, мол, тут плюс сугубо положительные эмоции…
Беру ее руку в свою и прикладываю к недостаточно тщательно выбритой щеке откомандированного писаки.
Колючий,
нежный,
хочу!
Мои губы в сеть полуобъятий завлекли ее мизинчик.
- Вы…
- Обязательно так официально?
- Прошу прощение, с детства пытался вытравить вежливость псевдоинтеллигенскую с помощью рабоче-крестьянского напитка водки… усилия увенчались полным и безоговорочным успехом: бросил водку.
Я еще больше своими глазами приблизился к ее тайному и перешел на ты вербально:
- Ты уже, наверное, поняла, что я влюбляюсь с первого взгляда и никогда не говорю о любви…
Пухлые губы,
тонкие
сильные
пальцы…
Но вернулись
камыши.
Я не успел сказать, что вот такой вот я и не могу иначе, как перспективы благостного исхода загородило чье-то тело.
- Что здесь происходит?! - начали сгущаться тучи.
Парень из разряда: "я уже всё решил". Но и я уже решил всё. Прости меня, Господи, я снова клеймлю незнакомцев.
- В основном здесь происходит жизнь, но и чуточку смерти. Ведь какая же это жизнь без смерти?
- Не понял…
Сейчас он
его
ударит!
- Всем стоять! Руки за голову, лицом к воде!
Бандиты
окружают…
- Марат! Я сам разберусь. Не надо сейчас ничего говорить. И чего вы к самой воде на тачке приехали? Всю рыбу же распугаете!
Марат чего-то понял, больше домыслил и, играя ста килограммами литых мышц, развернулся и дал оборотку. Адмирал японского флота внедорожников, качая мостами, двинул за ним - ланд круизер удалился с внушительностью крейсера.
Большие
серо-зеленые
глаза
смотрят
и
грустят.
А камыши
увлекают
в
предсказуемость.
Я закрылся на переднее сидение и стал тыкать пальцами в кондиционер (мне было холодно и хреново), но это оказался сиди-чендчер. И отовсюду раздалось: "Владимирский централ, ветер северный…" И стало еще тошнотворнее. Марат как-то протиснулся между рулем и сиденьем:
- Запал на эту биксу?
- Марат, мне плохо. Я, наверное, сейчас умру.
Съеживаюсь на в натуре черной коже и выдыхаю помаленьку свое существование…
- Ей, ты чего?! Да только скажи и я ее приведу, а того кекса урою!
- …только никому не делай больно… - откуда-то издалека ответил уменьшившийся Сереженька.
Ну почему
они
не подрались?
Неужели
всё
ложь?
- Здравствуйте, это снова я, - Марат догнал сладкую парочку с камышами, ему было очень тяжело никого не избить, а оставшихся в вертикальном положении, не нагнуть и не изнасиловать.
Всё плохо
или
наоборот?
- Ты стоишь спокойно, потому что мне запретили делать резкие движения, а значит в отмах мы не встанем. А ты, девица-красавица, должна знать, что из-за тебя там писатель умирает наш любимый. Пушкина грохнули, Лермонтова грохнули и Семёркина, конечно, тоже могут грохнуть. Но что тогда наши дети, цветы мать их жизни, будут в школе изучать?
- Кто?
- Се-мё-ркин! - по слогам произнес Марат. - Это его фамилия. Не, конечно, может он и Шестеркин, а Семёркин - это псевдоним, чтобы психику не травмировать… но это сейчас дело десятое. Барышня, от там сейчас реально загнется. Вы бы подошли, сказали пару ласковых, как умеете. Мол, рада бы оставить счастье, но выхожу замуж вот за этого молодого чемодана (чемодан напрягся и кожа на нем натянулась). Ну и как там в модных журналах пишут, аста-ла-виста бейби. И всё такое. Ему всего-то пару слов и надо, да взгляд ласковый, он погрустит-погрустит, погрустит-погрустит, а потом из них великий роман сварганит. А ты не бойся, ничего с твоей биксой не случится плохого.
- Чо ты сказал?! - полез в бутылку молодой чемодан (кстати, почему в бутылках часто можно лицезреть парусники и очень редко чемоданы?)
- Спокойно, спокойно! Никто здесь никого обидеть не хотел. По крайней мере, я себя стараюсь держать в руках. Вот в этих.
Марат чуть напрягся и стало ясно, что его руки мощнее ног кекса. Да и шрамов на теле больше.
Открылась дверь
и
я стала
спасать
Семёркина.
Искусственного
дыхания не понадобилось.
Он вспыхнул сразу как меня увидел.
- …Аня, ты здесь! Но как это возможно? А Марат, он ничего не сделал тебе или этому твоему…
- Нет, нет! - она наклонилась и стало значительно лучше.
- Слушай, тут холодно… без тебя так было… а там, кажется, пляж… Пойдем на пляж?
- Но как…
- Пешком. Нет! Я понесу тебя на руках.
Мы
кажется
упали
и
целовались
уже
не понарошку.
- Я хотела спросить, как ты узнал мое имя?
- Оно было в твоих глазах. Мне было плохо без него и оно тут же как солнечный зайчик мелькнуло. Это ничего, что я его подглядел?
Я не удерживалась
и лизнула
его в нос
уж больно
он большой
и смешной
и вкусненький
так бы и съела.
И съела!
- Я ненадежный, Аня, ты должна это знать. Я очень ненадежный. Ты видела, я не буду драться… даже чтобы удержать тебя. Чтобы защитить да, чтобы удержать - нет.
- Вот так бы и мучался, пока не умер?
- Да. Но как возможно иначе? Как построить счастье на насилии? Или добро на крови? Но это всё глупые слова. Слова - это пустое. Но в то же время самое прочное. Мы все родились из одного слова. Аня, я говорю глупости.
Молчали
мы
поцелуями.
Я любил и значит я жил. И еще я нашел диск Высоцкого, а Аня нашла как отключить кондиционер и даже в крейсере - оказывается! - могло быть: любо братцы любо, любо, братцы, жить. И еще я нашел ленточку или ошейничек, в общем это изящное обрамляет ее шею! А она проворковала, что, мол, жарко - потому и сняла. А я навязался одеть… и если с ума я давно уже спрыгнул, то тут уже и из бездн безумия провалился куда-то еще ниже… а делов-то: всего лишь ленточку на шею повязать, одевать девчонку - это же не раздевать… как пошло обобщать интимные моменты бытия!
А пацаны где-то на периферии купались, и, кажется, все-таки подрались с местными. То ли из-за баб, то ли из-за футбола.
Он посвятил
мне книгу,
но не предложил
стать его женой.
Я не обиделась,
что не стала
Семёркиной…
но
все равно
какая сволочь!
Спустя год (плюс-минус некая малость) я проснулся и в груди чего-то не ощущалось. Точнее, нет, я сначала понял, что чего-то не хватает и только потом сократил круг поисков до локальной области "грудь". И… даже не пожалел о пустоте. Хорошо. Да, хорошо, что Аня уже снова с тем, и у них, вроде бы, скоро будет маленький…
А пляж, это просто пляж. Место, где мы были счастливы и где уже никогда не будем.
<<<на Дневник
|
